обвенчать  их  тайно  в  Великий  пост.  Зная,  что  Лжедимитрий  добивается
императорского  титула,  папа  через  кардинала  Боргезе  наказывал   нунцию
удовлетворить в этом отношении желанию царя, и потому Рангони дает  Димитрию
требуемый титул: "Serenissimo et invictissimo Monarchiae  Demetrio  Joannis,
Caesari ac Magno Duci totius Russiae, atque universorum  Tartariae  regnorum
aliorumque  plurimorum  dominiorum,  Monarchiae  Moscoviticae   subjectorum,
Domino et Regi". He считая приличным прямо требовать  от  Сигизмунда,  чтобы
тот уступил желаниям Димитрия относительно титула,  папа  косвенным  образом
намекал королю, как  бы  важен  был  союз  Москвы  с  Польшею  для  дружного
нападения на общих врагов - татар. Кардинал Боргезе в письме своем к  нунцию
говорит,  что  так  как  великий   князь   московский   показывает   сильное
расположение к союзу с Польшею против татар, то на будущем сейме  не  должно
быть никакого затруднения насчет  предложенного  союза,  причем  требует  от
нунция, чтобы тот устремил все  свои  мысли  для  приведения  этого  дела  к
желанному концу. В то же самое время кардинал писал другое письмо к Рангони,
в котором  от  имени  папы  уполномочивал  его  убеждать  короля  к  уступке
требованиям Димитрия, если только он, Рангони,  думает,  что  посредничество
папы может подействовать на короля, и если уступка последнего склонит царя к
союзу против татар; и сам папа писал к Сигизмунду,  умоляя  его  поддержать,
усилить союз с Димитрием.
   Но в  то  самое  время,  как  Римский  двор  употреблял  все  усилия  для
скрепления союза между Москвою и Польшею, возникли затруднения в собственных
сношениях его с Димитрием. Папа надеялся, что брак царя на  католичке  будет
могущественно содействовать распространению латинства в московских областях,
но Димитрий требовал, чтобы Марина содержала католицизм в тайне, наружно  же
исполняла обряды закона греческого, ходила в русскую  церковь,  постилась  в
дни,  предписанные  православием.  Нунций  Рангони,  к   которому   Димитрий
обратился с этими требованиями, отвечал, что, несмотря на пламенное  желание
услужить ему, он не имеет никакой возможности удовлетворить его желанию, ибо
такое важное и трудное дело требует  для  своего  решения  власти  высшей  и
рассуждения более зрелого. Не желая, чтоб  это  дело  пошло  далее,  Рангони
пишет к Димитрию: "Я не сомневаюсь, что когда  ваше  величество  рассмотрите
это дело с своею обычною мудростию и известным благочестием, то  посредством
самодержавной власти, которой никто противиться не  должен,  отстраните  все
затруднения, не потерпите, чтобы закону дано было неприличное  истолкование,
и не сделаете никакого принуждения вашей невесте  в  столь  важном  деле,  в
противном случае могут произойти большие неприятности. Притом же это дело не
новое: повсюду видим, что женщины греческого закона выходят замуж за латынов
и наоборот, причем каждый из супругов сохраняет прежнее исповедание, прежние
обряды; этот обычай имеет силу  не  только  для  частных  людей,  но  и  для
государей; говорят, что один из ваших предков, задумав жениться на королевне
польской, именно предлагал, чтоб она удержала все обряды церкви  латинской".
Однако Димитрий не тронулся увещаниями  нунция,  и  дело  было  отослано  на
решение папы. 4 марта 1606  года  Боргезе  уведомлял  Рангони,  что  пункты,
предложенные царем, решены не согласно с его желанием,  ибо  конгрегация  из
кардиналов и  теологов  после  тщательного  обсуждения  предмета  произнесла
приговор, что престол апостольский не разрешает  в  подобных  случаях  и  не
бывало  примера,   чтобы   когда-нибудь   разрешил.   В   таких   же   точно
обстоятельствах  находился  и  ныне  царствующий  король   польский,   когда
отправился в  Швецию  для  принятия  престола,  но  ему  не  было  позволено
сообразоваться с лютеранскими обычаями.
   Между тем приехал в Рим  Лавицкий;  папа  известил  об  этом  Димитрия  в
следующих выражениях: "Мы с таким нетерпением ждали от тебя писем, что  даже
упрекали в медленности  Андрея  Лавицкого,  человека  самого  старательного:
когда сильно чего-нибудь желаешь, то всякое замедление  нестерпимо.  Наконец
он приехал, отдал нам твои письма,  рассказал  о  тебе  вещи  достойные;  мы
жалели только об одном, отчего он не мог сказать нам всего вдруг, как бы нам
хотелось. Такое наслаждение доставил он нам своими речами, что мы  не  могли
удержать радостных слез; мы твердо уверены теперь, что апостольский  престол
сделает самые великие приобретения, когда ты будешь твердо и мудро управлять
теми  странами.  Благословен  бог  и  отец  господа  нашего  Иисуса  Христа,
соблаговоливший утешить нас в беспокойствах! У  тебя  поле  обширное:  сади,
сей, пожинай на нем, повсюду проводи источники  благочестия,  строй  здания,
которых верхи касались бы небес; воспользуйся удобностию места и, как второй
Константин, первый утверди на нем римскую церковь. Так как ты можешь  делать
в земле своей все, что захочешь, то повелевай.  Пусть  народы  твои  услышат
глас истинного пастыря, Христова на земле наместника!" Несмотря, однако,  на
восторженный тон папского письма, в нем  проглядывает  беспокойство:  видно,
что Лавицкий  принес  папе  не  одни  только  утешительные  вести;  Павла  V
беспокоило то, что телохранителями Димитрия были иностранцы,  исповедовавшие
протестантизм, что в числе самых приближенных к нему людей были два  поляка,
братья Бучинские, которые также не были католиками; вот почему папа пишет  в
заключение  письма:  "Посылаем  к  тебе  обратно  Лавицкого,  который  много
кой-чего объявит тебе от нашего имени; особенно внемли увещаниям не  вверять
себя и своих еретикам и  не  удаляться  от  совета  мудрых  и  благочестивых
людей".  Под  последними  папа  разумеет  Мнишка  с  товарищами  и  особенно
католических  духовных;  из  этих  же  слов  видно,  что  царь  не   слишком
приклонялся к советам мудрых и благочестивых и нуждался в увещаниях по этому
случаю. Гораздо более мог надеяться папа от Марины;  он  писал  к  ней:  "Мы
оросили  тебя  своими  благословениями,  как  новую   лозу,   посаженную   в
винограднике господнем; да будешь дщерь, богом благословенная, да родятся от
тебя сыны благословенные, каковых надеется,  каковых  желает  святая  матерь
наша церковь,  каковых  обещает  благочестие  родительское,  то  есть  самых
ревностных распространителей веры Христовой". Потом  папа  увещевает  Марину
воспитывать будущих детей своих в строгости и  благочестии,  с  младенчества
напитать их мыслию, что на них  лежит  обязанность  распространять  истинную
религию. В заключение Павел V поручает расположению московской царицы Андрея
Лавицкого  и  весь  орден  иезуитов,  полезный  целому  свету.   К   воеводе
сендомирскому папа писал, что он всего более полагается на его благочестие и
нуждается в его совете и  помощи.  Павел  V  изъявляет  надежду,  что  народ
московский легко обратится в католицизм, потому что от природы кроток  и  до
сих пор еще не был заражен ересями.
   Доехавши до Вязьмы, старый Мнишек оставил здесь дочь, а  сам  поспешил  в
Москву, куда приехал 24 апреля 1606  года;  2  мая  с  большим  великолепием
въехала в Москву Марина и остановилась в  Вознесенском  монастыре;  считали,
что самозванец на одни дары Марине и полякам издержал до  четырех  миллионов
нынешних серебряных рублей. 8 мая  Марина  была  коронована  и  обвенчана  с
Лжедимитрием по старому русскому обряду; новостию было то, что  у  Марины  в
других дружках был пан Тарло, в свахах - его жена; другою новостию было  то,
что на свадьбе присутствовали послы короля польского, Николай  Олесницкий  и