Он объявил:
   - Мир, герцогиня, лежит у ваших ног, а вы остаетесь так холодны,  как
будто вы из серебра. Я и не удивляюсь,  что  вы  не  испытываете  ничего
необыкновенного при виде маленького критика, теряющего из-за вас голову.
А между тем мне казалось, что эта голова сидит крепко.
   - Я считаю ее даже неподвижной, - заметила она.
   - Вы... не верите мне? - тихо спросил он,  вертя  трость  то  в  одну
сторону, то в другую.
   Шлифованный хрусталь привлек ее взгляд. В это мгновение  он  повернул
его, так что преломление света не мешало ей видеть его внутренность. Она
увидела черно-голубое поле с запертыми воротами; перед ними лежал  белый
гриф.
   "Какая дерзость, - подумала она, - он разгуливает с моим гербом".
   Она пожала плечами и отвела глаза. Он прошептал едва слышно:
   - Ведь в сущности, я энтузиаст! Не верьте ничему, герцогиня, что  вам
сказали обо мне! Я наивен и легко воодушевляюсь, и, если бы я  не  знал,
что тогда все было бы кончено, - в это мгновение я лежал бы у ваших ног!
   Она сделала гримасу.
   - В благодарность за вашу высокомерную улыбку, - прибавил  он.  -  Вы
считаете меня хитрецом, вас убедили в этом. На я только притворяюсь  им,
чтобы обезоружить насмешку и внушить страх. Вам я сознаюсь  в  этом.  Вы
видите: я не могу скрыть от вас ничего о себе. Вы верите мне?
   - Уберите, наконец, трость с моих глаз. Вы совершили бестактность.
   Он накрыл хрусталь рукой и раздражил ее этим еще больше. Он как будто
завладел ее образом и ее судьбой, которую скрывали эти прозрачные стены.
   - Вы верите моим словам?
   - Я не даю себе труда сомневаться в них.
   Он неловко, но решительно придвинул кресло и сел.
   - Знаете, герцогиня, почему нас здесь оставляют одних?
   Его манера выражаться ставила ее в тупик. Она подняла глаза: гостиная
была пуста. В соседней комнате в свирепой позе стоял на своем пьедестале
залитый белым светом колоссальный Геркулес, швыряющий в море Ликаса.  За
ним был виден двор с великолепной галереей. Там у входа толпились  сотни
ожидающих.
   Глаза герцогини помимо ее воли смотрели вопросительно. Делла  Пергола
ответил, морща лоб:
   - Проперция Понти.
   - Проперция, - повторила герцогиня, - та, которая создала это, -  вот
это?
   Она чувствовала трепет.
   Делла Пергола кивнул по направлению к Геркулесу.
   - Она самая. Она же бросила на него и снопы света.  Каждый  канделябр
стоит там, где она его поставила. Что за кулаки у этой женщины! Три  дня
тому назад она вернулась из Петербурга. Какой триумф! А вот и она!
   Вошла мощная женщина. - Она так огромна, - сказала себе герцогиня,  -
что голова с  копной  черных  волос  над  низким  лбом  кажется  слишком
маленькой. Не крошечная ли голова и у ее Геркулеса?
   Молодой человек, белокурый, изящный и худощавый, снял  накидку  с  ее
тяжелых плеч. Она взяла его руку, сверкая пурпурным атласом.
   - Кто это?
   - Господин де Мортейль, парижанин, как видите.  Она  привезла  его  с
собой.
   - И?..
   - Конечно. И в довершение комизма он не хочет ее знать. Самое большее
- она возбуждает его тщеславие.
   - Бедная Проперция!
   Герцогиня была потрясена. Как могло величие так забываться! Проперция
была живой, движущейся мраморной глыбой.  Ее  сильные  руки  боролись  с
другими глыбами. Мысли в  этой  голове  должны  были  быть  написаны  на
мраморных столах могучими буквами. А прилизанный карлик царапал на  них,
скептически улыбаясь, свое имя.
   Она почувствовала досаду на Проперцию  и  горячее  презрение,  как  к
родственнице, запятнавшей  фамильную  честь.  Великая  художница  прошла
мимо, окруженная почтительной  толпой.  Герцогиня  продолжала  сидеть  и
смотрела в сторону.
   Сильное  неудовольствие,   вызванное   жалким   чувством   Проперции,
пробудило в ней желание быть бессердечной. Она сказала:
   - Проперция бесформенна,  как  ее  колоссы,  и  чьи  руки  достаточно
сильны, чтобы ее обтесать? Уж, конечно, не у ее парижанина.
   - Она мягче, чем думают, - ответил Делла Пергола. - Такая толстуха!
   Его грубая шутка оттолкнула ее. Но она засмеялась.
   - Наконец, вы проявили себя. Значит, вид Проперции не вызывает в  вас
ничего поэтического?
   - Я больше не осмеливаюсь... Вы напугали меня, герцогиня. Это была бы
не первая бестактность, к которой вы меня соблазняете.
   И лучи хрусталя пробились сквозь его пальцы.
   - Как это вам вздумалось?
   - Вы спрашиваете? Желание быть замеченным вами заставило  меня  выйти
из своей роли. Я впал в естественность.
   - По природе вы...
   - Человек безобидный и увлекающийся. Вы все еще не верите этому?
   Она раз навсегда видела в нем только  те  черты,  которые  нарисовала
Бла.
   - Нет.
   - Но вы думаете, что Проперция  сильнее  маленького  парижанина?  Она
покорит его, под ее тяжестью он забудет свои насмешки, не правда ли? Ну,
так вот,  герцогиня,  я  ношу  в  своем  мозгу  маленького,  остроумного
парижанина, трезвого, порочного и утонченного. Он очень боится попасть в
смешное положение и никогда не показывает своих слабых  сторон.  Но  вот
является  Проперция,  хватает  его  и  прижимает  его  головку  к  своим
волнующимся каменным плечам, так что у  него  пропадает  все  остроумие.
Проперция -  сила,  невинность  действий,  великое  чувство.  Проперция,
герцогиня, это вы. Когда я узнал вас, мой маленький парижанин погиб.
   - Я вижу это.
   - О, вы не видите еще ничего. Сначала слушайте. Я буду  работать  для
вас.  Далмация  сделается  в  моей  стране  национальным  делом,  а  вы,
герцогиня, станете популярны. Я могуществен, и если  бы  даже  этого  не
было, я стал бы могущественным, потому что  вам,  герцогиня,  нужно  мое
могущество. Но за это я требую вашей любви.
   - Что?