утонули в речке Каменной и в Дунайце.
   Так оно на самом деле и было, ибо вскоре на большой дороге замелькали
значки, а затем подъехал сам Войниллович с полком брацлавского воеводы.
   С радостью приветствовал король славного рыцаря, которого  давно  уже
знал, и среди общего шума  и  ликования  тот  последовал  с  королевской
свитой на Спиж. А тем временем гонцы умчались вперед дать знать маршалу,
что король приближается и надо приготовиться к приему.
   Весело и шумно протекало дальнейшее путешествие. Прибывали все  новые
и новые толпы. Выезжая из Силезии, нунций боялся и за собственную жизнь,
и за жизнь короля, а теперь, когда миновали опасности, встретившие их  в
начале пути, он был вне себя от радости, ибо уверился в том, что король,
а с ним и церковь будут торжествовать  победу  над  еретиками.  Епископы
разделяли его радость, а светские сановники твердили, что весь народ  от
Балтики до Карпат готов, так же как эти вот толпы,  взяться  за  оружие.
Войниллович уверял, что большая часть страны уже поднялась.
   Он сообщил королю новости, рассказал  о  том,  какого  страху  задали
поляки шведам, которые теперь не смеют нос показать из крепостных  стен,
оставляют и жгут даже небольшие  замки,  а  сами  укрываются  в  сильных
крепостях.
   - Войско одной рукой в грудь себя бьет, каючись, а другой уже  шведов
бить начинает, - говорил он. - Вильчковский,  поручик  гусарского  полка
вашего величества, уже  поблагодарил  шведов  за  службу,  да  как:  под
Закшевом порубил отряд полковника Аттенберга, чуть не всех искрошил. Я с
божьей помощью прогнал шведов из Нового Сонча, и большую победу бог  мне
послал, потому не знаю, унес ли кто из них ноги. Пан Фелициан  Коховский
с навоёвской пехотой очень мне помог; так мы отплатили им за тех драгун,
которых они два дня назад потрепали.
   - Каких драгун? - спросил король.
   - Да тех, что ты, государь, из Силезии выслал вперед. Шведы  внезапно
напали  на  них  и  хоть  не  смогли  рассеять,  потому  драгуны  стойко
держались, но сильный нанесли им урон. А мы чуть со  страху  не  умерли,
думали, ты, государь, с ними, и боялись, как бы с тобой не  приключилась
беда. Сам бог осенил тебя, что выслал ты вперед драгун. Шведы  тотчас  о
них прознали и заняли все дороги.
   - Слышишь, Тизенгауз? -  сказал  король.  -  Это  говорит  искушенный
воитель.
   - Слышу, государь, - ответил молодой рыцарь.
   - Ну а еще что?  -  обратился  король  к  Войнилловичу.  -  Что  еще?
Рассказывай!
   - Да уж что знаю, того скрывать не стану. В Великой Польше Жегоцкий и
Кулеша бьют шведов. Пан Варшицкий выгнал Линдорма  из  Пилецкого  замка,
Данков устоял, Ланцкорона в наших руках, в Подлясье, под Тыкоцином,  пан
Сапега что ни день собирает новые  силы.  Гибель  грозит  уже  шведам  в
Тыкоцинском замке, а с ними погибнет и князь воевода виленский.  Гетманы
из Сандомира уже двинулись в Люблинское воеводство, открыто показав, что
они порывают со шведами. С ними и черниговский воевода, и все собираются
к ним, в ком душа жива и кто может держать саблю в руках. Толкуют, будто
должны они заключить союз против шведов, а руку  к  тому  и  пан  Сапега
приложил с киевским каштеляном.
   - Стало быть, и киевский каштелян сейчас в Люблинском воеводстве?
   - Да, государь! Но он нынче здесь, завтра там! Мне тоже к  нему  надо
идти, да вот не знаю, где искать его.
   - Слух о нем повсюду пройдет, - промолвил король,  -  но  надо  будет
тебе дорогу спрашивать.
   - И я так думаю, государь, - сказал Войниллович.
   В таких разговорах коротали они путешествие. Небо тем временем совсем
прояснело, ни одна тучка не омрачала окоем, снег сверкал в лучах солнца.
Спижские горы рисовались перед всадниками, величественные и радостные, и
сама природа, казалось, улыбалась своему господину.
   - Дорогая отчизна! - воскликнул король. - Когда б я мог вернуть  тебе
мир, прежде чем кости мои лягут на вечный покой в твою землю!
   Всадники поднялись на высокий холм, с  которого  взорам  их  открылся
далекий вид, ибо у подножия простиралась обширная равнина. Далеко-далеко
увидели они словно бы движущийся человеческий поток.
   - Войско пана маршала идет! - крикнул Войниллович.
   - А что, если шведы? - сказал король.
   - Нет, государь! Не могут шведы идти с юга,  со  стороны  Венгрии.  Я
вижу гусарские значки.
   Через минуту лес копий  показался  в  голубой  дали,  пестрые  значки
колыхались, как цветы на ветру; повыше, словно языки  пламени,  сверкали
копейные жала. Солнце играло на панцирях и шлемах.
   Радостные клики раздались в толпе, сопровождавшей  Яна  Казимира;  их
услышали издалека, и кони, всадники, знамена, бунчуки и значки понеслись
быстрее, - видно, люди пустились вскачь,  и  все  явственней  рисовались
полки и росли на глазах с непостижимой быстротой.
   - Остановимся здесь, на этом холме!  Тут  подождем  пана  маршала!  -
сказал король.
   Свита остановилась; навстречу все быстрее неслись всадники.
   Минутами они скрывались из глаз за поворотом дороги или за невысокими
холмами и скалами, рассеянными по равнине,  но  вскоре  снова  вырастали
перед глазами, словно змея с чудной переливчатой  чешуей.  Вот  они  уже
подскакали к холму и в нескольких сотнях шагов убавили ходу. Уж и взором
их можно было  окинуть,  насладиться  зрелищем.  Впереди  шла  гусарская
хоругвь  в  богатых  доспехах,  собственная   хоругвь   маршала,   такая
великолепная, что любой король мог бы ею гордиться. Одна горская  шляхта
служила в этой хоругви, молодцы как на подбор, в панцирях ясного  железа
с насечкою желтой меди, с  ченстоховской  божьей  матерью  на  нагрудных
знаках, в круглых шлемах с гребнями и железными наушниками;  за  плечами
ястребиные  и  орлиные  крылья,  на  плечах,  по  обычаю,   тигровые   и
леопардовые, а у начальников волчьи шкуры.
   Лес зеленых с чернью значков колыхался над ними; впереди ехал поручик
Виктор, за ним янычарская капелла с колокольцами, литаврами,  бубнами  и
пищалками, дальше стена закованных в броню солдат и коней.
   Умилилось сердце короля при виде этой великолепной картины. Вслед  за
гусарами текла легкая  хоругвь,  еще  более  многочисленная,  с  саблями
наголо и луками за спиной; затем три сотни пестрых, как  маки  в  цвету,
надворных казаков, вооруженных копьями и самопалами; за ними  две  сотни
драгун в алых колетах; а там челядь магнатов, прибывших уже  в  Любовлю,
разряженная, как на свадьбу: драбанты, скороходы, гайдуки, стремянные  и
янычары, личные слуги высоких особ.