К тому же Нововейский посулил выйти к ним навстречу с десятком-другим
всадников, если получит на то позволение пана Рущица. Так что ехали  все
охотно, в добром настроении, Зося готова была следовать за  Адамом  хоть
на край света. Пани Боская и две  армянки  надеялись  в  скором  времени
обрести своих мужей. Правда, Рашков находился где-то в страшных  дебрях,
на краю христианского мира, но ведь не на всю жизнь ехали  они  туда,  и
даже не надолго. Весной  ожидалась  война,  о  ней  говорили  повсюду  в
пограничье, так что надобно было, встретив супругов,  осторожности  ради
воротиться обратно с первым теплым ветерком.
   Эва, послушавшись пани Володыевской, осталась в Хрептеве.
   Отец не слишком настаивал, чтобы она  ехала  с  ним,  тем  более  что
оставлял он ее в столь уважаемом семействе.
   - Она будет в полной безопасности, -  говорила  ему  Бася,  -  скорее
всего я сама ее отвезу,  очень  уж  хочется  мне  увидеть  раз  в  жизни
страшную эту границу, о которой я сызмальства наслышана.  Весною  дороги
зачернеются уже от чамбулов, и муж меня не отпустит, а так, коли Эвка  у
меня останется, хороший будет повод. Недельки  этак  через  две  примусь
мужа улещивать, а через три, глядишь, изволение получу.
   - Муж, spero , без надежного эскорта вас  и  зимой  не
отпустит.
   - Сможет, сам со мною поедет, а нет - Азья будет нас  сопровождать  с
двумястами, а то и более всадников,  я  слышала,  его  и  так  в  Рашков
посылают.
   На том разговор окончился, и Эва осталась. У Баси же, кроме  истинных
причин, которые она открыла Нововейскому, был и свой расчет.
   Ей хотелось  облегчить  Азье  сближение  с  Эвой,  поскольку  молодой
татарин внушал ей тревогу. На расспросы ее он отвечал, правда, что любит
панну Нововейскую, что давнее чувство в нем не угасло, но,  оставаясь  с
Эвой наедине, молчал. А девушка тем временем в хрептевском этом безлюдье
влюбилась в него без памяти.  Его  дикая,  но  яркая  красота,  детство,
проведенное   в   жестких   руках   пана   Нововейского,   высокое   его
происхождение, тайна, которая долгое время тяготела над ним, и, наконец,
минуты, чтобы открыть ему свое пылавшее сердце, чтобы сказать: "Азья,  я
с детства тебя люблю!" - и упасть в его объятья, и поклясться в любви до
гроба. А он меж тем молчал, стиснув зубы.
   Спервоначалу Эва думала, что присутствие ее отца и  брата  удерживает
Азью от признания. Но потом беспокойство овладело ею; отец и  брат,  без
сомнения, стали бы чинить им препятствия, во всяком случае, до той поры,
покуда Азья не получит шляхетского звания, но он-то мог  хотя  бы  перед
нею открыться, и тем скорее и искренней, чем больше преград вставало  на
пути.
   А он молчал.
   Сомнения закрались наконец в душу девушки, она пожаловалась Басе,  но
та принялась утешать ее:
   - Спору нет, человек он странный и ужасно скрытный, но я уверена,  он
любит тебя, - сам не однажды говорил мне, да и смотрит  на  тебя  как-то
особенно, не так, как на других.
   Эва грустно покачала головой:
   - Это верно, только вот  не  знаю,  любовь  ли  во  взгляде  его  или
ненависть.
   - Полно, Эвка, не неси вздора, за что ему ненавидеть тебя?
   - А любить за что?
   Бася стала гладить ее по лицу своей маленькой ручкой.
   - А за что меня Михал любит? За что братец твой, едва завидев Зоську,
тут же в нее и влюбился?
   - Адам всегда скорый был.
   - Азья же гордый и отказа боится, в  особенности  со  стороны  твоего
отца, брат-то, сам влюбившись, скорее поймет  сердечные  муки.  Вот  оно
как! Не будь глупой, Эвка, и  не  бойся.  Я  Азью  пожурю  как  следует,
увидишь, каким он станет смельчаком.
   В тот же  день  Бася  повидалась  с  Азьей  и  после  того  опрометью
бросилась к Эвке.
   - Все! - вскричала она с порога.
   - Что? - вспыхнув, спросила Эва.
   - Я так ему сказала: "О чем  ты,  сударь,  думаешь?  Неблагодарностью
меня потчуешь, да? Я умышленно Эвку здесь оставила, чтоб ты, сударь, мог
воспользоваться случаем, а коли не воспользуешься, пеняй на себя,  через
две, самое большее три недели, я отошлю ее в Рашков, а может статься,  и
сама с ней поеду, и ты, сударь, на бобах останешься".  Он  даже  в  лице
переменился, как услышал об отъезде в Рашков, и в ноги мне бухнулся. "Ну
что скажешь?" - спрашиваю, а он: "В пути, - говорит, открою, что у  меня
на сердце. В пути, - говорит, -  скорее  случай  предоставится,  в  пути
произойдет то, чему суждено произойти. Все, - говорит, - открою, во всем
признаюсь, не могу, - говорит, - более терпеть эту муку мученскую!" Даже
губы у него задрожали, он перед тем сильно был огорчен, письма  какие-то
неприятные нынче утром получил из Каменца. В Рашков, сказал он, ему  все
едино надлежит отправляться, у мужа моего давно уж  есть  на  то  приказ
гетмана, только время в том  приказе  не  означено,  а  зависит  оно  от
переговоров, какие он  с  татарскими  ротмистрами  ведет.  "А  нынче,  -
говорит, - как раз срок подошел, пора уж мне туда,  к  ним,  за  Рашков,
ехать, так что заодно и вашу милость, и панну Эву  отвезу".  Я  ответила
ему, что не знаю еще, поеду  ли,  будет  ли  на  то  позволение  Михала.
Услышав это, он сильно напугался. Ну и глупая же ты, Эвка! Говоришь,  не
любит тебя, а он в ноги мне упал и уж так упрашивал, чтоб я тоже  ехала,
говорю тебе, ну просто скулил, мне до слез его жалко  стало.  А  знаешь,
отчего так? Он тут же и сказал мне. "Я, - говорит, - сердце свое открою,
да только без заступничества  вашей  милости  ничего  у  Нововейских  не
добьюсь, разве что гнев да ненависть и в себе, и в них разбужу. В  руках
вашей милости судьба моя, мука  моя,  мое  спасение,  а  коли  вы,  ваша
милость, не поедете, так лучше бы земля меня поглотила, лучше в огне мне
сгореть!" Вот как он любит  тебя!  Даже  подумать  страшно!  Если  б  ты
видела, как он при этом выглядел - ей-богу, струсила бы!
   - Нет, я его не боюсь! - возразила Эва.
   И стала целовать Басины руки.
   - Поезжай с нами, - повторяла она в возбуждении, - поезжай с нами! Ты
одна можешь спасти нас, ты одна  не  побоишься  сказать  отцу,  ты  одна
сможешь чего-то добиться! Поезжай с нами! Я в  ноги  пану  Володыевскому
кинусь, чтобы он тебе ехать позволил. Без тебя  отец  с  Азьей  за  ножи
возьмутся! Поезжай с нами, поезжай.
   Говоря это, она сползла к Басиным коленям и с плачем их обняла.