записки  свидетельствуют,  что  истопники,  лакеи,  секретари  -- все,  кому
вздумалось  появиться в коридорах дворца раньше  самой  Екатерины  II, могли
помешать ей совершить  утреннюю  прогулку  в  комнату возлюбленного.  Нельзя
переносить сегодняшние представления о приличиях на быт 200-летней давности.
Все знали, что у императрицы есть  фавориты, и не мешали ей их иметь, однако
она не должна  была оскорблять общество, подчеркивая свои  взаимоотношения с
ними  прилюдно. Потемкину  пришлось  стать  первым  лицом  в  империи  после
Екатерины по  своим официальным должностям, прежде чем они с царицей  смогли
держаться  даже  в  узком кругу близких друзей как женатая  пара.  Тонкости,
тонкости... Кому они нужны? Можно рисовать портрет эпохи малярной  кистью на
заборе, можно выкладывать храмовые мозаики -- зависит от склонностей, знаний
и способностей.
     Сколько страниц в исторической литературе о екатерининском царствовании
посвящено  умению императрицы  находить и  собирать вокруг  себя талантливых
людей.   Ее   собственное   имя  окружено  целым  созвездием  громких   имен
сподвижников. Отношения с  ними у самой  Екатерины складывались  по-разному:
кто-то  был ее сторонником, кто-то  политическим  соперником, многие из  них
находились "в контрах", как  тогда говорили, друг с другом, но вот  парадокс
--  все работали  вместе  с Екатериной, тащили тяжелый  государственный  воз
Российской империи и при этом не напоминали лебедя, рака и щуку. Императрица
впрягла-таки  в  одну   упряжку  "коня  и  трепетную  лань",   но   что  еще
поразительнее  -- упряжка не просто  ехала,  а  прямо неслась,  невзирая  на
ухабы, и не разбилась. Значит, кучер был хороший.
     Как  же  сталинский  принцип:  кадры  решают  все  --  применительно  к
Екатерине  II выглядит у Радзинского? Какие  слова  на  этот раз  вкладывает
писатель  в  уста  императрицы?  "Я  призвала  к  управлению  целую  когорту
блестящих людей, -- рассуждает она. -- Но  ох уж эти "блестящие  люди"!  Все
эти Панины, Орловы... У  них  всегда есть свои цели. И ради них они  борются
друг  с  другом,  а я  должна скакать меж ними курцгалопом и  следить, чтобы
каждый  новый  "блестящий"  имел  достаточно   сильного  соперника.  Но  для
укрепления державы куда нужнее люди просто трудолюбивые. Исполнительные... И
эти  люди  -- теперь (т.е.  после  Пугачевщины. --  О.Е.)  моя опора.  А  из
блестящих мне с  головой  хватит нынче Григория  Александровича  Потемкина".
Переехав в  Москву на празднование  Кючук-Кайнарджийского мирного  договора,
императрица  продолжает  свой  внутренний монолог:  "Раньше за  этим  столом
сидели блестящие люди, теперь -- исполнительные. Только, пожалуй, граф Панин
сохраняет  детскую  страсть  высказывать  собственное мнение... Я  держу его
только для одного -- участия в придворных интригах.  Ибо пока они  борются и
ненавидят друг друга, я сильна...".
     Итак, сила  Екатерины  II,  по Радзинскому,  зиждилась  на слабости  ее
сотрудников, на их взаимной вражде.
     -- Как же, позвольте узнать, они дела делали? -- спросит читатель. -- И
наделали такую уйму.
     В  промежутках  между склоками,  подсказывает писатель. Но мы надеемся,
что наш читатель уже не так  доверчив,  как в начале романа, он уже заметил,
что очень многого  ему автор просто не сообщает. Да, сотрудники Екатерины II
были  неординарные, талантливые люди  и подчас им трудно было ужиться друг с
другом.  В те  времена любой крупный вельможа создавал  вокруг  себя  партию
сторонников, эти группировки сталкивались при дворе. Чтобы удержать подобные
столкновения  под контролем,  императрица создала целую систему политических
противовесов,  не  позволяя  себе  становиться   на  чью-либо  сторону.  Она
старалась  найти  не  слабое,  а  наиболее  сильное  место  того  или  иного
государственного деятеля  и  поставить его на  такую должность  в управлении
страной, где  его сильные качества  раскрылись  бы  наиболее полно. При этом
Екатерина стремилась замкнуть  деловое общение  своих  "блестящих людей"  на
себя, т.е.  не позволять им  серьезно сталкиваться друг  с другом по службе.
Это порождало у многих ее сановников иллюзию своей наибольшей приближенности
к  императрице,  своего  преимущественного   влияния...  Однако  всерьез  на
Екатерину II влияли очень немногие.
     К    вопросу   о    "блестящих"    и   "исполнительных".   Традиционное
противопоставление  первой и второй половин царствования Екатерины II,  т.е.
до Пугачевщины  и  после нее, в  данном случае не  работает.  Из-за  "стола"
Екатерины, а вернее  из ее кабинета действительно  ушли  Панин и Орловы,  но
появились  Г.А.  Потемкин,   А.А.  Безбородко,  П.В.  Завадовский  (почемуто
выступающий  у Радзинского  в  роли глупого белокурого секретаря). Именно ко
второй половине царствования относится активная государственная деятельность
А.Р. Воронцова, политического противника  и все  равно сотрудника Екатерины,
которого  никто  не  упрекнул  бы  ни в  отсутствии  блеска,  ни  в  избытке
верноподданнической исполнительности. Заметим, что и  княгиня Е.Р.  Дашкова,
которая  в первую половину царствования "проблистала" в перевороте 1762 г. и
затем на долгие  годы  была отдалена от всякой государственной деятельности,
именно во вторую половину царствования  получает свое  главное дело жизни --
становится  во  главе  двух  Академий  и  создает  "Словарь русского языка",
которым  восхищался  А.С. Пушкин. С 1783  г. она неизменный  гость за столом
императрицы,  куда Радзинский посадил одних "исполнительных". Несмотря на то
что  А.В.  Суворов  совершил  множество славных подвигов  еще в  годы первой
русско-турецкой войны, только во  время второй он, благодаря покровительству
Потемкина, занял подобающее ему высокое место в управлении армией и оказался
среди  "блестящих  людей" Екатерины. То же можно сказать и  о  Ф.Ф. Ушакове.
Словом, и в первую  и во вторую половину  царствования от талантливых людей,
способных высказывать свою точку  зрения, в кабинете императрицы было тесно.
А уход Панина и Орловых -- результат крупной политической  борьбы, в которой
проиграли обе стороны.
     Теперь послушаем  Екатерину  II о принципах  взаимоотношений монарха со
своим  окружением.  И   по  этому   вопросу  она,  к   досаде   Радзинского,
высказывалась самостоятельно.  На  склоне лет  императрица  писала  историку
Сенаку де  Мельяну:  "Я никогда не  думала, что  обладаю  творческим умом, и
встречала множество  людей, которые казались  мне  гораздо  умнее меня. Мною
всегда  было  очень  легко  руководить, так  как,  чтобы  достигнуть  этого,
следовало   только  представить   мне  идеи   несравненно   лучшие  и  более
основательные, чем  мои.  Тогда  я делалась  послушной,  как овечка. Причина
этого крылась в сильном и постоянном желании, чтобы все совершалось на благо
государству...  Несмотря на  мою податливость,  я  умела быть упрямой,  если
хотите, когда мне казалось это необходимым".
     В собственноручной инструкции  1773 г., предназначенной для приезжающей
в  Россию  невесты великого  князя  Павла  Петровича принцессы  Вильгельмины
Гессен-Дармштадтской,  императрица  писала: "Чтобы  всячески  старалась  при
своем прибытии  вообще со всеми и каждым иметь равное обращение; и чтобы она
благосклонностью  к  одним  не  отняла   у   других   надежды  снискать   ея
расположение; ибо я всегда была того убеждения, что лучше  обладать сердцами