славимого бога и за  молением  всего  освященного  собора,  по  челобитью  и
прошению всего православного христианства учинились на  отчине  прародителей
наших, на Российском государстве царем и  великим  князем.  Государство  это
даровал бог прародителю нашему Рюрику, бывшему от римского кесаря, и  потом,
в продолжение многих  лет,  до  самого  прародителя  нашего  великого  князя
Александра  Ярославича  Невского,  на  сем   Российском   государстве   были
прародители мои, а потом удалились на  суздальский  удел,  не  отнятием  или
неволею, но  по  родству,  как  обыкли  большие  братья  на  больших  местах
садиться. И ныне  мы,  великий  государь,  будучи  на  престоле  Российского
царства, хотим того, чтобы православное христианство было нашим доброопасным
правительством в тишине, и в покое, и в благоденстве, и поволил  я,  царь  и
великий князь всея Руси, целовать крест на том: что мне, великому  государю,
всякого человека, не осудя  истинным  судом  с  боярами  своими,  смерти  не
предать, вотчин, дворов и животов у братьи его, у жен и детей  не  отнимать,
если они с ним в мысли не были;  также  у  гостей  и  торговых  людей,  хотя
который по суду и по сыску дойдет и до смертной вины, и после  их  у  жен  и
детей дворов, лавок и животов не отнимать, если  они  с  ними  в  этой  вине
невинны. Да и доводов ложных мне, великому государю, не слушать, а сыскивать
всякими сысками накрепко и ставить с очей на очи, чтобы в  том  православное
христианство невинно не гибло; а кто на кого  солжет,  то,  сыскав,  казнить
его, смотря по вине, которую взвел напрасно. На  том  на  всем,  что  в  сей
записи писано, я, царь и великий князь Василий  Иванович  всея  Руси,  целую
крест всем православным христианам, что  мне,  их  жалуя,  судить  истинным,
праведным судом и без вины ни на кого опалы  своей  не  класть,  и  недругам
никого в  не  правде  не  подавать,  и  от  всякого  насильства  оберегать".
Летописец рассказывает, что как скоро Шуйский  был  провозглашен  царем,  то
пошел в Успенский собор и начал говорить, чего  искони  веков  в  Московском
государстве не важивалось: "Целую крест на том, что мне ни над кем не делать
ничего дурного без собору, и если отец  виновен,  то  над  сыном  ничего  не
делать, а если сын виновен, то отцу ничего дурного не делать, а которая была
мне грубость при царе Борисе, то никому за нее  мстить  не  буду".  Бояре  и
всякие люди, продолжает летописец, ему говорили, чтоб он на  том  креста  не
целовал, потому что в Московском государстве того не повелось, но он  никого
не послушал и целовал крест. Любопытно, если летописец не ошибся, и  Шуйский
сначала обязывался не произносить смертных приговоров без соборного решения,
как сделал Лжедимитрий в деле самого Шуйского, а потом уже в грамоте  вместо
собора поставлено: "Не осудя  с  боярами  своими",  что  сообразнее  было  с
прежним  обещанием  при  составлении  заговора:  "Общим  советом  Российское
царство управлять", впрочем,  и  здесь  общий  совет  -  выражение  довольно
неопределенное, так как бояре уговаривались, то общим советом  прежде  всего
может относиться к ним, что и вероятнее, но может также  означать  и  собор.
Что же касается до обещания не  наказывать  вместе  с  виновным  и  невинных
родственников, то, по всем вероятностям, представление о правде этого устава
принесено Лжедимитрием и спутниками его из Польши, где, как мы видели, давно
уже вследствие  более  раннего  ослабления  родовых  отношений  родственники
преступника не подвергались вместе с ним наказанию; мы  видели,  что  Мнишек
обещал боярам расширение прав их при Лжедимитрии.
   Разослана была по областям и другая грамота - от имени бояр,  окольничих,
дворян и всяких  людей  московских  с  извещением  о  гибели  Лжедимитрия  и
возведении на престол Шуйского: "Мы узнали про то подлинно,  что  он  прямой
вор Гришка Отрепьев, да и мать царевича Димитрия, царица инока Марфа, и брат
ее Михайла Нагой с  братьею  всем  людям  Московского  государства  подлинно
сказывали, что сын ее, царевич Димитрий, умер подлинно и погребен в  Угличе,
а тот вор называется царевичем Димитрием ложно; а как его поймали, то  он  и
сам сказал, что он Гришка  Отрепьев  и  на  государстве  учинился  бесовскою
помощию, и людей всех прельстил  чернокнижеством,  и  тот  Гришка,  за  свое
злодейственное дело, принял от  бога  возмездие,  скончал  свой  живот  злою
смертию. И после того, прося  у  бога  милости,  митрополиты,  архиепископы,
епископы и весь освященный собор, также и мы,  бояре,  окольничие,  дворяне,
дети  боярские  и  всякие  люди  Московского  государства,   избирали   всем
Московским государством, кому бог изволит  быть  на  Московском  государстве
государем; и всесильный, в троице славимый бог наш на нас и на  вас  милость
свою показал, объявил государя на Московское государство, великого  государя
царя и великого князя  Василия  Ивановича  всея  Руси  самодержца,  государя
благочестивого,  по  божией  церкви  и  по  православной  христианской  вере
поборателя, от корени великих государей  российских,  от  великого  государя
князя  Александра  Ярославича  Невского;   многое   смертное   изгнание   за
православную веру с братиею своею во многие лета он претерпел в больше  всех
от того вора, богоотступника и еретика смертью пострадал".
   Вслед за этою грамотою новый царь разослал другую, уже от своего имени, в
которой также объявлял о гибели Лжедимитрия, с точнейшим объяснением причин,
а именно объявлял о бумагах,  найденных  в  комнатах  самозванца:  "Взяты  в
хоромах его грамоты многие ссыльные воровские с Польшею и Литвою о разорении
Московского государства". Но Шуйский не объясняет ничего о  содержании  этих
воровских грамот, хотя  вслед  за  этим  упоминает  о  содержании  писем  от
римского папы, нам уже известных. Далее Шуйский пишет о показании Бучинских,
будто царь был намерен перебить всех бояр во время воинской потехи и  потом,
отдавши все главные места в управление полякам, ввести католицизм.  В  самом
деле  сохранилось  это  показание,  но  достоверность  его  прежде  нас  уже
отвергнута. Шуйский приводит также свидетельство  о  записях,  действительно
данных в Польше Мнишку и королю об уступке русских  областей,  и  заключает:
"Слыша и  видя  то,  мы  всесильному  богу  хвалу  воздаем,  что  от  такого
злодейства избавил". Наконец,  разослана  была  окружная  грамота  от  имени
царицы  Марфы,  где  она  отрекалась  от  Лжедимитрия.  Марфа  говорит:  "Он
ведовством и чернокнижеством  назвал  себя  сыном  царя  Ивана  Васильевича,
омрачением бесовским прельстил в Польше и Литве многих людей и нас  самих  и
родственников  наших  устрашил  смертию;  я  боярам,  дворянами  всем  людям
объявила об этом прежде тайно, а теперь  всем  явно,  что  он  не  наш  сын,
царевич Димитрий, вор, богоотступник, еретик. А как он  своим  ведовством  и
чернокнижеством приехал из Путивля в Москву, то, ведая  свое  воровство,  по
нас не посылал долгое время, а прислал к нам своих  советников  и  велел  им
беречь накрепко, чтобы к нам никто не приходил и с  нами  об  нем  никто  не
разговаривал. А как велел нас к Москве привезти, и он на встрече был  у  нас
один, а бояр и других никаких людей с собой пускать к нам не велел и говорил
нам с великим запретом, чтобы мне его не обличать, претя нам и всему  нашему
роду смертным убийством, чтобы нам тем на себя  и  на  весь  род  свой  злой
смерти не навести, и посадил меня в монастырь,  и  приставил  ко  мне  также
своих советников, и остерегать того велел накрепко, чтоб его воровство  было
не явно, а я для его угрозы объявить в народе его воровство явно не  смела".
Марфа говорит или за нее говорят,  что  Лжедимитрий  прислал  за  нею  своих