Легенда  о  договоре  человека  с   дьяволом   коренится   в   дуализме
средневековой христианской церкви, которая сделала бога источником добра,  а
дьявола виновником и воплощением зла в мире.
     Христианская церковь  официально  исповедовала  религиозный  монизм;  в
отличие  от  зороастризма   и   возникших   под   его   влиянием   восточных
дуалистических ересей вроде манихейства она не признавала существования двух
равноправных богов, доброго и злого: дьявол  был,  по  ее  учению,  мятежный
ангел, отпавший от бога, не властный в  конечном  счете,  несмотря  на  свои
мнимые победы над слабостью  людской,  сопротивляться  всемогуществу  божию.
Однако все попытки философии, опиравшейся  на  церковное  учение,  примирить
всемогущество  и  всеблагость  божества  с  существованием  зла  на   земле,
воплощенного  в  дьяволе,  по  необходимости  оставались  безуспешными.   На
основной вопрос христианской "теодицеи",  который  еще  в  начале  XIX  века
ставил Байрон устами мятежного Каина, "первого убийцы": "Отец  мой  говорит:
"Он всемогущ, Он весь - добро". - Зачем же зло есть в мире?", - единственным
ответом  мог  служить  лишь  религиозный  софизм,  согласно   которому   бог
пользуется дьяволом для достижения своих целей - для испытания  праведных  и
наказания грешных. В бытовом представлении  средневекового  человека  дьявол
фактически становился столь же могущественным, как бог, по  крайней  мере  в
пределах земной жизни, и это объясняло, если не  оправдывало  в  философском
смысле, существование зла и страдания на земле.
     С  дуализмом  тесно  был  связан  аскетический   характер   официальной
средневековой церковной идеологии и морали:  отрицание  земной  жизни  и  ее
радостей как царства дьявола во имя "потустороннего" мира, царства божия.  С
точки зрения средневекового аскетизма богатство,  почести,  слава,  плотская
любовь, светская мудрость,  не  основанная  на  религии,  были  "соблазнами"
дьявола. Церковь учила словами своих апостолов: "Не любите  мира,  ни  того,
что в мире: кто любит мир, в том нет любви  Отчей.  Ибо  все,  что  в  мире:
похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от  мира
сего". (Послание Иоанна Богослова, 1, 2, 15-16.) С превращением христианства
из религии  рабов  в  господствующую  церковь  рабовладельческого,  а  потом
феодального  общества,  в  его   идеологическую   опору   это   аскетическое
религиозное мировоззрение должно было вступить в  противоречие  с  реальными
"земными" потребностями господствующих классов. В полной мере оно  сохраняло
свою силу лишь  по  отношению  к  бедным  и  обездоленным  -  как  проповедь
покорности "властям предержащим" и обещание  небесной  награды  за  реальные
земные страдания.
     В борьбе с язычеством древнее христианство в силу своего  спиритуализма
не отрицало в принципе существования языческих богов: оно объявило их  злыми
демонами, врагами христианского бога.  Так,  богиня  Венера  превратилась  в
средневековой немецкой легенде в "госпожу Венеру"  (Frau  Venus),  дьяволицу
(Teufelin), совращающую рыцаря Тангейзера соблазнами  чувственной,  плотской
любви (как позднее  греческая  Елена  -  героя  легенды  о  Фаусте);  Диана,
согласно    средневековым    суевериям,    предводительствует     "стритами"
(колдуньями), которые совершают ночной полет  вместе  с  демонами  на  шабаш
ведьм, и т. п. По  словам  Вальтера  Мапа,  писателя  XII  века  ("De  nugis
curialium"), надо верить  Августину  и  прочим  отцам  древней  церкви,  что
Церера, Вакх, Пан, Приап, фавны, сатиры, сильваны, дриады,  наяды  и  ореады
"все суть действительные бесы" {Н Сперанский. Ведьмы и ведовство. М..  1904,
стр. 94. прим. 1}.  Соответственно  этому  жрецы  языческих  богов  являются
слугами дьявола, колдунами, "магами", творящими чудеса  с  помощью  нечистой
силы. Самое слово "маг" -  иранского  происхождения,  в  античном  мире  оно
обозначало зороастрийского жреца {И. М. Дьяконов. История Мидии.  М.,  1956,
стр.  378-379.}.  Средневековые  писатели  считали  Зороастра   (Заратуштру)
основателем "черной", т. е. дьявольской, магии {См.: народную книгу о Фаусте
Видмана (Kloster,  II,  стр.  767).};  к  древним  магам  принадлежат  также
египтяне и "халдеи", т. е. представители тех восточных  религий  и  культов,
которые, как и само христианство, широким потоком проникли в Римскую империю
из ее восточных владений в период разложения рабовладельческого  общества  и
были долгое время соперниками христианства.
     Этой    "дьявольской",    языческой    магии    христианская    церковь
противопоставила свою магию, выросшую  частично  из  сходных  представлений,
частично под влиянием языческих  культов:  таинства,  дары  "святого  духа",
культ священных изображений и святых, магическую силу их мощей  и  реликвий,
крестного знамения и "святой воды",  веру  в  силу  молитвы  как  магической
формулы, в чудеса, совершаемые с помощью бога, ангелов и святых. Уже  Ветхий
завет  рассказывал  о  состязании  в  чудесах  между  Моисеем   и   волхвами
египетского фараона, между пророком Ильей и жрецами Ваала, в  котором  слуги
дьявола были посрамлены  слугами  божьими.  С  точки  зрения  средневекового
религиозного дуализма борьба между богом и дьяволом и слугами того и другого
ведется теми же чудодейственными средствами и с тем же конечным результатом.
"Если магия находится в руках церкви, она не преступна; если сна в руках  ее
врагов - она осуждена. Чудеса обеих магий одинаковы", - констатирует русский
исследователь  легенды  о  Фаусте.  "Можно  сказать,  что   колдовство   это
незаконное чудо, а чудо - законное колдовство" {Белецкий. V, стр. 66.}.
     Когда конкурировавшие с древним христианством  языческие  религии  были
уничтожены,  остались  существовать  в   условиях   своеобразного   бытового
двоеверия колдовство, знахарство, гадание:  лечение  людей  и  скота  частью
магическими заговорами, частью средствами народной  медицины,  заговаривание
погоды, приворотные зелья, толкования снов и предсказания будущего и т.  п.,
осуществляемые - не только "на пользу", но и во вред людям, злонамеренно,  -
либо  с  помощью  общепринятых  "народных"  средств,  либо  профессионально,
колдунами  и  особенно  колдуньями,  ворожеями  и  гадальщицами,  освоившими
двойное наследие местных народных верований  и  суеверий  и  "ученой"  магии
книжного - античного, восточного или церковно-христианского происхождения.
     Церковь издавна осуждала  подобную  магическую  практику  как  наследие
язычества и "служение дьяволу", как  о  том  свидетельствует  уже  обращение
Вормского собора к императору Людовику Благочестивому, сыну  Карла  Великого
(829): "К великому нашему прискорбию должны мы сообщить  Вам,  что  в  Вашей
стране  от  времен  язычества  еще  остается  множество  опасных   лиходеев,
занимающихся  волшебством,  ворожбой,  метаньем  жеребьев,   варкой   зелий,
снотолкованием и т.  п.,  каковых  божеский  закон  предписывает  наказывать
нещадно. Не подлежит сомнению, что лица обоего пола с помощью нечистой  силы
любовными напитками  и  яствами  лишают  других  рассудка.  Эти  люди  своим
колдовством наводят даже бури и град, предсказывают будущее, перетягивают от
одних к другим верно с поля, отнимают молоко  у  коров  и  вообще  совершают
бесчисленное множество подобного рода  преступлений.  Подобные  лиходеи  тем
строже должны наказываться  государем,  чем  дерзновеннее  они  осмеливаются
таким путем служить дьяволу" {Н. Сперанский. Указ. соч., стр. 68.}.
     Однако систематическая борьба католической церкви против ведовства  как