герцог. - Проникшись внезапно большой симпатией к этой поселяночке, я  завел
с ней разговор. Ее голос, взгляды, ясные, прямые  ответы,  приветливый  вид,
чистота и сердечность настолько  покорили  меня,  что  через  пять  минут  я
выразил ей свое глубочайшее уважение, точно знал ее  всю  жизнь,  и  пожелал
заручиться ее уважением ко мне, точно она была мне  родная  сестра.  На  сей
раз мадемуазель де Сен-Жене не заподозрит меня в лукавстве?
     - Ваши  подлинные  чувства   мне   неизвестны,   сударь,   -   ответила
Каролина, - но вы были со мной необычайно учтивы, и я даже  не  заподозрила,
что эти любезности вы расточаете под влиянием  вина.  Я  была  вам  от  души
благодарна за доброе расположение, но теперь вижу свою  ошибку,  так  как  в
ваших словах было больше иронии, чем правды.
     - Из чего это следует, позвольте узнать?
     - Из  ваших  чрезмерных  похвал,   рассчитанных,   очевидно,   на   мое
тщеславие, но  я  не  поддамся  на  них,  сударь,  а  вы  были  бы  воистину
великодушны,  если  оставили  бы  в  покое  такое  безобидное  и   ничтожное
существо, как я.
     - Вот тебе раз!  -  воскликнул  герцог,  обращаясь  к  брату,  который,
казалось, размышлял о чем-то  другом  и  все  же  невольно  прислушивался  к
разговору. - Она в чем-то упорно подозревает меня  и  считает  мое  уважение
оскорбительным. Маркиз, не наговорил ли ты ей гадостей про меня?
     - У меня нет такой привычки, - чистосердечно ответил маркиз.
     - Тогда я знаю, кто опорочил меня в глазах мадемуазель де  Сен-Жене!  -
продолжал герцог. - Это старая дама с седыми буклями  сиреневого  оттенка  и
такими худыми руками, что по утрам ее кольца ищут в мусоре. Прошлым  вечером
она четверть часа разговаривала обо мне с мадемуазель де Сен-Жене,  и  после
этого я тщетно пытался встретить ее добрый взгляд,  от  которого  помолодело
мое сердце; он уже был не тот, как впрочем, не тот он и сейчас. Да,  маркиз,
плохи мои дела. Но ты что-то  отмалчиваешься?  Сам  только  что  расхваливал
меня на все лады, а мадемуазель де Сен-Жене, кажется, тебе доверяет.  Почему
бы тебе не замолвить за меня словечко?
     - Дети мои, - вмешалась маркиза, - этот  спор  вы  закончите  в  другой
раз, а мне пора одеваться и поговорить с вами до прихода  гостей.  По-моему,
часы немного отстают...
     - Мне кажется, они сильно отстают, -  подымаясь,  сказала  Каролина  и,
пока герцог с маркизом провожали госпожу де Вильмер в ее спальню,  торопливо
прошла в гостиную. Она думала, что  там  уже  сидят  гости,  поскольку  обед
изрядно затянулся, но в гостиной было пусто, и,  вместо  того  чтобы  весело
обежать ее, Каролина, задумавшись, присела у камина.


VI

     Каролине начинало казаться унизительным ее положение  в  доме  маркизы.
Она старалась не думать о том, что выполняет  обязанности  служанки,  но  не
могла выбросить эти мысли из  головы.  Каролину  оскорбляли  настойчивые  и,
может быть, притворные ухаживания герцога д'Алериа, и вместе с тем она  была
вынуждена скрывать свое негодование и презрение.
     "В скромном доме моей сестры, - размышляла она, -  я  не  потерпела  бы
ухаживаний этого  господина  и  разом  пресекла  бы  их.  Он  счел  бы  меня
жеманницей, но мне было бы все равно. Его выставили бы за дверь,  и  дело  с
концом, а здесь я должна быть  веселой  и  любезной,  точно  светская  дама,
должна ко всему относиться бездумно и смотреть сквозь пальцы  на  ухаживания
распутника.  Очевидно,  мне  следует  усвоить   уловки   женщин,   привыкших
лицемерить. Если же я стану ему дерзить, а это вполне в моем нраве,  герцог,
рассердившись, в отместку наклевещет на меня,  и  тогда  мне  дадут  расчет.
Дадут расчет! Да, здесь можно ожидать любых козней и оказаться  в  положении
рассчитанной горничной. Вот какие опасности и какие унижения грозят  мне  на
каждом шагу. И зачем только я пошла к  маркизе!  Госпожа  д'Арглад  даже  не
заикнулась о герцоге, и я сочла возможным невозможное".
     Каролина была решительного  нрава.  Стоило  ей  подумать  об  уходе  от
маркизы, как  она  принялась  размышлять  о  способах  заработать  на  жизнь
Камилле и ее детям. Госпожа де Вильмер  заплатила  ей  жалованье  вперед,  и
теперь, если  герцог  своими  ухаживаниями  помешает  ей  скопить  небольшую
сумму, посланную сестре, придется  где-то  найти  средства,  чтобы  погасить
долг  маркизе.  И  тут  Каролина  вспомнила  о  нескольких  сотнях  франков,
предложенных ей кормилицей, письмо  которой  с  раннего  утра  лежало  в  ее
кармане. Она перечитала это простодушное и материнское послание  и,  подумав
о том, как благодетельно  и  высоко  нравственно  подаяние  бедняка,  вконец
растрогалась и заплакала.
     Маркиз, войдя в гостиную, застал ее в слезах. Каролина  сложила  письмо
и спокойно спрятала его в карман, не стараясь притворной  веселостью  скрыть
волнение. Она, однако, заметила, что обычно  благожелательное  лицо  маркиза
выражало некоторую насмешливость. Каролина подняла на  него  глаза,  как  бы
спрашивая, кого он собирается высмеять, и  маркиз,  смешавшись,  пробормотал
что-то невнятное и кончил тем, что прямо спросил:
     - Вы плакали?
     - Да, - ответила она, - но не от горя.
     - Вы получили приятное известие?
     - Нет, доказательство дружбы.
     - Вы, вероятно, их часто получаете!
     - Не всегда они действительно искренни.
     - Сегодня вы, кажется, все ставите под сомнение. Я вас такой не видел.
     - Да, не видели. От природы я человек доверчивый. А вы, сударь?
     Урбен робел, когда  его  спрашивали  в  упор.  Ему  и  спрашивать  было
нелегко, а когда за его вопросом следовал встречный  вопрос,  маркиз  совсем
терялся.
     - Сам не знаю... - слегка помедлив, ответил он. - Не могу сказать  вам,
какой я... особенно сейчас.
     - Вы, кажется, заняты какими-то своими мыслями, - заметила Каролина.  -
Тогда не трудитесь отвечать мне, сударь.
     - Простите, я хочу... мне необходимо поговорить с вами, ко  дело  такое
щекотливое, что не знаю, как и начать.
     - Ах, так? Вы меня немного пугаете...  И  тем  не  менее  мне  было  бы
интересно узнать, о чем вы в эту минуту думаете.
     - Хорошо, вы правы... Я не стану терять времени, сейчас  наедут  гости.
Надеюсь, мне не придется говорить много, и вы поймете меня  с  полуслова.  Я
люблю своего брата, а сегодня люблю  его  особенно  нежно.  Я  убежден,  что
человек он искренний, только с чересчур живым воображением.  Да  вы  и  сами
недавно это заметили. Словом... если он слишком настойчиво пытался  рассеять
вашу неприязнь к нему, быть может, мнимую и  не  вполне  им  заслуженную,  я