внимание на название Лантриак и Пюи, о которых мне  писала  Жюстина".  Тогда
Каролина принялась вспоминать, не  говорила  ли  она  в  связи  с  замком  о
Лантриаке и Жюстине, но такого  разговора  не  было  наверняка,  и  Каролина
успокоилась.
     Но теперь уже другие  мысли  стали  донимать  ее.  Откуда  взялась  эта
любовь к чужому мальчику? Отчего в его глазах, повадках,  улыбке  она  нашла
что-то особенное?  И  разве  мальчик  не  был  похож  на  маркиза?  И  разве
внезапная  мысль  заняться  воспитанием  этого  ребенка,  такая  властная  и
неотвязная, не была  подсказана  ей  инстинктивным  желанием,  которое  было
гораздо сильнее увещеваний Пейрака и случайного стечения обстоятельств?
     Но к этим  тягостным  раздумьям  Каролины  еще  невольно  примешивались
тайные муки  проснувшейся  ревности.  "Значит,  у  маркиза  есть  сын,  дитя
запретной любви, - думала она. - Значит, до нашего  знакомства  он  страстно
любил женщину. Значит, в его жизни есть великая  тайна!  Может,  мать  Дидье
еще жива? Отчего тогда ее считают умершей?"
     Лихорадочно  углубляясь  все  дальше  в  свои  предположения,  Каролина
вспомнила слова маркиза, оброненные  им  под  кедром  в  Ботаническом  саду,
вспомнила, как он намекал на свою борьбу  между  сыновним  долгом  и  другим
чувством долга, другой любовью, которую он испытывал, вероятно, не к ней!
     Невольно поддаваясь смятению все  сильнее,  Каролина  тщетно  старалась
смириться со своей судьбой.  Она  любила,  и  больше  всего  ее  терзала  не
надежда на счастье, а боязнь быть нелюбимой.
     - Да что это с  вами?  -  спросил  Пейрак,  научившийся  угадывать  все
тревоги Каролины по ее лицу.
     В ответ она забросала  Пейрака  разными  вопросами  об  этом  господине
Бернье,   которого   тот   видел   всего   один   раз.   Пейрак    отличался
наблюдательностью и хорошей памятью,  но  он  обыкновенно  обращал  внимание
только на тех людей, которые его интересовали. Поэтому он нарисовал  портрет
этого господина так неопределенно, что  Каролина  дальше  своих  догадок  не
пошла. Ночью она  спала  плохо,  но  к  утру  успокоилась  и,  пробудившись,
убедила себя, что все ее вчерашние тревоги сущий вздор.
     У Пейрака было много дел, и он не стал дожидаться,  пока  она  встанет.
Домой он вернулся уже затемно. Лицо его сияло.
     - Наша затея продвигается, - сказал он. - Завтра господин Бернье  будет
здесь, но вы можете не  волноваться:  он  английский  моряк.  Вы  такого  не
знаете?
     - Даже не слыхала, - ответила Каролина. - Значит, ты его видел?
     - Нет, он ушел перед моим приездом.  Но  я  видел  Рокбертиху,  которая
поправляется и уже в полной памяти. Она мне и рассказала, что вчера  вечером
мальчонка сильно плакал и, даже засыпая, все спрашивал,  где  его  Шарлетта.
Отец заинтересовался,  кто  такая,  Рокберту  вроде  бы  не  очень  хотелось
говорить о вас, но жена его - добрая христианка эта Рокбертиха! - с  дочкой,
которая вас очень любит, сказали, что вы настоящий ангел, а господин  Бернье
ответил, что хочет поблагодарить вас и  вознаградить.  Он  спросил,  где  вы
живете: у нас он никогда не бывал, но узнал меня и пообещал приехать  к  нам
очень скоро. А чтобы малыш уснул, посулил привезти ему Шарлетту.
     - Из твоих слов я поняла только  то,  что  этот  иностранец  приедет  и
предложит мне деньги.
     - И пускай предложит, тем лучше; тут-то вы ему и покажете,  что  вы  не
то, что он думает. Встретитесь, поговорите... Он уже многое о вас  знает,  а
вы еще скажите  ему,  что  вы  барышня  образованная,  я  же  расскажу  вашу
историю, потому что она вас лишь украсит.
     - Ни в коем случае, - горячо возразила Каролина. - Я все  время  только
и делала, что скрывала свое имя. Как же я теперь доверю свою  тайну  первому
встречному?
     - Но ты же его не знаешь! - вмешалась Жюстина. - Коли  вы  договоритесь
насчет этого мальчика, вы можете спокойно довериться этому  господину.  Зная
его тайну, можно открыть ему и нашу. Какая ему корысть выдавать ее...
     - Жюстина! - закричала мадемуазель де Сен-Жене, стоявшая  у  окошка.  -
Постой, господи, молчи... Вот он, господин  Бернье,  он  идет  к  нам...  О,
друзья мои, спрячьте меня, скажите, что я уехала, что  никогда  не  вернусь!
Ведь если он увидит меня и заговорит...  Неужели  вы  не  понимаете,  что  я
погибла?


XXIV

     Жюстина последовала за девушкой, которая побежала в  свою  комнатку,  и
жестами показала Пейраку, чтобы тот принял маркиза и  не  терял  присутствия
духа.
     Пейраку его занимать не приходилось. Он встретил господина де  Вильмера
спокойно, как полагается достойному человеку,  имеющему  суровое  понятие  о
долге. О знакомстве маркиза с мнимой Шарлеттой не могло быть и  речи:  нужно
было поскорее выпроводить маркиза, да так, чтобы он ничего не заподозрил,  а
если подозрения у него и были, их  следовало  рассеять.  С  первых  же  слов
маркиза Пейрак понял, что тот ни о чем не догадывается. В ближайшие  дни  он
собирался уехать со  своим  сыном,  которого  решил  приблизить  к  себе,  а
покамест, воспользовавшись погожим утром,  пешком  прогулялся  до  Пейраков,
чтобы  погасить  долг   благодарности   великодушной   незнакомке.   Он   не
предполагал, что дорога такая длинная, пришел немного позже,  чем  думал,  и
жаловался на легкую усталость: его лицо и в самом деле выглядело  утомленным
и болезненным.
     Пейрак, почитавший гостеприимство превыше всего,  сразу  предложил  ему
выпить и поесть. Он кликнул Жюстину, успевшую уже прийти в себя,  и  маркиза
усадили за стол, а он, воспользовавшись случаем щедро  вознаградить  хозяев,
с радостью  принял  их  хлебосольство.  Он  выразил  сожаление,  узнав,  что
Шарлетта уехала, но расспрашивать о ней у него  не  было  особенных  причин.
Маркиз решил оставить для нее деньги, и Жюстина шепнула  Пейраку,  что  надо
принять их, дабы не  вызвать  у  гостя  удивление.  Каролина  всегда  сумеет
отправить их  обратно.  Пейраку,  напротив,  это  казалось  излишним  -  его
гордость была оскорблена при одной мысли, что маркиз еще  решит,  будто  эти
деньги он берет за свои услуги.
     Каролина слышала этот деликатный спор из своей комнатки. Голос  маркиза
бросал ее в  дрожь,  она  даже  не  смела  пошевелиться.  Ей  казалось,  что
господин де Вильмер узнает  ее  шаги.  Маркиз  едва  притронулся  к  еде  и,
притворившись, что уже насытился, спросил,  нельзя  ли  ему  нанять  лошадь,
чтобы вернуться назад. На дворе уже  совсем  стемнело,  и  опять  накрапывал
дождь. Пейрак вызвался проводить  маркиза  и  вышел  запрягать  лошадей,  но
сначала тайком поднялся к Каролине.
     - Очень мне жалко этого господина, - прошептал  он.  -  Бедняга  совсем