Нет! Не останься равнодушным' Камень сбрось,
Teбя гнетущий, и камнями всех зверей
Разноплеменных прогони и на скале
20 Нам основание незыблемое дай.
Когда ж не хочешь из могилы ты восстать,
Подай хоть голос племенам из-под земли,
Быть может, он один их в бегство обратит
Когда ж и это невозможно, то прими
25 Нас всех в свой гроб - ведь, кроме собственной жены,
Всех победил ты6, и у мертвого тебя
Довольно сил, чтоб толпы христиан спасти.

Ceorgius Cedrenus, t. II, Bonnae, 1839, p. 378

32. Посольство императора Михаила VI
в лагере узурпатора Исаака Комнина (1057 г.)
Кн. VI, § 22. Пока мы договаривались, день уже занялся, и солнце, появившись над горизонтом, поднималось сияющим диском Оно еще не прошло значительной части своего пути, когда явились первые [лица] совета, чтобы пригласить нас и, сопровождая, отвести к правителю. И вот мы оказались перед большой палаткой, которая была бы вполне достаточной и для [императорского?] лагеря, и для иноземных войск. Ее окружало множество [людей], но это не были праздные и беспорядочные [толпы]: нет, одни были перепоясаны мечами, другие держали на плечах тяжелые стальные секиры, третьи сжимали в руках копья; они расположились в порядке, [образуя] кольца, отделенные друг ог друга небольшим промежутком. Не было слышно ни звука, в страхе все замерли и напряженно смотрели на [человека], стоявшего у входа в палатку: это был начальник телохранителей, человек не только благородный, но вместе с тем быстрый и решительный, умевший и говорить, и промолчать, и обдумать, - дука7 Иоанн [Ком-нин], унаследовавший от длинного ряда предков и благородство, и твердость.
§ 23. Когда мы приблизились к входу, он приказал нам остановиться и вошел внутрь императорской палатки; через некоторое время он возвратился и, не сказав нам ни слова, внезапно распахнул двери, чтобы поразить [нас] внезапностью [открывшегося] зрелища Действительно, все было царственным и устрашающим: сперва мы едва не оглохли от кликов толпы, ибо не все воскликнули одновременно, но сперва первый отряд совершил славословие, затем был дан сигнал следующему, потом - третьему, и эти несогласованные [клики] были новостью; когда же прокричал последний ряд, они вновь и все вместе [издали приветственный крик], едва не оглушив нас.
§ 24. Когда они перестали [кричать], мы получили возможность заглянуть внутрь палатки; мы ведь вошли не сразу после того, как распахнулись двери, но стояли поодаль, ожидая знака, [приглашающего] войти. А в палатке [мы могли видеть] императора [Исаака Комнина], сидящего на двуглавом троне, высоком и украшенном золотом; ноги его покоились на подставке, а сам он был облачен в сверкающие одежды. [Император] откинул голову назад, выпятил грудь, его щеки покраснели от напряжения, глаза застыли от внутренней сосредоточенности, выдавая раздумье, наполнявшее его сердце; затем он вознес их горе, словно вырвавшись из пучины на морскую гладь. Многие стояли вокруг него: внутреннее кольцо - самое малочисленное - образовали самые близкие [лица]; это были мужи из знатных родов, отличавшиеся героическим величием. Они образовали первый класс и служили образцом для остальных. Вокруг них расположился другой хор: их помощники, бойцы первого ряда, кое-кто из [воинов] следующих отрядов, командиры полуотрядов, которые сражались на левом фланге8. Их окружали легковооруженные, за ними - союзные отряды, созданные из [различных] племен, в том числе из итальянцев и тавроскифов9, страшных своим видом и обликом.

Michel Psellos, Chronogiaphie, Texte ctabli et
traduit par E. Renauld, Pans, 1928, t. II. p. 95-97.
33. Битва при Манцикерте (19 августа 1071 г.)
Приход послов [турок] еще не был ни отменен, ни отсрочен, а некоторые из приближенных императора [Романа IV Диогена] убеждали его отвергнуть мир, как лживый по существу и скорее бесполезный, чем сулящий выгоды. Ведь султан, говорили они, боится [нас], ибо не имеет значительных сил и, ожидая [войска], идущие следом за ним, выигрывает время, чтобы соединиться с остальными силами. Эти речи толкали императора на войну. Таким образом, турки хлопотали у себя о деле мира, император же, издав боевой клич, неожиданно одолел в [первой] схватке. Молва об этом, достигнув врагов, поразила их. Пока же они, также вооружившись, отогнали беспомощную толпу [своих] в тыл, а сами тотчас сделали вид, что построились в военный порядок Но большинство их [тут же] обратилось в бегство, увидев выстроившиеся в порядке и военном великолепии фаланги ро-меев. Турки отступили назад, а император устремился следом за ними со всем войском [и преследовал их], пока не наступил поздний вечер. Однако, не встречая у врагов сопротивления и зная, что лагерь лишен конных воинов и пешей стражи, ибо у императора не было с собою достаточного войска, чтобы и здесь оставить защиту, [к тому же] большинство [воинов], как выше упоминалось, было утомлено еще раньше, император решил не продолжать более преследования, чтобы турки, устроив засаду, не напали на беззащитный лагерь Вместе с тем он учитывал, что если он продолжит свой путь, то ночь застигнет его при возвращении и тогда турки, будучи хорошими стрелками из лука, изменят [направление] своего бега на противоположное. Поэтому, повернув императорское знамя, он возвестил, что пора вспомнить о возвращении, Стратиоты же, оказавшиеся далеко от [своих] фаланг, видя поворот императорского знамени, решили, что император потерпел поражение. Многие, впрочем, уверяют, что некто из злоумышлящих против императора, двоюродный брат Михаила, пасынка императора, давно затаив на него злой умысел, сам сеял среди стратиотов подобные слухи и тотчас, захватив своих [воинов] (а ведь ему по доброте императора была вверена немалая часть войска), вернулся, как беглец, в лагерь. Подражая ему, и соседние с ним лохи (отряды) один за другим без боя обратились в бегство, а за ними - и другие. Тогда император, видя бессмысленное и беспричинное бегство, остановился вместе с окружавшими его людьми, призывая, как обычно, своих [воинов] прекратить бегство. Но никто не повиновался.
Те же из неприятелей, которые стояли на холмах, видя нежданную беду ромеев, сообщили султану о случившемся и убеждали его повернуть [на ромеев]. И вот, после возвращения султана, тотчас и неожиданно для императора битва разразилась. Приказав окружавшим его не поддаваться и не впадать в малодушие, император долго и мужественно защищался. Среди же прочих [воинов] вне укреплений [лагеря], захлестнутых [волною] паники, стоял разноголосый вопль, господствовало беспорядочное бегство, и никто там не сказал нужного слова. А если и говорили, то одни о том, что император храбро сопротивляется с оставшимися у него [воинами] и что варвары [уже] обращены в бегство, другие же возвещали о его гибели или пленении, третьи же болтали совсем другое и приписывали победу то той, то другой стороне, пока не начали многие из бывших с императором [в походе] каппадо-кийцев дезертировать оттуда [целыми] отрядами.
О том же, как я сам, став на пути б.егущим, многих задержал, стремясь отвратить поражение, пусть расскажут другие.
После этого многие из императорских конюхов, возвращавшиеся с конями10, на вопрос о том, что случилось, отвечали, что не видели императора И какое было смятение, и плач, и горе, и ужас неудержимый, и пыль до небес, и, наконец, турки, нахлынувшие на нас отовсюду! Поэтому каждый, сколь у него нашлось рвения или стремительности или сил, вверил бегству собственное спасение. Неприятели же, преследуя бегущих по пятам, одних убили, других взяли живыми, а третьих растоптали [лошадьми]. И случилось ужасное, всякие слезы и жалобы превышающее, ибо что может быть печальнее, чем лагерь императора бегством и поражением от варваров бесчеловечных и грубых низринутый, чем император, лишенный помощи и варварским оружием окруженный, чем палатки императора, командиров и стратиотов, ставшие добычей этих мужей, [что может быть горше], чем узреть все у ромеев опустошенным, а царство увидеть в мгновенье ока рухнувшим?!
Так обстояло дело с остальным войском. Но окружавшие императора враги отнюдь не легко и не сразу его одолели. Обладая стратиотским и военным опытом, знакомый со многими опасностями, он оказал сильное сопротивление нападающим, убив многих [из них] Наконец, он был ранен мечом в руку, а затем конь его был повержен стрелой, и ему пришлось сражаться пешим. И вот к вечеру, вконец утомленный, о, горе, он смирился и стал пленником [турок].

Michaelis Attaliotae11 Historia, Bonnae. 1853, p. 160-163.
Классики марксизма-ленинизма о процессе феодализации в Европе
...В каждую историческую эпоху преобладающий способ экономического производства и обмена и необходимо обусловливаемое им строение общества образуют основание, на котором зиждется политическая история этой эпохи и история ее интеллектуального развития, основание, исходя из которого она только и может быть объяснена; что в соответствии с этим вся история человечества (со времени разложения первобытного родового общества с его общинным землевладением) была историей борьбы классов, борьбы между эксплуатирующими и эксплуатируемыми, господствующими и угнетенными классами...
Ф. Энгельс, Предисловие к английскому
изданию "Манифеста Коммунистической партии"
888 года, К. Маркс и Ф Энгельс, соч., т 21, 2 изд , стр 367
История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов.
Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов.
В предшествующие исторические эпохи мы находим почти повсюду полное расчленение общества на различные сословия,- целую лестницу различных общественных положений. В Древнем Риме мы встречаем патрициев, всадников, плебеев, рабов; в средние века-феодальных господ, вассалов, цеховых мастеров, подмастерьев, крепостных, и к тому же почти в каждом из этих классов - еще особые градации.
К Маркс и Ф Энгельс, Манифест
Коммунистической партии, Соч.,
т. 4, 2 изд, стр. 424-425.
...Рабство -первая форма эксплуатации, присущая античному миру; за ним следуют: крепостничество в средние века, наемный труд в новое время. Таковы три великие формы порабощения, характерные для трех великих эпох цивилизации; открытое, а с недавних пор замаскированное рабство всегда ее сопровождает.

Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной
собственности и государства, К. Маркс,
Ф. Энгельс, Соч., т 21, 2 изд., стр. 175.
...Во всех формах, при которых непосредственный рабочий остается "владельцем" средств производства и условий труда, необходимых для производства средств его собственного существования, отношение собственности должно в то же время выступать как непосредственное отношение господства и порабощения, следовательно, непосредственный производитель-как несвободный; несвобода, которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства. Согласно предположению, непосредственный производитель владеет здесь своими собственными средствами производства, вещественными условиями труда, необходимыми для осуществления его труда и для производства средств его существования; он самостоятельно ведет свое земледелие, как и связанную с ним сельско-домашнюю промышленность.
К. Маркс, Капитал, т. Ill, M., 1955, стр. 803.
При собственно натуральном хозяйстве, когда земледельческий продукт совсем не вступает в процесс обращения или вступает в него лишь очень незначительная часть этого продукта и лишь сравнительно незначительная доля даже той части продукта, которая представляет доход земельного собственника,- как, напр., во многих древнеримских латифундиях, равно как в виллах Карла Великого, а также... в большей или меньшей мере на всем протяжении средних веков,- продукт и прибавочный продукт крупных имений состоит отнюдь не только из продуктов земледельческого труда. Он охватывает также и продукты промышленного труда. Домашний ремесленный и мануфактурный труд как подсобное производство при земледелии, образующем базис, является условием того способа производства, на котором покоится это натуральное хозяйство как в древней и средневековой Европе, так - еще до настоящего времени-и в индийской общине, где ее традиционная организация еще не разрушена.
К. Маркс, Капитал, т. Ill, M., 1Э55, стр. 799.
... Могущество феодальных господ, как и всяких вообще суверенов, определялось не размерами их ренты, а числом их подданных, а это последнее зависит от числа крестьян, ведущих самостоятельное хозяйство.
К Маркс, Капитал, т. I, К.. Маркс и Ф. Энгельс
Соч., т. 23, 2 изд., стр. 729.
...Германские народы, ставшие господами римских провинций, должны были организовать управление этой завоеванной ими территорией. Однако невозможно было ни принять массы римлян в родовые объединения, ни господствовать над ними посредством последних. Во главе римских местных органов управления, вначале большей частью продолжавших существовать, надо было поставить вместо римского государства какой-то заменитель, а этим заменителем могло быть лишь другое государство. Органы родового строя должны были поэтому превратиться в органы государства, и притом, под давлением обстоятельств, весьма быстро. Но ближайшим представителем народа-завоевателя был военачальник. Защита завоеванной области от внутренней и внешней опасности требовала усиления его власти. Наступил момент для превращения власти военачальника в королевскую власть, и это превращение совершилось.
Остановимся на Франкском королевстве. Здесь победоносному народу салических франков достались в полное обладание не только обширные римские государственные имения, но также и все огромные земельные участки, оказавшиеся при разделе не включенными в общинные владения крупных и мелких округов [Gau] и общин-марок - в частности все более крупные лесные массивы. Первым делом франкского короля, превратившегося из простого верховного военачальника в настоящего монарха, было превратить это народное достояние в королевское имущество, украсть его у народа и раздать его в виде подарков или пожалований своей дружине. Эта дружина, первоначально состоявшая из его личной военной свиты и остальных подчиненных ему военачальников, скоро увеличилась не только за счет римлян, то есть романизированных галлов, которые вскоре стали для него необходимы благодаря своему умению писать, своему образованию, своему знанию романского разговорного и латинского литературного языка, а также и местного права; она увеличилась также за счет рабов, крепостных и вольноотпущенников, которые составляли его придворный штат и из среды которых он выбирал своих любимцев. Все они получали участки принадлежащей народу земли, в первое время большей частью как подарки, позднее как пожалования в форме бенефициев, причем первоначально, как правило, до конца жизни короля. Так за счет народа создавалась основа новой знати.
Мало того. Ввиду обширных размеров государства нельзя было управлять, пользуясь средствами старого родового строя; совет старейшин, если он уже давно не исчез, не мог бы собираться и был вскоре заменен постоянными приближенными короля; старое народное собрание продолжало для вида существовать, но также все более и более становилось собранием лишь подчиненных королю военачальников и новой нарождающейся знати. Свободные, владевшие землей крестьяне, которые составляли массу франкского народа, были истощены и разорены вечными междоусобными и завоевательными войнами, последними особенно при Карле Великом, точно так же как раньше римские крестьяне в последние времена республики. Эти крестьяне, из которых первоначально состояло все войско, а после завоевания территории Франции - его основное ядро, так обеднели к началу IX века, что едва только один из пяти крестьян в состоянии был выступить в поход. Место созываемого непосредственно королем ополчения свободных крестьян заняло войско, составленное из служилых людей новой народившейся знати, включая и зависимых крестьян, потомков тех, кто прежде не знал другого господина, кроме короля, а еще раньше вообще не знал никаких господ, и короля в том числе. При преемниках Карла разорение франкского крестьянского сословия было довершено внутренними войнами, слабостью королевской власти и соответственными посягательствами магнатов - к ним прибавились еще назначенные Карлом графы округов [Gaugrafen], стремившиеся сделать свои должности наследственными, - наконец, набегами норманнов. Через пятьдесят лет после смерти Карла Великого империя франков столь же беспомощно лежала у ног норманнов, как за четыре столетия до того Римская империя лежала у ног франков.
И почти такой же она оказалась не только по своему бессилию перед внешними врагами, но и по своему внутреннему общественному порядку или, скорее, беспорядку. Свободные франкские крестьяне очутились в таком же положении, как и их предшественники, римские колоны. Разоренные войнами и грабежами, они должны были прибегать к покровительству новой народившейся знати или церкви, так как королевская власть была слишком слаба, чтобы защитить их; но это покровительство им приходилось приобретать дорогой ценой. Как прежде галльские крестьяне, они должны были передавать покровителю право собственности на свой земельный участок, получая последний от него обратно в виде зависимого держания на различных и меняющихся условиях, но всегда только взамен выполнения повинностей и уплаты оброка; раз попав в такого рода зависимость, они мало-помалу теряли и свою личную свободу; через несколько поколений они были уже в большинстве своем крепостными, Как быстро исчезало свободное крестьянское сословие, показывает составленная Ирминоном опись земельных владений аббатства Сен-Жермен-де-Пре, находившегося тогда близ Парижа, а теперь - в самом Париже. В обширных владениях этого аббатства, разбросанных по окрестностям, находились тогда, еще при жизни Карла Великого, 2788 хозяйств, заселенных почти исключительно франками с германскими именами. В это число входило 2080 колонов, 35 литов, 220 рабов и только 8 свободных поселенцев! Объявленный Сальвианом безбожным обычай, согласно которому покровитель заставлял крестьянина передавать свой земельный участок ему в собственность, а затем отдавал этот участок крестьянину лишь в пожизненное пользование, теперь повсюду практиковался церковью в отношении крестьян. Барщинные повинности, которые теперь стали все более и более входить в обыкновение, имели своим прообразом как римские ангарии, принудительные работы в пользу государства, так и повинности, выполнявшиеся членами германской общины-марки по сооружению мостов, дорог и для других общих целей. Таким образом, масса населения, спустя четыреста лет, вернулась как будто бы целиком к своему исходному положению.
Ф Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и
государства,К. Маск и Ф. Энгельс, Соч , т. 21, 2 изд , стр 150-153
Основы маркового строя начали подрываться уже вскоре после переселения народов. В качестве представителей народа франкские короли завладели огромными земельными пространствами, принадлежавшими всему народу, в особенности лесами, чтобы затем расточать их в виде подарков своей придворной челяди, своим военачальникам, епископам и аббатам. Таким путем они заложили основу позднейшего крупного землевладения дворянства и церкви. Последняя уже задолго до Карла Великого владела доброй третью всех земель во Франции; несомненно, что такое соотношение в течение средних веков имело место почти во всей католической Западной Европе.
Продолжавшиеся без конца внутренние и внешние войны, неизменным последствием которых были конфискации земель, разорили огромное число крестьян, так что уже во времена Меровингов имелось весьма большое количество свободных людей, лишенных земли. Беспрерывные войны Карла Великого сломили главную силу свободного крестьянства. Первоначально каждый свободный владелец земли был обязан службой и должен был на свои средства не только вооружиться, но также и прокормить себя на военной службе в течение шести месяцев. Нет ничего удивительного в том, что уже во времена Карла на военную службу мог действительно быть взят едва лишь каждый пятый мужчина. Во время хаотического правления его преемников свобода крестьян еще быстрее сводилась на нет. С одной стороны, бедствия от набегов норманнов, вечные войны королей и междоусобицы знати вынуждали свободных крестьян, одного за другим, искать себе покровителя. С другой стороны, алчность той же знати и церкви ускоряла этот процесс; хитростью, обещаниями, угрозами, силой они подчиняли своей власти еще больше крестьян и крестьянских земель. Как в том, так и в другом случае крестьянская земля превращалась в господскую и, самое большее, вновь передавалась крестьянам в пользование за оброк и барщину. Крестьянин же из свободного землевладельца превращался в зависимого, обязанного платить оброк и отбывать барщину, или даже в крепостного. В Западнофранкском королевстве, и вообще к западу ог Рейна, это было правилом. К востоку от Рейна, напротив, сохранилось еще сравнительно большое число свободных крестьян, преимущественно рассеянных в разных местах, реже соединенных в целые свободные села. Однако и здесь в X-XII столетиях под нажимом всемогущих дворянства и церкви все большее количество крестьян попадало в крепостную кабалу.
Когда феодал - духовный или светский - приобретал крестьянское владение, он вместе с тем приобретал и связанные с этим владением права в марке. Таким образом, новые землевладельцы становились членами марки и первоначально пользовались в пределах марки только равными правами наряду с остальными свободными и зависимыми общинниками, даже если это были их собственные крепостные. Но вскоре, несмотря на упорное сопротивление крестьян, они приобрели во многих местах привилегии в марке, а нередко им удавалось даже подчинить ее своей господской власти. И все же старая община-марка продолжала существовать, хотя и под господской опекой.

Ф. Энгельс, Марка, К Маркс и Ф. Энгельс,
Соч., т. 19, 2 изд., стр. 337-338.
...У франков рабы и вольноотпущенники короля играли большую роль сначала при дворе, а затем в государстве; большая часть новой знати ведет свое происхождение от них.
Возникновению королевской власти содействовал один институт - дружины... После завоевания Римской империи эти дружинники королей образовали, наряду с придворными слугами из числа несвободных и римлян, вторую из главных составных частей позднейшей знати.
Ф. Энгельс, Пвоисхождение семьи, частной собственности
и государства, К Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, 2 изд., стр. 143.
Энгельс, имея в виду франкское завоевание Галлии, указывал, что с падением Римской империи "...исчезло античное рабство, исчезли разорившиеся, нищие свободные, презиравшие труд как рабское занятие. Между римским колоном и новым крепостным стоял свободный франкский крестьянин... Общественные классы IX века сформировались не в обстановке разложения гибнущей цивилизации, а при родовых муках новой цивилизации. Новое поколение - как господа, так и слуги - в сравнении со своими римскими предшественниками было поколением мужей. Те отношения между могущественными земельными магнатами и зависимыми от них крестьянами, которые для римлян являлись формой, выражавшей безысходную гибель античного мира, были теперь для нового поколения исходным моментом нового развития. И затем, какими бесплодными ни представляются эти четыреста лет, они оставили один крупный результат: современные национальности, новое формирование и расчленение западноевропейской части человечества для грядущей истории".
Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной
собственности и государства, К. Маркс
и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, 2 изд., стр. 153-154.
Крестьяне первоначально делились на две категории: сер-вов (происходивших от прежних рабов) и колонов; но это различие вскоре стирается, и возникает среднее состояние, которое, однако, не уничтожало бесправного положения крестьянина и не ограждало его от нарушения обязательств со стороны господина.

Ф. Энгельс, [О Франции в эпоху феодализма],
Выписки из "Истории Франции" Мартена,
"Архив Маркса и Энгельса", т. X, М., 1948, стр. 281.
Разве феодализм когда-либо соответствовал своему поня-fnro? Возникший на западе во Франкском королевстве, развитый дальше в Нормандии норвежскими завоевателями, усовершенствованный французскими норманнами в Англии и южной Италии - он больше всего приблизился к своему понятию в эфемерном Иерусалимском королевстве, которое оставило после себя в "Иерусалимских ассизах" наиболее классическое выражение феодального порядка.

Энгельс - К. Шмидту, 12 марта 1895 г.,
К- Маркс, Ф. Энгельс, Избранные письма, М., 1953, стр. 484.
Аллодом создана была не только возможность, но и необходимость превращения первоначального равенства земельных владений в его противоположность. С момента установления аллода германцев на бывшей римской территории он стал тем, чем уже давно была лежавшая рядом с ним римская земельная собственность, - товаром. И таков уж неумолимый закон всех обществ, покоящихся на товарном производстве и товарном обмене, что распределение собственности делается в них все более неравномерным, противоположность между богатством и бедностью становится все резче и собственность все более концентрируется в немногих руках,- закон, который при современном капиталистическом производстве достигает, правда, своего наиболее полного развития, но отнюдь не только при нем вообще вступает в силу. Итак, с того момента, как возник аллод, свободно отчуждаемая земельная собственность, земельная собственность как товар, возникновение крупной земельной собственности стало лишь вопросом времени.

Ф Энгельс, Франкский период. К.. Маркс и
Ф. Энгельс, Соч., т 19, 2 изд., стр. 497

... Прежде чем свободные франки могли сделаться чьими-либо держателями, они должны были каким-нибудь образом потерять аллод, полученный ими при занятии территории, должен был образоваться особый класс безземельных свободных франков.
Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс и
Ф. Энгельс, Соч., т. 19, 2 изд., стр. 502.
Конечно, не приходится сомневаться в том, что уже во времена Меровингов на землях светских магнатов создались совершенно такие же отношения, как и на церковных землях, что, следовательно, также и там наряду с несвободными были посажены на оброк и свободные держатели. Их, должно быть, даже при Карле Мартелле было уже очень много, потому что в противном случае начатый им и завершенный его сыном и внуком переворот в аграрных отношениях оставался бы, по крайней мере, в одном отношении совершенно необъяснимым.
Этот переворот в основе своей покоится на двух новых установлениях. Во-первых, для гого чтобы прочнее привязать магнатов государства к короне, им, как правило, коронных земель больше не дарили, а предоставляли в пожизненное пользование в качестве "бенефиция" на определенных условиях, под страхом отнятия бенефиция за несоблюдение условий. Так магнаты сами становились держателями земельных владений короны. И, во-вторых, для того чтобы обеспечить крупным магнатам набор свободных держателей для военной службы, этим магнатам была передана часть должностных функций графа данного округа по отношению к свободным людям, поселенным в их владениях, и они были назначены "сеньорами" над этими последними.
Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс
и Ф. Энгельс, Соч., т 19. 2 изд., стр. 503
Бенефиций, этот новый институт,., еще не был позднейшим леном, но был уже его зародышем. Его жаловали с самого начала пожизненно - до смерти как жалователя, так и получателя. Если умирал один из них, то бенефиций переходил к собственнику или к его наследнику... Земельное пожалование, предоставленное в качестве бенефиция, таким образом, согласно позднейшей формулировке, становилось недействительным как в случае смерти сеньора [Throniall], так и в случае смерти получателя и переходило к наследнику умершего сеньора [Heimfall]. Принцип недействительности бене-фициального пожалования в случае смерти сеньора или короля вскоре перестал применяться на практике; крупные бенефициарии стали могущественнее короля. В случае смерти бенефициария уже в очень ранние времена нередко практиковалось новое пожалование владения наследникам прежнего бенефициария.
Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс
и Ф. Энгельс, Соч., т. 19, 2 изд., стр. 504.
...В созданной бенефициями общественной иерархии, идущей сверху вниз от короны через крупных бенефициариев, предшественников имперских князей, к средним бенефициа-риям, позднейшему дворянству, а от них к свободным и несвободным крестьянам, большая часть которых живет марками, мы видим основы позднейшей замкнутой феодальной иерархии.
Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс и
Ф. Энгельс, Соч., т. 19, 2 изд., стр. 506.