в Литве. Мы видели, что здесь ошиблись в расчетах на смуты при восшествии на
престол Василия и должны были закрепить за сыном Иоанна III  не  только  все
приобретения последнего, но даже уступить Смоленск. Срок перемирия  исходил,
и престарелому Сигизмунду вовсе не хотелось начинать войны с  Василием;  его
паы радные, по обычаю,  отправили  посланника  Клиновского  к  двоим  боярам
московским - князю Дмитрию Федоровичу Бельскому и Михаилу Юрьевичу Захарьину
- с просьбою уговорить великого князя прежде истечения перемирия отправить к
королю великих послов для заключения вечного мира или нового перемирия; если
же великий князь не согласится отправить послов своих  к  королю,  то  пусть
пришлет в Литву гонца с опасною грамотою на послов королевских, как  исстари
водилось. Клиновский не застал уже в живых Василия,  и  новое  правительство
распорядилось, чтоб бояре отправили к  панам  своего  посланника  с  опасною
грамотою на больших послов литовских. В то  же  самое  время  новый  великий
князь отправил к Сигизмунду сына боярского Заболоцкого с извещением о смерти
отцовой и о своем восшествии на престол. Заболоцкому дан был, между  прочим,
такой наказ: "Если спросят про великого князя братьев, князя  Юрия  и  князя
Андрея Ивановичей, где теперь князь Юрий и князь Андрей, то отвечать:  князь
Андрей Иванович на Москве у государя, а князь Юрий Иванович государю  нашему
тотчас по смерти отца его  начал  делать  великие  неправды  через  крестное
целование, и государь наш на него опалу свою положил, велел его  заключить".
Заболоцкому велено было проведать: королю в Вильне долго ли быть,  и  послов
своих к великому князю хочет он отправить  или  не  хочет?  В  Москве  имели
причины беспокоиться насчет  решения  последнего  вопроса,  ибо  известие  о
смерти Василия и  восшествии  малолетнего  сына  его,  обещавшем  внутренние
беспокойства и слабость правительства, возбудило надежды короля и его  Рады,
и вместо того, чтоб  прислать  своих  великих  послов  по  опасной  грамоте,
Сигизмунд прислал свою опасную грамоту на послов московских,  велев  сказать
Заболоцкому: "Хочу быть с великим князем в братстве и приязни точно так  же,
как отец наш, Казимир  король,  был  с  дедом  его,  великим  князем  Иваном
Васильевичем. И если он на этих условиях захочет быть с нами  в  братстве  и
приязни, то пусть шлет к нам своих великих послов, да чтоб не медлил". То же
самое и паны радные отвечали боярам московским.
     Великому князю опасная королевская грамота не полюбилась, потому что он
к королю об ней не приказывал и послов своих, к королю отправлять не  хотел.
Перемирие истекло, сношения прекратились, и  летом  1534  года  гетман  Юрий
Радзивилл вместе  с  татарами  опустошил  окрестности  Чернигова,  Новгорода
Северского, Радогоща, Стародуба,  Брянска.  Королю  доносит,  что  в  Москве
господствует сильное несогласие между боярами и несколько раз едва  дело  не
доходило между ними до ножей; во  Пскове  нет  войска,  одни  только  купцы,
переведенные из Москвы,  да  черные  люди-псковичи;  но  черные  люди  часто
сходятся на вече; наместники и дьяки это им запрещают, не зная, что они  там
думают. Всего важнее был для короля приезд таких знатных беглецов, как князь
Семен Бельский и Иван Ляцкий; королю писали, что если он хорошо примет  этих
беглецов, то многие московские князья и знатные дети боярские  последуют  их
примеру; Сигизмунд послушался и богато наградил Бельского и Ляцкого.  Осенью
гетман  Радзивилл  отрядил  в  Северскую  страну  киевского  воеводу  Андрея
Немировича и конюшего дворного Василья Чижа; они сожгли Радогощ, но с уроном
должны были отступить от Стародуба и Чернигова; такую ж неудачу  потерпел  и
князь Александр Вишневецкий под Смоленском.
     Встречая сопротивление под городами,  литовские  воеводы  не  встречали
московских полков в поле. В Москве боялись крымского хана больше, чем Литвы,
и рать стояла под Серпуховом; кроме того,  мешали  сбору  и  движению  войск
внутренние смуты, бегство Семена Бельского и Ляцкого, опала Ивана Бельского,
Воротынского, Глинского. Только в  сентябре,  как  видно,  правительственные
отношения  определились  окончательно  и  явилась  возможность   действовать
решительнее. Не ранее конца  октября  московская  рать  двинулась  в  Литву:
большой полк вели князья Михайло Горбатый-Суздальский и  Никита  Оболенский;
передовой полк - боярин конюший, князь Иван  Овчина-Телепнев-Оболенский;  из
Новгорода вел полки князь Борис Горбатый для соединения с князем Михаилом. В
свою очередь московские войска не встретили  теперь  королевских  в  поле  и
безнаказанно опустошили области литовские, не дошедши только 50 или 40 верст
до Вильны; с другой стороны, князь Федор Овчина-Телепнев-Оболенский ходил из
Стародуба до самого Новгорода литовского.
     На другой год, узнавши о сильных приготовлениях  короля  к  походу,  из
Москвы  выступила  рать:  большой  полк  под   начальством   князя   Василья
Васильевича Шуйского  и  передовой  -  опять  под  начальством  князя  Ивана
Телепнева-Оболенского. Эта рать имела целью добыть Мстиславль,  а  с  другой
стороны, дворецкий новгородский Бутурлин с псковичами должен  был  поставить
город  в  Литовской  земле,  на  озере  Себеже.  Но  литовское  войско   под
начальством гетмана Юрия Радзивилла, Андрея  Немировича,  польского  гетмана
Тарновского  и  московского  беглеца  Семена  Бельского  вторглось  опять  в
Северскую область, взяло Гомель без сопротивления и осадило Стародуб;  здесь
воевода князь Федор Телепнев-Оболенский оборонялся мужественно,  но  литовцы
тайно подвели подкоп, взорвали город, и воевода со многими людьми взят был в
плен, причем погибло 13000 человек  жителей;  Почеп  был  покинут  и  сожжен
самими  русскими.  Литовские  воеводы  удовольствовались  взятием  Гомеля  и
Стародуба, не пошли дальше; у них было много наемных  иностранных  ратников,
пушкарей, пищальников и подкопщиков; у московских воевод  не  было  подобных
мастеров, и потому они, сожегши посад Мстиславский, не  могли  взять  самого
города  и  удовольствовались  опустошением  окрестностей;   Бутурлин   успел
построить и укрепить новый город -  Себеж.  В  начале  1536  года  литовский
воевода Андрей Немирович явился под ним; но пушки его действовали плохо,  не
причинили никакого вреда городу, били своих, а под конец осажденные  сделали
вылазку и нанесли сильное поражение литовцам, под которыми подломился лед на
озере. После этого успеха московские воеводы ходили воевать Литовскую  землю
под Любеч, сожгли посад Витебска, много  волостей  и  сел  повоевали,  много
людей в плен побрали, много богатства у литовских людей взяли и пришли домой
все целы  и  здоровы.  Кроме  Себежа  построены  были  на  литовском  рубеже
Заволочье в  Ржевском  и  Велиж  в  Торопецком  уездах;  Стародуб  и  Почеп,
покинутые литовцами, были возобновлены.
     Не такой войны ждали в Литве,  где  надеялись  на  внутренние  смуты  и
совершенное бессилие правительства в малолетство сына  Василиева.  Сигизмунд
обманулся в своих расчетах точно так же, как обманулся брат его Александр по
смерти Иоанна III, и хотел прекратить бесполезную  борьбу.  Еще  в  сентябре
1535 года приехал  в  Москву  к  князю  Ивану  Телепневу-Оболенскому  Андрей
Горбатый, человек брата его, князя Федора, находившегося в литовском  плену;
Горбатый объявил, что гетман Юрий Радзивилл говорил  ему  о  желании  короля
быть в мире и братстве с великим князем и поручил ему  говорить  об  этом  в
Москве всем боярам и дьякам; что то же самое говорили  ему  и  другие  паны.
Бояре приговорили,  что  надобно  Горбатого  отпустить  к  князю  Федору,  к