(внелегальные поселения), где государственный контроль был не столь строг или
вовсе отсутствовал. Таким образом, теневики избегали и вмешательства гильдий,
чья юрисдикция охватывала только города.

С течением времени внелегальная конкуренция ужесточилась настолько, что у
легальных производителей не оставалось иного выхода, как передавать по
субконтрактам часть производства в пригородные мастерские. Это еще сузило
налоговую базу, из-за чего налоги, соответственно, возросли. В результате
увеличилась безработица и начались волнения, а кроме того, усилилась миграция
в пригороды и расширилась практика субконтрактных договоров с внелегалами. С
уходом производителей из городов и с ростом числа внелегалов начался процесс
ослабления гильдий. Некоторые внелегалы действовали столь успешно, что при
помощи политического давления и взяток постепенно добились права
легализоваться.

Гильдии предприняли контрнаступление. При Тюдорах было издано множество
законов, запрещавших создание незаконных мастерских и служб в пригородах.
Однако число теневиков и их умение действовать скрытно свели на нет все эти
усилия. К значительным поражениям гильдий, зафиксированным историками,
относится дело гильдии шляп и одеял в Норвиче (Англия), которая после
длительной и широко освещавшейся тяжбы так и не смогла отстоять свое
исключительное право на производство этих товаров [Heckscher, Mercantilism,
vol.1, pp. 239--244].

Государство, как и в сегодняшнем Перу, постепенно отступало под натиском
внелегалов. В Англии, где переход от меркантилистской экономики к рыночной был
довольно мирным, новые законы со временем легализовали сельскую и пригородную
промышленность. Власти вынуждены были признать, что многие пригороды и города
созданы специально для того, чтобы избежать контроля со стороны государства и
гильдий. В Швеции король Густав Адольф основал ряд городов и поселков для
внелегалов и, таким образом, включил их в государственную систему.

Усилия европейских меркантилистов обуздать распространение внелегального
предпринимательства оказались напрасными. В Англии государству пришлось
смириться с тем, что новые производства развивались преимущественно там, где
не существовало гильдий или правовых ограничений. Все понимали, что бум в
хлопчатобумажной промышленности имел причиной более либеральное регулирование,
чем в производстве шерстяных тканей. Делалось даже различие между
предпринимательскими способностями жителей пригородов и жителей городов, где
правила меркантилистская система. В 1588 г. лорд Сесил, министр королевы
Елизаветы I, в своем докладе описывал жителей Галифакса, одного из новых
внелегальных поселений, так:
"Они превосходят остальных в политике и промышленности, умении торговать и
возделывать землю, и на фоне грубости и высокомерия, царящих в их диком краю,
они выделяются мудростью и зажиточностью. Они отвергают старые порядки, если
узнают о новых, более удобных, они предпочитают новые обряды и не держатся за
старые церемонии,,. У них есть природная страсть к изобретениям, соединенная с
крепким усердием" [ Ibid., p. 244].

В те времена внелегалы строили не только новые поселения вблизи городов, но и
дома в городах. В Германии, например, чтобы получить право на строительство,
нужно было пройти испытание. Тем не менее, пишет Клафам, "существовали целые
районы, вплотную застроенные домами, хотя в этих районах нельзя было найти
никого, кто имел бы законное разрешение на право строить дома" [Clapham,
Economic Development of France and Germany, pp. 323--325]. С волной миграции в
городах появилась и внелегальная торговля. В Англии, как пишет Колман,
десятилетия после Реставрации некоторые традиционалисты жаловались на рост
числа разносчиков и уличных торговцев, на беспорядок, который они создают у
магазинов, на появление новых лавочников во множестве небольших городов.
Законные торговцы напрасно пытались избавиться от вновь прибывших. В Париже
судебные баталии между портными и продавцами ношеной одежды продолжались более
трехсот лет и не закончились даже к началу Французской революции.

Внелегалы подрывали самые основы меркантилистского порядка, поскольку были
конкурентоспособны, действовали агрессивно и рассматривали власти как своих
врагов. В тех странах, где государство преследовало внелегалов и объявляло
незаконными, вместо того чтобы абсорбировать, прогресс замедлялся, а
недовольство возрастало, результатом чего было насилие. Наиболее известные
примеры -- революции во Франции и в России.

Крах гильдий и перераспределительных синдикатов

Расширение теневого сектора неизбежно ослабляло меркантилистские гильдии,
основной функцией которых было ограничение доступа к законным формам
предпринимательства. Колман связывает упадок гильдий с "притоком рабочей силы,
изменением структуры спроса и расширением торговли; развитием новых отраслей и
значительным распространением деревенской промышленности, где целые районы
вырабатывали заказную продукцию из давальческого сырья" [Coleman, The Economy
of England, p. 74]. Более того, в странах, сумевших мирно перейти от
меркантилизма к рыночной экономике, государство лишило гильдии исключительных
привилегий, когда осознало, что занятость предпочтительнее безработицы, даже
если работодатель не признан гильдией. В Англии политическая нестабильность,
сопровождавшая упадок меркантилизма, привела к тому, что все меньше и меньше
людей обращались за разрешением к гильдиям, облегчая этим государству резкое
изменение политики.

Коррупция

Подобно гильдиям, угасала и бюрократия. Хотя меркантилизм возвестил длительный
период экономического роста в Европе, чрезмерность контроля означала, что ему
всегда будет сопутствовать коррупция. К концу XVIII в. меркантилистский
аппарат управления ослабел, а кое-где был полностью коррумпирован. Хекшер
упоминает указ 1692 г., в котором говорилось, что во многих случаях инспекторы
посещали мастерские только для взимания условленных взяток, а не для проверки
товаров. Почти все производственные инспектора (назначенные гильдиями или
государством) постоянно обвинялись в коррупции и пренебрежении своими
обязанностями, что объясняли тогда отсутствием гражданской доблести и уважения
к закону.

Рейд утверждает, что даже английский парламент, который в конце XVII в. также