- Это письмо императора?
     - Нет, не более чем письмо одного еврея.
     - Вероятно, отца прекрасной дочери?
     - Не угадала, совсем не угадала!
     - Ты подстрекаешь мое любопытство.
     - А  мое  уже  удовлетворено  этим  свитком. Гораций - мудрец, когда он
говорит, что не следует помышлять о грядущем.
     - Это оракул?
     - По крайней мере, нечто в этом роде.
     - И   это   портит  тебе  такое  прекрасное  утро?  Видал  ли  ты  меня
когда-нибудь   грустной?   Однако   же   моим  будущим  дням  угрожает  одно
предсказание, такое ужасное предсказание!
     - Судьба мужчин - нечто иное, чем женская доля.
     - Желаешь выслушать, что было предсказано мне?
     - Какой вопрос!
     - Так  слушай  внимательно.  Изречение,  которое  ты услышишь сейчас, я
получила ни более ни менее как от дельфийской пифии:

                То, что выше всего и дороже тебе, ты утратишь,
                И с олимпийских высот ты ниспровергнешься в прах.

     - Это все?
     - Нет, за этим следуют еще два утешительных стиха.
     - Именно?

                Но испытующий взор открывает под прахом летучим
                Прочный фундамент из плит, мрамор и каменный грунт.

     - И у тебя хватает духу жаловаться на это предсказание?
     - Да  разве  это  прекрасно - барахтаться в пыли? Здесь, в Египте, мы в
достаточной  степени  знакомимся  с  этим  бедствием!  Уж  не  должна  ли  я
радоваться перспективе натыкаться ногами на твердые камни?
     - Что говорят истолкователи оракулов?
     - Сущие глупости.
     - Ты  не  нашла  еще  настоящего истолкователя; но я, я прозреваю смысл
предсказания оракула.
     - Ты?
     - Да,   я!   Суровая   Бальбилла   сойдет  наконец  с  высокого  Олимпа
недоступности  и  перестанет презирать непоколебимый грунт поклонения своего
верного Вера.
     - О,  этот  грунт,  этот каменный грунт! - засмеялась девушка. - Ходить
по  поверхности вон того моря мне кажется более благоразумным, чем гулять по
такому грунту.
     - Попробуй только!
     - Нет   надобности.  Луцилла  за  меня  сделала  уже  эту  пробу.  Твое
толкование  никуда  не  годится.  Толкование  императора мне кажется гораздо
лучшим.
     - В чем оно состоит?
     - В  том,  что  я оставлю поэзию и предамся серьезным научным занятиям.
Он советует мне заняться астрологией.
     - Астрологией,   -   сказал   Вер   и  сделался  серьезнее.  -  Прощай,
прекраснейшая, я должен идти к императору.
     - Мы  вчера были у него на Лохиаде. Как все изменилось там! Хорошенький
домик  привратника  исчез,  веселого движения строителей и художников уже не
видно,   пестрые  мастерские  преобразились  в  скучные  обыкновенные  залы.
Перегородки  в  зале  муз  снесены, мой начатый бюст пропал восемь дней тому
назад  вместе  с  молодым  ветреником,  который вел против моих кудрей такую
ожесточенную войну, что я уже была готова пожертвовать ими...
     - Без  них ты уже не была бы больше Бальбиллой! - с жаром вскричал Вер.
-  Художник  отвергает  то,  что  не остается вечно прекрасным, но мы охотно
любуемся  и  теми  изящными  вещами,  которые  нравятся  нам.  Пусть ваятели
одевают  богинь  согласно  обычаям  более  строгих  времен  и законам своего
искусства,  но  смертные  женщины, если они умны, следуют предписаниям моды.
Впрочем,  мне  сердечно  жаль  этого  живого  и искусного юношу. Он оскорбил
императора, изгнан из дворца и пропал без вести.
     - О!  -  вскричала  Бальбилла  с глубоким сожалением. - Бедный, славный
человек!  А  мой  бюст?  Мы  должны  отыскать  его.  Как только представится
случай, я попрошу императора.
     - Адриан   ничего  не  желает  слышать  о  нем.  Поллукс  чувствительно
оскорбил его.
     - От кого ты знаешь это?
     - От Антиноя.
     - Мы  видели вчера и его! - вскричала Бальбилла с живостью. - Если есть
на  свете  человек,  которому  дано  явиться  в  божественном образе, то это
Антиной.
     - Мечтательница!
     - Я  не  знаю  никого,  кто  мог  бы  смотреть  на него равнодушно. Это
прекрасный  мечтатель,  и  страдальческое  выражение  его  лица,  которое мы
заметили  вчера,  есть не что иное, как безмолвное горе всякого совершенства
об  утраченной  радости  возрастания  и  созревания  для  воплощения идеала,
который он уже представляет сам в себе.
     И  очарованная,  словно  перед  глазами  ее  возник образ некоего бога,
поэтесса устремила взор в вышину.
     Вер слушал ее с улыбкой.
     Наконец он прервал ее, погрозил ей пальцем и сказал:
     - Поэтесса-философка,  прелестная девушка, остерегайся, как бы не сойти
тебе  с  твоего  Олимпа  к  этому  мальчику.  Когда  фантазия  соединяется с
мечтательностью,  то  составляется  чета,  парящая  в воздушных облаках и не
способная  подозревать  даже  в  туманной дали присутствие надежной почвы, о
которой говорит твой оракул.
     - Глупости!  -  вскричала Бальбилла с негодованием. - Чтобы влюбиться в
статую, для этого нужно, чтобы сперва Прометей одушевил ее огнем и духом.
     - Эрот,  -  возразил претор, - иногда заступает место несчастного друга
богов.
     - Настоящий Эрот или поддельный? - спросила Бальбилла насмешливо.
     - Разумеется,  не  поддельный,  - отвечал Вер. - На этот раз поддельный
Эрот  играет  только  роль  доброжелательного  предостерегателя  и заступает
место  архитектора  Понтия,  которого  так боится достойная, охраняющая тебя
матрона.  Под  веселый  шум  вакхического  праздника вы с ним, как я слышал,