приказать ему судить всякие наместничьи  дела,  также  выбрать  недельщиков;
потом царь писал  к  ним:  "Теперь  мы  послали  в  Великий  Новгород  Ивана
Ивановича Жулебина, велели ему, да вам,  дьякам  нашим,  дела  наши  земские
делать, которые делали прежние наместники. Которых дел тиунам  нельзя  будет
решить, те решайте вы с Иваном; а которых и  вам  нельзя  будет  решить,  те
пересылайте к нам". Жулебин нс носил никакого особенного названия;  во  всех
грамотах царь продолжает по-прежнему обращаться к одним дьякам;  к  Жулебину
обращается он только раз, когда дело  шло  о  внешних  сношениях,  именно  о
пересылке грамоты к шведскому королю;  эта  грамота  пересылалась  от  имени
новгородского  наместника,  князя  Глинского;  но  из  слов  грамоты   можно
заключить, что Глинский в это время еще не приезжал в Новгород.
   Встречаются названия городничих, городовых  прикащиков  и  городчиков.  В
губной грамоте галичанам говорится, чтоб выборные сотские,  пятидесятские  и
десятские привозили лихих людей к  городовым  прикащикам  и  вместе  с  ними
обыскивали их. Из других грамот видно также, что они  ведали  дела  земские,
полицейские и финансовые. В городовые прикащики,  или,  как  выражались,  на
городовой приказ, выбирали всею землею из детей боярских; на  содержание  их
выдавалось по пяти вытей в поместье. После городовых прикащиков  упоминаются
также  решеточные  прикащики,  выбиравшиеся  также  из  детей   боярских   и
получавшие по пяти обжей в поместье; мы видели, что еще  при  великом  князе
Василии Иоанновиче дьяки в  Новгороде  велели  поставить  решетки  по  всему
городу и сторожей у решеток для прекращения грабежей и убийств; это известие
объясняет нам должность решеточных прикащиков; в одной из грамот царя Иоанна
к новгородским дьякам читаем: "Вы  б  еще  прислали  из  городчиков  или  из
решеточных пркащиков, которые получше, да подьячих добрых  и  велели  им  по
станам припасать корм конский и людской для ратных людей". В Новгороде видим
по-прежнему старост по концам и улицам; когда в 1548  году  царь  пожаловал,
отставил в Новгороде корчмы и питье кабацкое,  то  давали  по  концам  и  по
улицам старостам на 30 человек две бочки пива да шесть ведер меду,  да  вина
горького полтора ведра. В 1555 году царь писал новгородским дьякам:  "Учинен
был в Великом Новгороде в  старостах  Иван  Борзунов;  жалованья  нашего  он
получал по 50 рублей на год, да ему же дано поместье для старощенья.  Теперь
я этого Ивана Борзунова от старощенья велел отставить: и вы б ему в  суде  у
наших наместников и дворецкого быть  не  велели,  нашего  жалованья  ему  не
давали и поместье отписали на меня до тех пор, пока  выберем  на  его  место
другого  старосту".  Этот  Борзунов  был  староста   большой,   обязанностью
которого, между прочим, было ездить на посады, вынимать  корчемное  питье  и
питухов брать; с ним вместе ездили: подьячий, уличный староста  и  посадские
люди; бесчестья большому старосте платилось 50 рублей.
   Относительно городского народонаселения встречаем различие между  людьми,
имеющими свои дворы, и людьми, которые не  имеют  своих  дворов,  живут  при
своедворцах и носят название соседей;  так,  например,  в  поручной  записи,
данной некоторыми новгородцами по недельщике  в  1568  году,  говорится:  я,
Потап Фомин сын, скотник с Варецкой улицы, живу своим двором, да  я,  Матвей
Григорьев, сын  шелковник,  живу  своим  двором,  да  я,  Иван  Иванов,  сын
Воронков, деменский купчина с Павловой улицы, живу у Мити, у  деменского  же
купчины, в суседех и т. д. В Новгороде встречаем название гостей веденых; из
Новгорода, равно как из Пскова,  продолжали  выводить  горожан  в  Москву  и
другие низовые города: так, в 1555 году свели в  Казань  опальных  псковичей
десять семейств. В 1569 году взял царь в Москву из Новгорода 150 семей да из
Пскова 500 семей. В 1572 году поехало  из  Новгорода  в  Москву  из  земщины
гостей веденых сорок семейств да из опричнины шестьдесят семейств.  От  1574
года дошло до нас описание Мурома, которое представляет нам этот  город,  то
есть посад его, в незавидном положении. На посаде муромском находился в  это
время царский двор, в котором хоромы, горницы,  повалуши  и  сени  сгнили  и
развалились,  жил  на  нем  один  дворник;  был  еще  другой  двор   царский
поледенный,  ставились  на  нем  подключники  и  повара  царские  во   время
государевых рыбных ловель. На посаде же находился двор зелейный;  купеческие
лавки: ряд мясной, ряд  рыбный,  соляной,  калачный;  лавки  разделялись  на
лавки, полки, лубеники, места лавочные. В царском гостином дворе  находилось
17 лавок - все пустые; кроме казенного гостиного двора,  было  два  частных;
тяглых черных дворов 111, жителей в них 149 человек, да 107  дворов  пустых,
да пустых дворовых мест 520, тогда как восемь лет тому назад было 587 дворов
населенных (в живущем), и убыло черных тяглых дворов "из жива в  пусто"  476
дворов; лавок занятых было 202, которые платили оброку 32 рубля 15 алтын,  а
пустых лавок - 117.
   Если правительство для своих целей ставило новые  города  на  западной  и
южной  границах,  то  на  востоке,  куда  по-прежнему  продолжало  двигаться
народонаселение, новые городки являлись сами собою. Мы видели,  что  богатые
Строгановы собственными  средствами  построили  несколько  городков;  жители
Вятской области,  Верхнеслободского  городка,  выводили  сначала  починки  и
деревни, которые  садились  на  лесу,  потом  этими  деревнями  и  починками
поставили себе городок на Шестакове на заемные деньги, причем выпросили себе
у царя  льготную  грамоту,  по  которой  они  могли  платить  свои  долги  в
продолжение пяти лет в истую уплату, без росту; слободской наместник не стал
было обращать внимания на эту грамоту, заимодавцы начали править свои деньги
на шестаковцах, и последние обратились к царю с жалобою,  в  которой,  между
прочим, писали: "Которые людишки должные  в  Шестаковский  город  пришли  на
пусто, и теперь они от своих должников  (заимодавцев)  разбежались  и  пашни
свои пометали". Из этого видим, во-первых, какого рода люди  населяли  новые
отдаленные городки и, во-вторых,  чем  они  занимались;  должники  бросились
бежать от своих заимодавцев и пометали свои пашни. Как  заводились  слободы,
видно из следующего известия летописи под 1572 годом: "В Новгороде  кликали:
которые люди кабальные, монастырские и всякие, чей кто-нибудь, пусть идут  в
государскую слободу на Холыню;  государь  дает  по  5  рублей,  по  человеку
посмотря, а льготы на 5 лет".
   Города не изменяли своего прежнего вида; по-прежнему встречаем известия о
мощении улиц  деревом;  кучи  деревянных  зданий,  из  которых  составлялись
посады, по-прежнему становились  легкою  добычею  пламени.  Мы  упоминали  о
большом московском пожаре; в Новгороде, в 1541 году, выгорел весь Славенский
конец, сгорело 908 дворов и 22 человека. В 1554 году  сгорело  1500  дворов:
зажгли зажигальщики; но ко времени Иоанна IV относится начало  строгих  мер,
предписываемых правительством для избежания частых пожаров в городах. В 1560
году царские дьяки велели новгородцам ставить по дворам своим у дымниц бочки
и чаны с водою и чтоб на каждой избе были веники на шестах. В 1571  году  по
всему Новгороду запрещено было летом избы топить; новгородцы делали  печи  в
огородах и по дворам и там пекли хлебы и калачи.
   В летописях находим известия о печатях для городов, именно для  Дерпта  и
Новгорода Великого; велел царь сделать печать в вотчину лифляндскую, в город
Юрьев, а на печати клеймо - орел двоеглавый, у  орла  у  правой  ноги  герб,