- Поедем в Силезию.
   - Да, но как же пробиться сквозь шведов?
   - По-шляхетски ли, по-мужицки ли, в седле ли, пешком ли - все  едино,
лишь бы пробиться!
   - Да ведь времени на это уйму надобно...
   - Времени у нас довольно. Но я бы рад поскорее...
   Кемлич перестал  удивляться.  Старик  был  слишком  хитер,  чтобы  не
догадаться,  что  есть  какая-то  особенная  и  тайная   причина   этого
предприятия, и тотчас тысячи догадок зароились в его голове. Но  солдаты
Кмицица, которым пан Анджей приказал хранить молчание, ничего не сказали
ни самому Кемличу, ни его сыновьям о похищении князя Богуслава, и старик
решил, что скорее всего виленский воевода посылает молодого полковника к
королю с каким-то поручением. Он потому утвердился  в  этой  мысли,  что
знал Кмицица как горячего сторонника гетмана и слышал  об  его  заслугах
перед  князем:  на  все   Подляшское   воеводство   прокричали   о   них
конфедератские хоругви, ославив Кмицица извергом и предателем.
   "Гетман доверенного человека посылает к королю, - подумал  старик,  -
стало быть  хочет  мириться  с  ним  и  отступиться  от  шведов.  Знать,
невмоготу ему стало терпеть ихнюю власть. Зачем же иначе было посылать к
королю?"
   Старый Кемлич недолго над этим раздумывал, у него совсем другое  было
на уме, он помышлял уже о том, какую бы выгоду извлечь  из  этого  дела.
Коль послужит он Кмицицу, стало быть, послужит и гетману и королю, а  уж
они-то  не  оставят  его  без  щедрой  награды.  Милость  таких   владык
пригодится и на тот случай, если придется держать ответ за старые грехи.
К тому же, наверно, будет война, вся страна заполыхает, а  тогда  добыча
сама  пойдет  в  руки.  Все  это  улыбалось  старику,  да  и  привык  он
повиноваться Кмицицу и по-прежнему боялся его как огня и в то  же  время
питал к нему своего рода привязанность, которую пан Анджей  пробуждал  в
подчиненных.
   - Ведь тебе, пан полковник, - сказал  он  пану  Анджею,  -  всю  Речь
Посполитую из конца в конец придется проехать, чтоб  попасть  к  королю.
Шведские  гарнизоны  -  это  пустое,  города  объехать   можно,   лесами
пробираться. Беда, что и в лесах,  как  всегда  в  смутную  пору,  полно
разбойничьих шаек, они нападают на путников, а у тебя людей мало.
   - Поедешь, пан Кемлич, со мной вместе с сыновьями и  челядью,  вот  и
будет нас больше.
   - Прикажешь, пан полковник, и я поеду, да только  человек  я  бедный.
Одна нужда тут у нас. Как же мне бросить все добро и крышу над головой?
   - Коли сделаешь что - награду получишь, да и лучше  вам  ноги  унести
отсюда, покуда головы целы.
   - Святые угодники! Что это ты говоришь, пан полковник? Да как же так?
Что мне, ни в чем не повинному, может грозить  здесь?  Кому  я  стал  на
дороге?
   - Знают вас здесь, разбойников! - ответил ему на это  пан  Анджей.  -
Была у вас деревенька с Копыстинским, так вы его зарубили,  а  потом  от
суда бежали и у меня служили, а потом угнали табунок, который я в добычу
взял...
   - О, господи! Пресвятая богородица! - воскликнул старик.
   - Помолчи! А потом на старое логово воротились, стали рыскать кругом,
как разбойники, лошадей угонять да добычу брать. Не отпирайся, я тебе не
судья, а ты сам лучше знаешь, правду ли я  говорю.  Угоняете  лошадей  у
Золотаренко - что ж, это хорошо, угоняете  лошадей  у  шведов  -  и  это
хорошо. Но коли поймают они вас, так шкуру с вас спустят.  Впрочем,  это
их дело.
   - Очень хорошо мы делаем, очень хорошо, -  сказал  старик,  -  потому
только у врагов угоняем.
   - Неправда, вы и на своих  нападаете,  мне  уже  в  этом  твои  сынки
признались, а это просто разбой, позор для  шляхетского  звания.  Стыдно
вам, бездельники! Не шляхтой вам быть, а мужиками!
   Покраснел при этих словах старый пройдоха.
   - Обижаешь ты нас,  пан  полковник!  Помним  мы  про  наше  звание  и
конокрадством, как мужики, не промышляем. Мы лошадей по ночам  из  чужих
конюшен не сводим. Вот с луга угнать табунок или взять в  добычу  -  это
дело другое. Это дело дозволенное, и нет в том по военному  времени  для
шляхтича ничего зазорного. А лошадь на конюшне - вещь святая,  и  сведет
ее разве только цыган, жид  или  мужик,  -  не  шляхтич!  Мы  этим,  пан
полковник, не занимаемся. Но война - это война!
   - Пусть бы и десять войн было, ты можешь брать добычу только в бою, а
ежели ты ее ищешь на большой дороге, разбойник ты!
   - Бог свидетель, ни в чем мы не повинны.
   - Но каши уже тут наварили. Короче, лучше вам уходить отсюда,  потому
рано или поздно не миновать вам веревки. Поедете со мной, верною службой
искупите свою вину и доброе имя воротите. Беру вас на службу,  а  там  и
пожива будет получше, чем тут на лошадях.
   - Поедем мы с твоей милостью,  куда  хочешь,  и  сквозь  шведов  тебя
проведем, и сквозь разбойников, потому  утесняют  нас  тут,  сказать  по
правде, злые люди, - страшное дело. А за что? За что? За нашу  бедность,
за одну только нашу бедность! Может сжалится бог над нами  и  спасет  от
беды!
   Старый Кемлич невольно потер тут руки, и глаза у него блеснули.
   "Такое тут поднимется, - подумал он, -  весь  край  будет  кипеть,  а
тогда дурак только не попользуется".
   Но Кмициц бросил на него быстрый взгляд.
   - Только не пробуй изменить мне! - грозно сказал он. - Не выдержишь -
один бог спасет тебя от кары!
   - Мы не таковские! - угрюмо возразил Кемлич. - Накажи меня бог,  коли
мог я такое помыслить.
   - Верю! - сказал после короткого молчания Кмициц. - Измена, она  ведь
горше разбоя, ни один разбойник такого не сделает.
   - Что теперь твоя милость прикажет? - спросил Кемлич.
   - Первым делом надо поскорее двоих гонцов послать с письмами. Нет  ли
у тебя расторопных парней?
   - Куда ехать-то надо?
   - Один к пану воеводе поедет, но самого князя ему видеть не  надобно.
Пусть отдаст письмо в  первой  же  княжеской  хоругви  и  воротится,  не
дожидаясь ответа.
   - Смолокур поедет, он парень расторопный и бывалый.
   - Ладно.  Второе  письмо  надо  отвезти  в  Подляшье,  разыскать  там
лауданскую  хоругвь  пана  Володыёвского   и   письмо   вручить   самому