никоим образом не мог помнить те времена, а потому лишь рукой  махнул  и
докончил: - Э, да где ему знать!
   После  этого  он  еще  показал  своим   товарищам   огромный   дворец
Оссолинских и Конецпольских, который величиною почти  равен  был  дворцу
Радзеёвских, и, наконец, великолепную villa regia  <Королевскую  усадьбу
(лат.).>. Тут солнце зашло, а вокруг стала сгущаться ночная тьма.
   На варшавских стенах прогремел пушечный  выстрел  и  протяжно  запела
труба, возвещая приближение неприятеля.
   Пан Сапега и сам объявил о своем прибытии пальбой из самопалов,  дабы
подбодрить жителей столицы, и в ту же  ночь  начал  переправлять  войско
через Вислу. Первой переправилась лауданская  хоругвь,  за  ней  хоругвь
Котвича, за нею татары Кмицица, потом хоругвь Ваньковича,  всего  восемь
тысяч человек. И вот шведы, вместе со  всею  награбленной  ими  добычей,
окружены и лишены всякого привоза, а Сапега  вынужден  стоять  и  ждать,
когда подойдет с  одной  стороны  Чарнецкий,  а  с  другой  -  король  с
коронными гетманами; пока же остается лишь следить,  чтобы  в  город  не
проникло подкрепление шведам.
   Первым подал о себе весть Чарнецкий, но весть эта  была  нерадостная.
Все его войско, люди и кони, так замучены, - писал  каштелян,  -  что  в
настоящее время он не может принять участия в  осаде.  После  битвы  под
Варкой он изо дня в день, без роздыха,  бился  с  врагом,  всего  же  за
первые месяцы этого года дал шведам двадцать одно большое  сражение,  не
считая мелких стычек и нападений на небольшие отряды. Пехоты на  Поморье
он не получил, до Гданьска добраться не  смог,  самое  большее,  что  он
обещал, это удерживать всеми силами стоящую подле Нарева шведскую армию,
во главе с Радзивиллом, братом короля и Дугласом, которые намерены  были
двинуться на помощь осажденным.
   Тем временем шведы с присущим им мужеством и искусством готовились  к
обороне. Прага была ими сожжена еще до прихода Сапеги, теперь они  стали
забрасывать гранатами все предместья - Краковское, Новый Свят,  а  также
костелы святого Ежи и девы Марии. И запылали дома, дворцы и храмы.  Днем
дым  клубился  над  городом  густыми  черными  тучами.  Ночью  эти  тучи
озарялись красным светом, и из них вырывались, устремляясь к небу, снопы
искр. Под стенами города блуждали толпы жителей, лишенных крова и  куска
хлеба;  женщины  окружали  лагерь  Сапеги  и,  плача,  взывали   к   его
милосердию.  От  голода  люди  высыхали,  как  щепки,  младенцы  умирали
голодной смертью в объятиях изможденных матерей; поистине то была  юдоль
скорби и горя.
   Сапега, не имея в своем распоряжении ни пехоты, ни пушек, все ждал  и
ждал, когда же  подойдет  король,  а  тем  временем  помогал,  как  мог,
несчастным, рассылая их партиями в менее разоренные местности,  где  они
могли хоть как-то прокормиться. Немало также он был озабочен трудностями
предстоящей осады, ибо ученые шведские  инженеры  превратили  Варшаву  в
могучую твердыню. За стенами сидели три  тысячи  отлично  вымуштрованных
солдат, руководимых толковыми, опытными генералами, да  и  вообще  шведы
славились как мастера по части осады и обороны  всевозможных  крепостей.
Чтобы развеять свою тревогу, пан гетман каждый вечер задавал  пиры,  где
вино лилось рекой, - был за Сапегой, достойным гражданином и  недюжинным
полководцем, этот грех: превыше всего ценил он веселую компанию  и  звон
бокалов, порою ради пирушки пренебрегая даже службой.
   Зато днем он своим усердием искупал  все  вечерние  грехи  До  самого
заката он неутомимо рассылал патрули,  отправлял  письма,  сам  объезжал
стражу, сам допрашивал пойманных языков. Но едва лишь загоралась  первая
звезда, из его квартиры уже неслись звуки скрипки, а стоило пану гетману
разгуляться, тут он уж позволял себе все, - бывало, даже  посылал  и  за
теми офицерами, которых сам же назначил идти в дозор или на вылазку,  и,
если кто из них не являлся, был весьма недоволен, ибо любил, чтоб у него
на пиру было людно. Заглоба по утрам пилил его за  это,  но  по  вечерам
частенько Заглобу самого мертвецки пьяного приносили слуги на квартиру к
Володыёвскому.
   - Сапежка и святого совратит с пути истинного, - оправдывался  он  на
другой день перед друзьями,  -  а  уж  меня,  который  всегда  не  прочь
повеселиться, и подавно. Гетману почему-то особенно  нравится  потчевать
меня вином, ну, а я, не желая показаться перед ним невежей, уступаю  его
настояниям, ибо не в моем обычае обижать хозяина. Но  я  уже  дал  обет,
велю на рождественский пост покрепче лупить меня по спине плетью, я ведь
и сам понимаю, что за распущенность положена епитимья. А  пока  придется
не отставать от него, иначе он, того гляди, попадет в дурную компанию  и
окончательно собьется с толку.
   Многие офицеры и без гетманского надзора честно несли свою службу, но
некоторые по вечерам забывали о ней совершенно, как это обычно бывает  с
солдатами, переставшими чувствовать железную руку командира.
   Неприятель не замедлил воспользоваться этим.
   Однажды, за несколько дней до прибытия короля и гетманов,  Сапега  на
радостях, что все войска собираются вместе и теперь начнется  правильная
осада, устроил особенно пышный пир. Приглашены были все  самые  именитые
офицеры; пан гетман, радуясь законному поводу для веселья, объявил,  что
пир дается в честь короля. К Скшетуским, Кмицицу, Заглобе, Володыёвскому
и Харлампу послан был даже нарочный с приглашением  непременно  явиться,
так как гетман желает особо почтить их за их великие заслуги. Пан Анджей
как раз садился на коня, он собирался в разъезд, и  гетманский  адъютант
застал его татар уже за воротами.
   - Неужели, ваша милость, ты  нанесешь  пану  гетману  такую  обиду  и
заплатишь неблагодарностью за его доброту? - воскликнул офицер.
   Кмициц спешился и пошел советоваться с товарищами.
   - Уж очень мне это не кстати, - сказал он. -  Около  Бабиц,  говорят,
появился крупный конный отряд.  Гетман  сам  же  и  велел  мне  ехать  и
разузнать, что это за люди, а теперь зовет на пир! Что делать?
   - Пан гетман приказал в разъезд идти Акба-Улану, - ответил адъютант.
   - Приказ есть приказ, - вмешался  Заглоба,  -  и  солдат  обязан  ему
подчиняться. Смотри, не подавай дурного примера, да и к  чему  навлекать
на себя недовольство гетмана, это опасно.
   - Передай, что я буду! - сказал нарочному Кмициц.
   Офицер ушел. Затем уехали и татары во  главе  с  Акба-Уланом,  а  пан
Анджей пошел принарядиться; одеваясь, он говорил товарищам:
   - Сегодня пир в честь его королевского величества; завтра будет пир в
честь их милостей панов коронных гетманов, и так до самого конца осады.
   - Пусть только подойдет король,  -  это  сразу  кончится,  -  ответил
Володыёвский, - хоть милостивый государь наш тоже, бывает, любит  запить
горе вином, однако при нем служба пойдет исправней, поскольку каждый,  в