да велел обвенчать нас, но теперь, боюсь,  она  со  страху  отдаст  богу
душу. Сама видала.
   - Вот заладил! На кой ляд тебе поп да венчанье? Нет, худой ты  казак!
Мне здесь ни попа, ни ксендза не нужно.  В  Рашкове  добруджские  татары
стоят, еще навлечешь на нашу голову басурман, а придут - только ты  свою
княжну и видел. И что тебе взбрело на ум? Езжай себе и возвращайся.
   - Ты лучше в воду гляди и говори,  чего  видишь.  Правду  говори,  не
обманывай, даже если не жилец я.
   Горпына  подошла  к  мельничному  желобу  и   подняла   перекрывающую
водоспуск заставку; тотчас резвый поток побежал по желобу вдвое  скорее,
и колесо стало поворачиваться живей,  пока  не  скрылось  совершенно  за
водяной пылью; густая пена под колесом так и закипела.
   Ведьма уставила черные свои глазищи в эту кипень  и,  схватившись  за
косы над ушами, принялась выкликать:
   - Уху! Уху! Покажись! В колесе дубовом, в пене белой, в тумане ясном,
злой ли, добрый ли, покажися!
   Богун подошел поближе и сел с нею рядом. На лице его страх мешался  с
неудержимым любопытством.
   - Вижу! - крикнула ведьма.
   - Что видишь?
   - Смерть брата. Два вола Донца на кол тащат.
   - Черт с ним, с  твоим  братом!  -  пробормотал  Богун,  которому  не
терпелось узнать совсем другое.
   С минуту слышен был только грохот бешено вертящегося колеса.
   - Синяя у моего  брата  головушка,  синенька,  вороны  его  клюют!  -
сказала ведьма.
   - Еще что видишь?
   - Ничего... Ой, какой синий! Уху!  Уху!  В  колесе  дубовом,  в  пене
белой, в тумане ясном, покажися... Вижу.
   - Что?
   - Битва! Ляхи бегут от казаков.
   - А я за ними?
   - И тебя вижу. Ты  с  маленьким  рыцарем  схватился.  Эгей!  Берегись
маленького рыцаря.
   - А княжна?
   - Нету ее. А вон снова ты, а рядом тот, что тебя обманет лукаво. Друг
твой неверный.
   Богун то на пенные разводы  глядел,  то  Горпыну  пожирал  глазами  и
напрягался мыслью, чтобы ворожбе поспособить.
   - Какой друг?
   - Не вижу. Не разберу даже, молодой или старый.
   - Старый! Вестимо старый!
   - Может, и старый.
   - Тогда я знаю, кто это. Он меня  уже  раз  предал.  Старый  шляхтич,
борода седая и на глазу бельмо. Чтоб ему сдохнуть! Только он мне не друг
вовсе!
   - Подстерегает тебя - опять показался. Погоди! Вот и княжна! Вона!  В
рутовом венке, в белом платье, а над нею ястреб.
   - Это я.
   - Может, и ты. Ястреб... Али сокол? Ястреб!
   - Я это.
   - Погоди. Ничего  не  видать  больше...  В  колесе  дубовом,  в  пене
белой... Ого! Много войска, много казаков, ой,  много,  как  деревьев  в
лесу, как в степи бодяка, а ты  надо  всеми,  три  бунчука  перед  тобою
несут.
   - А княжна при мне?
   - Нету ее, ты в военном стане.
   Снова наступило молчанье. От грохота колеса вся мельница содрогалась.
   - Эка, крови-то сколько, крови! Трупов не  счесть,  волки  над  ними,
вороны! Мор пришел страшный! Куда ни глянь, одни трупы! Трупы  и  трупы,
ничего не видать, все кровью залито.
   Внезапно порыв ветра смахнул туман с колеса, и тут же на пригорке над
мельницей появился с вязанкою дров на плечах уродище Черемис.
   - Черемис, опусти заставку! - крикнула девка.
   И, сказавши так, пошла умыть лицо и руки, а карлик  меж  тем  усмирил
воду.
   Богун сидел задумавшись. Очнулся только, когда подошла Горпына.
   - Больше ничего не видала? - спросил он ее.
   - Что показалось, то показалось, дальше и глядеть не надо.
   - А не врешь?
   - Головой брата клянусь, правду сказала. На кол Донца  посадят  -  за
ноги привяжут к волам и потащат. Эх, жаль мне тебя, братец. Да не одному
ему написана смерть-то! Экая показалась тьма трупов! Отродясь не  видела
столько! Быть великой войне на свете.
   - А у нее, говоришь, ястреб над головою?
   - Ну.
   - И сама в венке была?
   - В веночке и в белом платье.
   - А откуда ты знаешь, что я - этот ястреб? Может,  тот  лях  молодой,
шляхтич, о котором ты от меня слыхала?
   Девка насупила брови и задумалась.
   - Нет, - сказала она, тряхнув головою, - коли б був лях,  то  би  був
орел.
   - Слава богу! Слава  богу!  Ладно,  пойду  к  ребятам,  велю  лошадей
готовить в дорогу. Стемнеется, и поедем.
   - Беспременно, значит, решил ехать?
   - Хмель приказывал, и Кривонос тоже. Сама видела: быть великой войне,
да и в Баре я про то ж прочитал в письме от Хмеля.
   Богун на самом деле  читать  не  умел,  но  стыдился  этого  -  слыть
простецом атаману не хотелось.
   - Ну и езжай! - сказала ведьма. - Счастливый ты -  гетманом  станешь:
три бунчука над тобой как свои пять пальцев видала!
   - И гетманом стану, и княжну за жiнку возьму - не мужичку брать же.
   - С мужичкой ты б не так разговаривал - а с этой  робеешь.  Ляхом  бы
тебе уродиться.
   - Я же не гiрший.
   Сказавши так, Богун пошел к своим молодцам в конюшню, а Горпына  -  к
плите, стряпать.
   К вечеру лошади были готовы в дорогу, но атаман не спешил с отъездом.
Он сидел на груде ковров в светлице с торбаном в руке и глядел  на  свою