- Влейте ему горелки в глотку, - приказал король.
   Это лекарство лучше всякого огня помогло, рейтар мигом пришел в  себя
и обрел дар речи.  Прижав  ему  к  горлу  острие  рапиры,  Кмициц  велел
говорить чистую правду.
   Пленник показал, что он состоит в полку полковника Ирлегорна, что они
узнали о проезде короля и  напали  на  драгун  под  Сухой,  но,  получив
сокрушительный отпор, вынуждены были отступить в  Живец,  а  уж  оттуда,
согласно полученному приказу, направились на Вадовицы и Краков.
   - А в горах нет  других  шведских  отрядов?  -  спрашивал  по-немецки
Кмициц, сильнее прижимая острие к горлу рейтара.
   - Может, и есть, - прерывистым  голосом  отвечал  рейтар.  -  Генерал
Дуглас разослал повсюду разъезды, но все они отступают, на них в ущельях
нападают мужики.
   - А под Живцем вы одни были?
   - Одни.
   - И вы знаете, что польский король уже проехал?
   - Он проехал с теми драгунами, что столкнулись с нами в Сухой. Мы его
видали.
   - Почему же вы его не преследовали?
   - Горцев боялись.
   Кмициц обратился к королю на польском языке:
   - Государь, путь свободен, да и ночлег в Живце найдется, шведы сожгли
только часть домов.
   Но Тизенгауз, человек недоверчивый,  вот  что  говорил  в  это  время
войницкому каштеляну:
   - Либо  великий  он  воитель  с  сердцем  чистым,  как  золото,  либо
коварнейший изменник. Ведь с этим языком, вельможный пан, может статься,
все одно притворство, начавши с того, что достал  он  будто  бы  его,  и
кончая этим допросом. А что, если все это подстроено?  Что,  если  шведы
притаились в Живце? Что, если король поедет туда и попадет в западню?
   - Оно бы лучше проверить, - промолвил войницкий каштелян.
   Тизенгауз повернулся к королю и громко сказал:
   - Позволь мне, государь, сперва съездить в Живец и проверить,  правду
ли говорят пан Бабинич и этот немец
   - Ну, что ж! Позволь ему съездить, государь! - воскликнул Кмициц.
   - Поезжай, - приказал король, - но мы тоже потихоньку тронемся, а  то
холодно.
   Тизенгауз помчался во весь опор, а королевская свита  стала  медленно
подвигаться за ним. Король повеселел, снова был в  хорошем  расположении
духа и через некоторое время сказал Кмицицу:
   - С тобой, как с соколом, можно на шведов охотиться, бьешь на лету!
   - Так оно и было, - ответил пан Анджей. - Коль  пожелаешь,  государь,
поохотиться, сокол всегда готов.
   - Расскажи, как ты его достал?
   - Пустое  это  дело,  государь!  В  походе  человек  двадцать  всегда
плетется в хвосте, а этот отстал  на  добрую  сотню  шагов.  Подъехал  я
поближе, а он думал, это свой, не поостерегся, ну, ахнуть не успел,  как
я его схватил, зажавши рот, чтоб не кричал.
   - Ты говорил, не впервой тебе это. Неужто и раньше случалось?
   Кмициц рассмеялся.
   - Э, государь,  и  не  такое  бывало!  Ты  только  прикажи,  я  снова
подскачу, догоню их, -  кони-то  у  них  притомились,  -  и  еще  одного
достану, да и Кемличам прикажу схватить.
   Некоторое время они ехали в молчании; но вот раздался конский  топот,
и к ним подскакал Тизенгауз.
   - Государь! - сказал он. - Путь свободен, и ночлег готов.
   - Ну не говорил ли  я?!  -  воскликнул  Ян  Казимир.  -  Зря  вы  все
растревожились! А теперь едем, едем, пора уж нам и отдохнуть!
   Все весело тронулись резвой рысью, и через час усталый  король  уснул
мирным сном на собственной земле.
   В тот же вечер Тизенгауз подошел к Кмицицу.
   - Ты уж меня прости, - сказал он, - я ведь от  любви  к  королю  тебя
подозревал.
   Но Кмициц не подал ему руки.
   - Нет, нет! - ответил он. -  Изменником  и  предателем  ты  выставлял
меня.
   - Я бы и не то сделал, просто пулю в лоб тебе пустил  бы,  -  ответил
ему Тизенгауз. - Но уверился я, что ты человек честный и любишь  короля,
вот и подаю тебе руку. Хочешь, подай и ты мне свою руку, не  хочешь,  не
надо! Соперничать с тобою я бы хотел только в любви к  королю.  Но  и  в
другом не побоюсь стать твоим соперником.
   - Вот ты как думаешь! Гм! Может статься, ты  и  прав.  Да  вот  беда,
сердит я на тебя.
   - Так перестань сердиться. Прямой ты богатырь! Ну  давай  поцелуемся,
чтоб ко сну не отойти с ненавистью в сердце.
   - Ин быть по-твоему! - сказал Кмициц.
   И они упали друг другу в объятия.

ГЛАВА XXIV

   Король со свитой добрался  до  Живца  поздней  ночью  и  в  местечке,
перепуганном недавним налетом шведов, отряд почти совсем  не  привлек  к
себе внимания. В замок, давно уже разоренный  и  полусожженный  шведами,
король не стал заезжать, остановился у местного ксендза.  Кмициц  пустил
слух, что это посол цесаря следует из Силезии в Краков.
   На другой  день  отряд  направился  к  Вадовицам  и,  только  отъехав
довольно далеко от  Живца,  свернул  на  Сухую.  Оттуда  он  должен  был
проехать через Кшечонов до Иорданова, затем до Нового Тарга и дальше  до
самого Чорштына, если только в окрестностях  его  не  окажется  шведских
разъездов; если же они окажутся  в  Чорштыне,  решено  было  свернуть  в
Венгрию и по  венгерской  земле  добираться  до  самой  Любовли.  Король
надеялся, что великий  коронный  маршал,  располагавший  такими  силами,
каких не было и у иного владетельного князя,  обезопасит  дороги  и  сам
выедет ему навстречу. Одно только могло помешать маршалу: он не знал, по
какой дороге поедет король; но среди горцев было  немало  верных  людей,
которые всегда были готовы доставить ему секретные слова. Их и  в  тайну
не надо было бы посвящать, стоило только сказать, что речь идет о службе
королю, и они охотно пошли бы. Парод  этот  душой  и  телом  был  предан
королю; бедный, полудикий, совсем почти  не  возделывавший  своей  тощей
земли и живший  скотоводством,  он  был,  однако,  набожен  и  ненавидел