по достоинству ли, собственному либо мужей, или по жребию, об этом преданье
молчит. (8) В ту же пору были составлены и три центурии всадников: Рамны,
названные так по Ромулу, Тиции - по Титу Тацию, и Луцеры, чье имя, как и
происхождение, остается темным57. Оба царя правили не только совместно, но
и в согласии.

14. (1) Несколько лет спустя родственники царя Тация обидели лаврентских
послов, а когда лаврентяне стали искать управы законным порядком, как
принято между народами, пристрастие Тация к близким и их мольбы взяли верх.
(2) Тем самым он обратил возмездие на себя, и, когда явился в Лавиний на
ежегодное жертвоприношение, был там убит толпой. (3) Ромул, как
рассказывают, перенес случившееся легче, нежели подобало,- то ли оттого,
что меж царями товарищество ненадежно, то ли считая убийство
небеспричинным. Поэтому от войны он воздержался, а чтобы оскорбленье послов
и убийство царя не остались без искупления, договор меж двумя городами,
Римом и Лавинием, был заключен наново.
     (4) Так, сверх чаянья был сохранен мир с лаврентянами, но началась
другая война, много ближе, почти у самых городских ворот. Фиденяне решили,
что в слишком близком с ними соседстве растет великая сила, и поторопились
открыть военные действия, прежде чем она достигнет той несокрушимости,
какую позволяло провидеть будущее. Выслав вперед вооруженную молодежь, они
разоряют поля меж Римом и Фиденами58; (5) затем сворачивают влево, так как
вправо не пускал Тибр, и продолжают грабить, наводя немалый страх на
сельских жителей. Внезапное смятение, с полей перекинувшееся в город,
возвестило о войне. (6) Ромул в тревоге - ведь война в такой близости к
городу не могла терпеть промедленья - вывел войско и стал лагерем в одной
миле от Фиден. (7) Оставив в лагере небольшой отряд, он выступил со всем
войском, части воинов приказал засесть в скрытном месте - благо окрестность
поросла густым кустарником,- сам же с большею частью войска и всей конницей
двинулся дальше и, подскакавши почти к самым воротам, устрашающим шумом
затеянной схватки выманил неприятеля, чего и добивался. Та же конная
схватка дала вполне правдоподобный повод к притворному бегству. (8) И вот
конница будто бы не решается в страхе, что выбрать, бой или бегство, пехота
тоже подается назад, как вдруг ворота распахиваются и высыпают враги; они
нападают на строй римлян и преследуют их по пятам, пылом погони увлекаемые
к месту засады. (9) Оттуда внезапно появляются римляне и нападают на
вражеский строй сбоку; страху фиденянам добавляют и двинувшиеся из лагеря
знамена отряда, который был там оставлен. Устрашенный грозящей с разных
сторон опасностью, неприятель обратился в бегство, едва ли не прежде, чем
Ромул и его всадники успели натянуть поводья и повернуть коней. (10) И куда
беспорядочнее, чем недавние притворные беглецы, прежние преследователи в
уже настоящем бегстве устремились к городу. Но оторваться от врага
фиденянам не удалось; (11) на плечах противника, как бы единым с ним
отрядом, ворвались римляне в город прежде, чем затворились ворота.

15. (1) С фиденян зараза войны перекинулась на родственных им (они ведь
тоже были этруски) вейян59, которых беспокоила и самая близость Рима, если
бы римское оружие оказалось направленным против всех соседей. Вейяне
сделали набег на римские пределы, скорее грабительский, чем по правилам
войны. (2) Не разбив лагеря, не дожидаясь войска противника, они ушли назад
в Вейи, унося добычу с полей. Римляне, напротив, не обнаружив противника в
своих землях, перешли Тибр в полной готовности к решительному сражению. (3)
Вейяне, узнав, что те становятся лагерем и пойдут на их город, выступили
навстречу, предпочитая решить дело в открытом бою, нежели оказаться в осаде
и отстаивать свои кровли и стены. (4) На этот раз никакая хитрость силе не
помогала - одною лишь храбростью испытанного войска одержал римский царь
победу; обращенного в бегство врага он преследовал вплоть до городских
укреплений, но от города, надежно защищенного и стенами, и самим
расположением, отступил. На возвратном пути Ромул разоряет вражеские земли
больше в отместку, чем ради добычи. (5) Сокрушенные этой бедою не меньше,
чем битвой в открытом поле, вейяне посылают в Рим ходатаев просить мира.
Лишившись в наказание части своих земель, они получают перемирие на сто лет.
     (6) Таковы главные домашние и военные события Ромулова царствования
[753-717 гг.], и во всем этом нет ничего несовместного с верой в
божественное происхождение Ромула и с посмертным его обожествленьем - взять
ли отвагу, с какою возвращено было дедовское царство, взять ли мудрость, с
какою был основан и укреплен военными и мирными средствами город. (7) Ибо,
бесспорно, его трудами город стал так силен, что на протяжении последующих
сорока лет мог пользоваться прочным миром. (8) И, однако, толпе Ромул был
дороже, чем отцам, а воинам гораздо более по сердцу, нежели прочим; триста
вооруженных телохранителей, которых он назвал "быстрыми", всегда были при
нем, не только на войне, но и в мирное время60.

16. (1) По свершении бессмертных этих трудов, когда Ромул, созвав сходку на
поле у Козьего болота61, производил смотр войску, внезапно с громом и
грохотом поднялась буря, которая окутала царя густым облаком, скрыв его от
глаз сходки, и с той поры не было Ромула на земле. (2) Когда же
непроглядная мгла вновь сменилась мирным сиянием дня и общий ужас наконец
улегся, все римляне увидели царское кресло пустым; хотя они и поверили
отцам, ближайшим очевидцам, что царь был унесен вихрем, все же, будто
пораженные страхом сиротства, хранили скорбное молчание. (3) Потом сперва
немногие, а за ними все разом возглашают хвалу Ромулу, богу, богом
рожденному, царю и отцу города Рима, молят его о мире, о том, чтобы, благой
и милостивый, всегда хранил он свое потомство62.
    (4) Но и в ту пору, я уверен, кое-кто втихомолку говорил, что царь был
растерзан руками отцов - распространилась ведь и такая, хоть очень глухая,
молва; а тот, первый, рассказ разошелся широко благодаря преклонению перед
Ромулом и живому еще ужасу. (5) Как передают, веры этому рассказу прибавила
находчивость одного человека. А именно, когда город был обуреваем тоской по
царю и ненавистью к отцам, явился на сходку Прокул Юлий63 и заговорил с
важностью, хоть и о странных вещах. (6) "Квириты,- сказал он,- Ромул, отец
нашего города, внезапно сошедший с неба, встретился мне нынешним утром. В
благоговейном ужасе стоял я с ним рядом и молился, чтобы не зачлось мне во
грех, что смотрю на него64, а он промолвил:
     (7) „Отправляйся и возвести римлянам: угодно богам, чтобы мой Рим стал
главой всего мира. А посему пусть будут усердны к военному делу, пусть
ведают сами и потомству передают, что нет человеческих сил, способных
противиться римскому оружию". (8) И с этими словами удалился на небо".
Удивительно, с каким доверием выслушали вестника, пришедшего с подобным
рассказом, и как просто тоска народа и войска по Ромулу была утолена верой