полковнику.
   Старик хитро подмигнул и подумал про себя:
   "Да вы, я вижу, на  все  стороны,  и  с  конфедератами  снюхиваетесь.
Жаркое будет дело, жаркое!"
   Вслух он сказал:
   - Пан полковник, коли письмо не такое спешное, не отдать ли его  кому
по дороге, когда выедем из лесу? Множество шляхты помогает конфедератам,
и всяк охотно отвезет им письмо, а у нас лишний человек останется.
   - Это ты умно рассудил! - ответил Кмициц. - Оно и лучше, если  письмо
доставит человек, который не будет знать, от кого оно.  А  скоро  ли  мы
выедем из лесу?
   - Да как твоя милость пожелает. Можно ехать и все две  недели,  можно
выбраться и завтра.
   - Ну об этом после, а теперь слушай меня, пан Кемлич, хорошенько!
   - Словечка не пропущу, пан полковник!
   - Во всей Речи Посполитой, - сказал Кмициц, - славили меня  извергом,
гетманским, а то и просто шведским прислужником. Когда бы  знал  король,
кто я, он бы мог мне не поверить и презреть  мой  замысел,  а  намерения
мои, видит бог, чистые! Слушай же, Кемлич!
   - Слушаю, пан полковник!
   - Так вот, зовут меня не Кмициц, а Бабинич, понял?  Никто  не  должен
знать моего настоящего имени.  Попробуй  только  рот  раскрой,  попробуй
только пикни! А станут спрашивать, откуда я, скажешь, по дороге  пристал
ко мне и не знаешь, а любопытно, так сам, мол, у него спроси.
   - Понимаю, пан полковник.
   - Сыновьям строго-настрого накажи и  челяди  тоже.  Ремни  станут  из
спины резать - зовут меня Бабинич. Вы мне за это головой отвечаете!
   - Слушаюсь, пан полковник. Пойду  скажу  сыновьям,  этим  негодяям  в
голову не вдолбишь. Такое мне на старости утешение. Наказал  господь  за
грехи. Да, вот что, пан полковник, позволь слово молвить!
   - Говори смело.
   - Мне сдается, что лучше ни солдатам, ни челяди не говорить, куда  мы
едем.
   - Не скажем.
   - Довольно и того, что они будут знать, что едет не пан Кмициц, а пан
Бабинич. А потом, в такую дорогу едучи, лучше бы утаить твое звание.
   - Как так?
   - Да ведь шведы важным особам дают грамоты, а  у  кого  грамоты  нет,
того тащат к коменданту.
   - У меня есть грамоты!
   Хитрые глаза Кемлича  удивленно  блеснули,  однако,  подумав,  старик
сказал:
   - А не позволишь ли, пан полковник, сказать, что я еще думаю?
   - Дело хочешь сказать, так говори,  не  тяни,  ты,  я  вижу,  человек
дошлый.
   - Коли грамоты есть, оно  и  лучше,  можно  в  крайности  и  показать
шведам, но коли едешь ты с таким делом, которое в  тайне  надо  хранить,
так лучше грамот не показывать. Не знаю я, на имя они Бабинича или  пана
Кмицица, но показать их - значит погоню навести на след.
   - Это ты в самую точку попал! - воскликнул Кмициц. - Лучше грамоты до
поры, до времени припрятать, коли иначе можно пробиться!
   -  Можно,  пан  полковник,  надо  только  мужиком   переодеться   или
худородным шляхтичем. Дело  это  простое,  есть  тут  у  меня  кой-какая
одежонка: и шапки, и тулупы простые, какие носит шляхта поплоше.  Взявши
табунок лошадей, можно  поехать  с  ним  будто  бы  по  ярмаркам,  ну  и
пробираться все дальше и дальше, до самого  Ловича  и  Варшавы.  Я,  пан
полковник, с твоего позволения, не раз это делал в мирное время и дороги
знаю. Скоро как раз ярмарка в Соботе, народ  туда  съезжается  издалека.
Там мы узнаем, в каких городах еще будут ярмарки, - ведь нам  бы  только
ехать да ехать вперед! Шведы - они тоже на худородных меньше смотрят, на
ярмарках их  полно.  А  спросит  нас  какой  комендант,  мы  так  ему  и
растолкуем, ну а коль встретим отряд поменьше да благословят нас  на  то
господь и пресвятая богородица, так и потоптать можно!
   - А ну как отберут у нас  лошадей?  Ведь  во  время  войны  это  дело
обыкновенное.
   - Либо купят, либо отберут. Купят, так мы поедем в  Соботу  будто  за
лошадьми, отберут, так поднимем шум и поедем  с  жалобой  хоть  в  самую
Варшаву и Краков.
   - Хитер же ты! - заметил Кмициц. - Вижу  я,  вы  мне  пригодитесь.  А
заберут шведы табунок, найдется такой, кто заплатит тебе за него.
   - Я и без того хотел ехать с ним  в  Элк,  в  Пруссию,  так  что  все
хорошо, потому и нам путь туда лежит. Из Элка мы вдоль  границы  поедем,
потом повернем прямо на Остроленку, а оттуда  через  пущу  подадимся  на
Пултуск и Варшаву.
   - Где она, эта Собота?
   - Недалёко от Пёнтка, пан полковник.
   -  Смеешься,  Кемлич?  5
   - Да разве бы я посмел, - ответил старик, скрестив руки  на  груди  и
склонив голову, - это там местечки так  чудно  называются.  Собота,  пан
полковник, за Ловичем, но от Ловича до нее далеконько.
   - И большие ярмарки там?
   - Ну не такие, как в Ловиче, но есть одна в  эту  пору,  так  лошадей
даже из Пруссии пригоняют, народу съезжается пропасть. Верно, и  в  этом
году будет не меньше, потому спокойно там, шведы всюду хозяйничают, и по
городам стоят ихние гарнизоны. И захотел бы кто пошалить, так не дадут.
   - Тогда сделаем, как ты советуешь! Поедем с лошадьми, а тебе я за них
вперед уплачу, чтоб не понес ты убытку.
   - Спасибо, пан полковник, за заботу.
   - Ты только тулупы приготовь, чепраки да сабли простые, мы  тотчас  и
выедем. А сынкам да челяди вдолби в голову, кто я, как зовут меня, что с
лошадьми еду, а вас в помощь нанял. Ступай!
   Когда старик повернулся уходить, пан Анджей еще раз напомнил:
   - И чтоб никто не звал меня ни вельможным паном, ни  начальником,  ни
полковником, а просто паном Бабиничем!
   Кемлич вышел, и спустя час все уже сидели в седле, готовые  тронуться
в дальний путь.
   Кмициц, переодетый  в  серую  свиту  убогого  шляхтича,  в  такую  же
потертую баранью шапку, с  лицом,  перевязанным,  будто  после  драки  в
корчме, стал совершенно неузнаваем: эдакий шляхтишка, что таскается себе
с ярмарки на ярмарку. И люди  были  одеты  примерно  так  же,  вооружены