дня, заставляла  ее желать  удаления знаменитого воина,  и она не
рассчитала,  что новые  его успехи  послужат к  большему обожанию
нации и, следовательно, умножат к нему любовь народа, чего именно
Директория  и  опасалась. Бонапарт,  который  один составил  план
экспедиции, один  и занялся его исполнением  и принял на себя все
устройство  войск,  назначенных в  экспедицию.  Он  же занялся  и
составлением разных комиссий из ученых и артистов, которые должны
были сопровождать  французские войска для того,  чтобы успехи его
оружия   могли    также   служить   и   распространению   успехов
образованности.  Когда Наполеона  спросили,  долго ли  он намерен
оставаться  в Египте,  он  отвечал: "Или  несколько месяцев,  или
шесть лет,  глядя по  обстоятельствам". Он взял  с собой походную
библиотеку, составленную  из томов форматом  в восемнадцатую долю
листа,  заключавшую  в  себе  книги по  ученым  и  художественным
предметам,  географии   и  истории,   путешествия  и  поэтические
сочинения,  романы и  политику. В  его каталоге  стояли: Плутарх,
Полибий,  Фукидид,  Тит-Ливии,  Тацит,  Рэналь, Вольтер,  Фридрих
Второй,  Гомер,  Тассо,  Оссиан,  Виргилий,  Фенелон,  Ла-Фонтен,
Руссо, Мармонтель,  Ле-Саж, Гёте, книги Ветхого  и Нового Завета,
Коран, книга Вед, Дух Законов и Мифология.

Перед самым отъездом из  Парижа Наполеон чуть совсем не остался в
Европе  по  причине  несогласий  Бернадота с  венским  кабинетом,
возникших в связи с  тем, что венская чернь оскорбила трехцветное
знамя,  которое   французский  посол  выставил   на  своем  доме.
Директория  настоятельно  хотела удовлетворения  за  эту обиду  и
готова  была  предпринять  снова  войну, которую  бы  по-прежнему
должен был  вести Наполеон. Но этим  расстроились бы его планы, и
потому  он   заметил  Директории,  что   "не  случайности  должны
управлять   политикой,  а  политика   случайностями".  Директория
вынуждена была уступить замечанию столь очевидно справедливому, и
Наполеон отправился в Тулон.

Прибыв  8  мая  1799  года в  этот  город,  бывший колыбелью  его
известности  и славы,  Бонапарт  узнал, что  драконовские законы,
которые  действовали  в  Тулоне  по  случаю  эмиграций  и  строго
соблюдались со  времени 18 фруктидора, заставляли  еще скорбеть и
трепетать весь девятый военный округ. Не имея права распоряжаться
в стране, ему не  подчиненной, он, как член Академии, обратился к
южным военным комиссарствам, уговаривая их быть почеловеколюбивее
в своих решениях.

"Я с величайшей горестью  узнал, - пишет он им, - что семидесяти-
и восьмидесятилетние старцы  и несчастные женщины, беременные или
окруженные детьми, были расстреляны за намерение эмигрировать.

Разве воины свободы стали палачами?

Разве  сострадание, которое  не оставляло  их в самом  пылу битв,
умерло в их сердце?

Закон  19   фруктидора  был  мерой,   принятой  для  общественной
безопасности. Его целью было наказывать заговорщиков, а отнюдь не
несчастных женщин и хворых стариков.

Поэтому-то я  и прошу вас,  граждане, каждый раз, как  на ваш суд
предстанет  или  старец,   имеющий  более  шестидесяти  лет,  или
женщина, объявлять,  что вы  даже в битвах щадили  жизнь женщин и
старцев.

Воин, который подписывает приговор  безоружного, не кто более как
подлец".

Этот   великодушный   поступок   Бонапарта   спас  жизнь   одному
престарелому эмигранту, которого тулонский военный суд приговорил
было  к  смерти.  Нельзя не  сказать,  что  такое снисхождение  к
беспомощным  старцам  и  женщинам  в воине,  привыкшем  на  полях
сражений к  зрелищу человеческой  крови, заслуживает совершенного
одобрения,  тем более  что  воин этот  принуждает разделять  свое
мнение  не  силой  оружия   и  не  властью,  а  одним  уважением,
приобретенным  заслугами.  В  этом  письме Бонапарта,  как  члена
Французской  академии,  к  военным  властям  Южной  Франции  есть
какое-то глубокое чувство превосходства силы мысли над силой меча
в великом деле успехов общественной образованности.

Когда  уже все  было готово  к отъезду  и флот был  готов поднять
паруса, Наполеон сказал своей армии следующую речь:

"Господа офицеры и солдаты!

Два года  тому назад я принял начальство над  вами: в то время вы
находились около Генуи, терпели во всем недостаток, даже до того,
что многие  из вас должны были  продать свои часы, чтобы добывать
дневное пропитание.  Я обещал,  что помогу вашему  горю, и привел
вас в Италию, где вы нашли всего вдоволь... Правда ли? Сдержал ли
я слово?"

Войско отвечало единогласно: "Правда!"

Наполеон продолжал:

"Так знайте  же, что вы еще  не все сделали для  отечества, и что
отечество еще не все сделало для вас.

Теперь я поведу вас в страну, где ваши подвиги превзойдут все то,
что вы уже совершили  и чему удивляется вселенная; вы там окажете
отечеству  те  заслуги,  которых  оно  вправе  ожидать  от  армии
непобедимых.

Даю слово, что по возвращении из этого похода каждый солдат будет