Скоро сношения с Крымом получили для Москвы новое значение.  Московский
отъезжик, князь Семен Бельский, видя, что дела Сигизмундовы с  Москвою  идут
вовсе не так хорошо, как ему хотелось и как он обещал в Литве, отпросился  у
короля в Иерусалим, будто бы для  исполнения  обета,  но  вместо  того  стал
хлопотать в Константинополе, как бы поднять султана и крымцев  на  Москву  в
союзе с Литвою: с помощию турок и Литвы ему хотелось восстановить  для  себя
не только независимое княжествo Бельское, но  и  Рязанское,  потому  что  он
считал  себя  по  матери,  княжне   рязанской   (племяннице   Иоанна   III),
единственным наследником этого княжества по пресечении мужеской линии князей
рязанских. По заключении уже мира с Москвою Сигизмунд получил  от  Бельского
письмо с уведомлением, что султан взялся помогать ему,  приказал  Саип-Гирею
крымскому и двоим пашам, силистрийскому и  кафинскому,  выступить  с  ним  в
поход, что у пашей этих может быть более  40000  войска,  кроме  Саип-Гирея,
людей его и козаков белгородских; писал,  чтоб  и  Сигизмунд  высылал  своих
великих гетманов со всеми войсками в Московскую землю; просил также  короля,
чтоб дал ему лист, за которым бы мог безопасно приехать в  Литву  для  своих
дел и безопасно отъехать, и чтоб король позволил людям,  живущим  в  имениях
его, Бельского, в Литве, ехать к нему в Перекоп.
     Королю это письмо было вовсе не ко времени, ибо  война  с  Москвою  уже
прекратилась; он отвечал Бельскому: "Ты отпросился у  нас  в  Иерусалим  для
исполнения обета, а не  сказал  ни  слова,  что  хочешь  ехать  к  турецкому
султану; когда сам к нам приедешь и грамоту султанову к нам привезешь, тогда
и сделаем, как будет пригоже.  Ты  просишь  у  нас  грамоты  для  свободного
проезда в Литву, но ведь ты наш слуга, имение у  тебя  в  нашем  государстве
есть, так нет тебе никакой нужды в проездной грамоте:  все  наши  княжата  и
панята свободно к нам приезжают; слуг же твоих мы немедленно велели  к  тебе
отпустить".
     В Москву о происках Бельского дал знать Ислам-Гирей, выставляя при этом
свое доброхотство к великому князю;  он  писал,  будто  Саип-Гирей  известил
султана, что Ислам более не существует, и  вследствие  этой  вести  начались
приготовления к походу с князем Бельским, собрано  было  100000  войска,  но
когда Бельский, приехав в Белгород, узнал здесь, что Ислам жив, и дал  знать
об этом султану, то последний сказал: "Если только Ислам жив, то нашему делу
статься нельзя". Бельский присылал человека к Исламу  с  просьбою  дать  ему
дорогу и быть ему товарищем, но Ислам не согласился. "И ты  ведай,  -  писал
Ислам великому князю, - что оттоманы - люди лихие; султан начинает это  дело
вовсе не для князя Бельского; он не  думает  о  том,  пригоже  ли  Бельскому
княжение или непригоже, лишь бы только камень о камень ударил, лишь  бы  ему
при этом что-нибудь к себе приволочь. Султан и нашей земле покоя не дает,  с
таким устремлением живет, не рассуждая, кто ему земли достает, от холопа или
от рабы родился - ему все равно, лишь бы земли доставал".
     Московское правительство благодарило Ислама за  дружбу  и  послало  ему
дары с просьбою, чтоб выдал или убил Бельского; в то же время решились и  на
другое средство, чтоб только отвлечь Бельского от опасных замыслов:  человек
Бельского объявил московскому послу  в  Крыму,  Наумову,  что  господин  его
возвратится в Москву, если великая княгиня его простит и  даст  ему  опасную
грамоту. На  основании  этого  объявления  послана  была  Бельскому  опасная
грамота такого содержания: "Мы тебя жаловать хотим и гнев свой отложим; вины
твоей, которую ты сделал по молодости, памятовать не хотим, а еще  и  больше
прежнего пожалуем тебя нашим великим жалованьем. Ведаешь и сам, что и прежде
некоторые наши  слуги  ездили  от  нас  к  нашим  неприятелям,  опять  назад
приезжали и этим отечества своего не теряли, предки наши их жаловали и опять
их в отечестве (в родовой чести) восстанавливали. И ты б ныне поехал  к  нам
без всякого опасения".
     Но Бельский почему-то не ехал, и  московское  правительство  продолжало
вести о нем переговоры и с Исламом, и с Саип-Гиреем, которому от времени  до
времени также отправляло посольства. Со стороны Саип-Гирея целию присылок  в
Москву были, разумеется, запросы:  "Прислал  бы  ты  нам  платье,  три  шубы
собольи, три шубы лисьи, три кречета да и  сокольников  бы  прислал;  а  мы,
сколько будет пригоже, братству твоему готовы;  да  прислал  бы  пять  лисиц
черных да пять черных зубов рыбьих". Сын  Саипов  писал:  "Сколько  прошенья
нашего ни будет, ты б нам ни за что не стоял, чтоб  тебе  с  отцом  нашим  в
добром братстве быть". Гонцу отвечали от имени великого князя: "Когда  будет
у нас от брата нашего большой посол добрый человек, тогда мы  с  ним  вместе
отпустим своего большого посла, и, что у нас случится, то мы брату своему  и
пошлем; а что ты нам от царя говорил о нашем холопе  Бельском,  называл  его
Саип-Гирей нашим другом, то разве царь  по  незнанию  о  нем  так  приказал,
назвал его нашим другом? Бельский - холоп наш, а не друг; и  если  брат  наш
захочет нам дружбу свою показать, то он бы его к нам прислал  или  велел  бы
его там убить; это была  б  нам  от  него  первая  дружба".  Гонец  отвечал:
"Приехал Бельский от  турецкого  султана  к  хану,  привез  грамоту  и  рать
подвигает на московскую украйну; государю вашему другом  и  братом  называет
себя; и которые люди бывали на Москве и его знали,  что  он  великого  князя
холоп, те его бранят и в глаза ему плюют; а которые люди  молодые  этого  не
знают, те к нему пристают и идти с ним  хотят;  ведь  Орда,  и  в  ней  люди
разные, один говорит одно, а другой - другое, а государь наш для  людей  так
молвил: а он и сам знает, что Бельский -  холоп".  В  одно  время  с  гонцом
Саиповым отпускали и гонцов Исламовых; последние сказали боярам:  "Некоторые
бояре говорят, чтоб князь великий был в  дружбе  и  братстве  с  Саип-Гиреем
царем, а Ислама оставил: ведомое дело, помирится князь великий с  царем,  то
государю нашему  Ислам-салтану  плохо  будет,  но  и  великому  князю  добра
никакого не прибудет же, так великий князь не потакал  бы  этим  речам".  Им
отвечали, что великий князь Ислама оставить не хочет и у бояр об этом  ни  у
кого ничего не слыхал и слышать не хочет.
     Ислама не хотели оставить в Москве; Ислам был нужен: он  обещал  выдать
Бельского. Но ему не удалось исполнить этого  обещания:  один  из  ногайских
князей, друг Саип-Гиреев, нечаянно напал на Ислама и убил его, захватив в то
же время и Бельского, которого Саип выкупил у него  по  приказанию  султана.
Ставши один ханом в Крыму, Саип послал сказать великому  князю  московскому:
"Если пришлешь мне, что посылали вы всегда нам по обычаю, то хорошо, и мы по
дружбе стоим; а не придут  поминки  к  нам  всю  зиму,  станешь  волочить  и
откладывать до весны, то мы, надеясь на бога, сами  искать  пойдем,  и  если
найдем, то ты уже потом не гневайся. Не жди от нас посла, за  этим  дела  не
откладывай, а станешь медлить, то от нас добра не жди. Теперь не по-старому,
с голою ратью татарскою, пойдем: кроме собственного моего  наряду  пушечного
будет со мною счастливого хана (султана турецкого) сто тысяч конных людей; я
не так буду, как Магмет-Гирей, с голою ратью, не думай,  побольше  его  силы
идет со мною. Казанская земля - мой юрт, и Сафа-Гирей - царь - брат мне; так
ты б с этого дня на Казанскую землю войной больше не ходил, а пойдешь на нее
войною, то меня на Москве смотри".