московских наполнялась пришельцами, которые  получали  место  по  назначению
великого князя, их принимавшего; если это место не  казалось  им  достаточно
почетным, то они отъезжали в другие княжества; если оставались, то  начинали
новую  службу,  независимую  от  прежних  преданий;  притом  число  их  было
невелико; число походов, в которых бы сталкивались многие из них, было также
не велико; служебные отношения предков были так недавни, так на памяти всех,
что трудно было им при самом назначении подавать повод  к  столкновениям,  а
если и случались они, то решались легко.  Начали  приезжать  князья,  заняли
первые места, но какие могли быть местнические столкновения между  ними?  Их
служба была слишком нова. Но  чем  старее  становилась  служба  княжеских  и
служилых родов, чем большее  число  поколений  прошло  в  этой  службе,  чем
многочисленнее становился двор государей московских и чем обширнее  делались
военные предприятия и блистательнее придворные торжества,  тем  чаще  должны
были  встречаться  местнические  случаи,  тем  запутаннее  должны  были  они
становиться. Понятно, что по мере  увеличения  местнических  случаев,  столь
вредного для службы, правительство должно было  предпринимать  меры  для  их
ограничения, должно было стараться уменьшать в  службе  число  столкновений,
объявляя, что такие-то места не находятся ни в каком отношении друг к другу,
ни в равном, ни в подчиненном;  с  другой  стороны,  должно  было  стараться
определить и некоторые родовые отношения: вот почему с большою осторожностию
надобно  объяснить   древние   княжеские   родовые   отношения   позднейшими
определениями старшинства  родовых  ступеней,  встречаемыми  в  местнических
случаях и составившимися явно уже по воле правительства, по его уложению.
   В 1550 году царь Иоанн приговорил с митрополитом, с родным братом, князем
Юрием Васильевичем, двоюродным Владимиром Андреевичем и с боярами и в  наряд
служебный велел написать, где быть  на  его  службе  боярам  и  воеводам  по
полкам. В большом полку быть большому воеводе; этот первый воевода  большого
полка считается выше первых воевод передового полка, правой и левой  руки  и
сторожевого полка; а кто будет второй  воевода  в  большом  полку,  до  него
правой руки большому воеводе дела и счету нет,  быть  им  без  мест.  Первые
воеводы передового и сторожевого полка не меньше воевод правой  руки;  левой
руки воеводы не меньше воевод передового полка; левой  руки  воеводы  меньше
первого воеводы правой руки, а второй воевода левой руки меньше  второго  же
воеводы правой руки. Князьям и дворянам большим и детям боярским на  царской
службе с боярами и воеводами или с легкими воеводами для царского дела  быть
без мест; и в наряд служебный царь велел записать, что если боярским детям и
дворянам большим случится на царской  службе  быть  с  воеводами  не  по  их
отечеству, то отечеству их  тут  порухи  никакой  нет.  "А  которые  дворяне
большие ныне будут с меньшими воеводами где-нибудь на царской службе  не  по
своему отечеству, а вперед из них кому-нибудь случится самим быть в воеводах
с теми ж воеводами вместе или случится  где  быть  на  посылке,  то  с  теми
воеводами, с которыми они бывали, тогда счет им  дать  и  быть  им  тогда  в
воеводах по своему отечеству; а  прежде  того,  хотя  и  бывали  с  которыми
воеводами меньшими на службе; и тем дворянам с  теми  воеводами  в  счете  в
своем  отечестве  порухи  нет,  по  государеву  приговору".  Таким  образом,
во-первых, ограничено число случаев, в которых воеводы разных  полков  могли
местничаться; во-вторых, уничтожено право молодых  служилых  людей  знатного
происхождения местничаться с воеводами менее знатного  происхождения;  право
местничаться они получали только тогда, когда сами становились воеводами,  и
тут прежняя их подчиненная служба не имела никакого влияния.
   Опричнина не  исключала  местничества,  хотя  иногда  нарушала  известные
отношения, ибо после встречаем выражения: "То  делалось  в  опричнине:  хотя
такой разряд и был,  но  то  была  государева  воля  в  опричнине".  Воеводы
местничались не только при назначении в полки, но и в города, ибо один город
был честнее других; так, в разряде 1570 года читаем: "А которым  воеводам  в
котором городе быть не вместно, и тем воеводам быть для государева дела  без
мест", то есть настоящий  случай  не  будет  иметь  влияния  на  последующие
столкновения. Из местнических случаев Иоаннова времени уже открывается ясно,
как родовые отношения, счеты по родовой лествице  определяли  равенство  или
неравенство лиц по службе; так, в грамоте князю Федору Троекурову 1573  года
читаем: "Дядя твой князь Иван равен князю Константину Курлятеву, а ты потому
равен третьему сыну князя Константина Курлятева". Но мы  уже  заметили,  что
для избежания различных взглядов, различных толкований при  родовых  счетах,
взглядов и толкований, вынесенных из разных мест,  разных  княжеств  древней
Руси, московское правительство должно было приводить  их  к  единству  своим
приговором, своим уложением; так, в грамоте по делу  Шереметева  с  князьями
Курлятевым и Хованским царь пишет: "По нашему счету, князь  Александр  Кашин
князю Константину Курлятеву седмой дядя; а по нашему уложенью, первого брата
сын четвертому дяде в версту". Доказывать, основываясь на родовом  единстве,
что старший или равный в роде одного соперника  был  в  известном  служебном
случае  ниже  равных  или  младших  в  роде  другого  соперника,  называлось
утягиванием. Легко понять, как страшно было это  утягивание,  легко  понять,
как смотрели  в  роде  на  человека,  которым  можно  было  утягивать,  как,
следовательно, важно было для каждого служилого человека не признать  своего
меньшинства пред членом другого рода, ибо это  признание,  принятие  низшего
места, повлечет за собою понижение всех равных и младших в  его  собственном
роде перед членами известного другого рода. Если было сыскиваемо,  что  двое
служилых людей, назначенные на одну службу,  один  в  больших,  а  другой  в
меньших, были равны друг другу по  родовым  отношениям,  по  лествице  и  по
службе, по разряду, то их разводили  или  отставляли,  и  эта  отставка  или
развод  служили  и  на   будущее   время   доказательством   их   равенства,
невозможности быть вместе. Пример  вредных  следствий  местничества  и  мер,
какие  правительство  должно  было  принимать   при   непослушании   воевод,
представляют известия разрядных книг под  1579  годом  во  время  Ливонского
похода: воеводы писали, что им быть не вместно; из Москвы им дан был  ответ,
чтоб были по росписи; но воеводы опять замшились и к Кеси  не  пошли;  тогда
царь, кручинясь, прислал к ним из Москвы посольского дьяка Андрея Щелкалова,
а из слободы (Александровской) - дворянина Данила Салтыкова и велел им  идти
к Кеси и промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними.
   Местничались воеводы по полкам, по городам; местничались головы у  наряда
(пушек); местничались  царедворцы  в  придворных  церемониях:  в  1577  году
государь велел стоять у своего стола с кравчим Борисом Годуновым князю Ивану
Сицкому, и князь Иван сказал, что  ему  это  не  вместно,  и  бил  челом  на
большого брата Борисова, а Борис Годунов бил челом на  отца  Иванова.  Такие
случаи бывали нередко: челобитчик, считая того, с кем местничался, бесспорно
ниже себя  многими  местами,  бил  челом  прямо  на  высшего  родича  своего
противника, которого полагал последним к себе, т.  е.  только  одним  местом
ниже себя. Иногда, наоборот, ответчик, считая  унизительным  для  себя  бить
челом самому и уверенный в своей высоте  пред  противником,  посылал  вместо
себя бить челом  или  отвечать  младшего  родича.  Средством  к  прекращению