принцесса,  дочь  Алкиноя.  Она  сверкает, будто фарос, и ее протянутые руки
идут сквозь мглу снов, будто лучи маяков.
     Возможно,  Гиерону  тоже  нравились  именно  эти  стихи  из поэмы, и он
охотно  выполнял  просьбу  Сивоока  и  читал  по  ночам,  в короткие часы их
отдыха;  возможно,  он  и  сам  уносился  мыслью  на  свой остров, омываемый
пурпурным  морем  Гомера,  и  видел  на  берегу  девушку, которая простирает
навстречу  ему тонкие нежные руки, но стихи заканчивались, видение исчезало,
Гиерон  на  несколько  дней  становился  мрачным и раздражительным, и если к
нему   очень  уж  настойчиво  приставал  Сивоок  или  кто-нибудь  другой  из
товарищей,  Гиерон,  что называется, обрушивал на них целые вороха ужасов из
книг  о  приключениях  Александра.  О  дивьих человечках, высотой в двадцать
четыре  локтя, и тихих да мудрых "яблокоедцах". О волосатиках, которые имели
тело  вроде  бы  людское,  а  лицо  - львиное, и о хлопах, которые наклоняли
деревья,  ломали  их  на  оружие,  швыряли  во врага. А этих хлопов окружали
звери,  похожие  на  псов,  только в двадцать локтей вышиной и трехглазые, и
блохи  там  прыгали  величиной  с  лягушку,  и  звери  в  странах,  куда шел
Александр,  были  о  шести  ногах,  трехглавые и пятиглазые, были там и люди
безголовые,  косматые,  рыбоеды.  Было  там  дерево дивное, которое росло до
шести   часов,   а   потом   пряталось  снова  в  землю;  черные  камни,  от
прикосновения  к  которым каждый сам становится камнем; рыбы и змеи, которые
не горели в огне, а выползали из него, будто из воды.
     Оттуда  начиналось  царство  тьмы.  Чтобы найти дорогу назад, Александр
велел  взять  с собою одних только кобыл, а жеребят оставить позади. Во тьме
наткнулись  на  поток,  сверкавший,  будто  молния.  Александр захотел есть,
велел  повару приготовить что-нибудь, повар очистил соленую рыбу, помыл ее в
потоке,  но  рыба  внезапно ожила и уплыла от повара. Повар испил воды, стал
бессмертным,  но  не  сказал про чудо своему властелину. Тот, узнав об этом,
разгневался  и велел убить повара, но сделать это никому не удавалось. Тогда
Александр  приказал  опустить  его  в  озеро с жерновом на шее, и повар стал
морским демоном.
     Загорелся  свет,  но без солнца и без луны. Две птицы с людскими лицами
появились  перед  Александром  и  велели  ему возвращаться, ибо это уже была
земля божья.
     Из  этих темных чудес вырисовывалось в представлении Сивоока то, что он
пережил  на  самом  деле:  гигантские туры, дикую силу которых еще никому не
удавалось   приручить;   замерзший   Дунай,   черный   от   миллионов  крыс,
перекочевывающих  с одной земли в другую; стаи волков, окружавших купеческие
обозы  или  обнаглевших  до  предела  и  слонявшихся  даже возле многолюдных
торжищ;  темные  тучи  ненасытных  пругстрашные грозы, безбрежные наводнения.
     ______________
     каждый   раз  наталкиваемся  на  страшные  сообщения:  "Быша  прузи  мнози",
"...прузи,  и  хрустове,  и  гусеница,  и покрыша землю и бе видети страшно,
идяху к полунощным странам, ядуща траву и проса". (Прим. автора).

     Он  знал  журавлей и лебедей, знал ласточку, которая приносила на своих
острых  крыльях  весну  в  его  землю, а теперь читал или же слушал рассказы
Гиерона  о  птице  Феникс,  одинокой,  как  солнце, солнечной птице, которая
живет  пятьсот  лет, а потом углубляется в древа ливанские, наполняет крылья
свои  ароматом, летит в город Илиополь, возносится на приготовленное для нее
иереями  города  требище  и,  вспыхнув,  сгорает.  Утром  чиститель  требища
обрящет  в  пепле  червя, который на третий день возлетит птицей в прообразе
Спаса.  Феникс  имеет  крылья  цвета  сапфира, изумруда и других драгоценных
камней и венец на голове.
     А  еще  был  таинственный  единорог,  была сладкозвучная птица - Сирин,
похожая  на  тех сирен, которые очаровывали спутников головами, а то грифоны
-  с  туловищем  льва,  с крыльями и головой орла, грифоны когда-то стерегли
золото  Азии; скифское племя аримаспов вступило с грифами в борьбу за золото
и  драгоценные  камни,  это  были  бесстрашные варвары, - быть может, именно
поэтому  ромеи присвоили одежду с изображением грифов начальникам варварских
дружин.
     С  рассвета  и до поздней ночи они ворочали и обтесывали камень, варили
разноцветную  смальту,  гнулись  на лесах до окостенения шеи и позвоночника,
укладывая  мозаики  или  расписывая фрески; с течением времени каждый из них
становился  все большим мастером, перенимая от Агапита высшие и высшие тайны
украшательства   священных   храмов,  но  одновременно  все  более  ощутимым
становилось  их  унижение  как людей, они словно бы самоуничтожались в своем
искусстве,  с каждой новой краской, которую клали на стены, с каждым узором,
с  каждым  новым изгибом апсиды, выдуманным кем-то из них, будто отлетала от
него  частица  его  жизни, его существа, потерянная среди земного могущества
недоступных  императоров  и  среди  чудес,  враждебных  человеку.  Как  было
сказано  у  пророка: "Перестаньте вы надеяться на человека, которого дыхание
в ноздрях его: ибо что он значит?"
     И  сам  Константинополь был наполнен чудесами, перед которыми будничная
жизнь  людская  казалась  ничтожной.  В  монастыре  Спаса  хранилась чаша из
белого  камня,  в  которой Иисус якобы превратил воду в вино. Каждый вторник
носили  по  городу  икону  Богородицы,  написанную,  как утверждалось, самим
евангелистом  Лукою.  Можно  было  увидеть  топор, которым Ной построил свой
ковчег.  В  монастыре  Продром  лежали  волосы  богородицы. А еще стояла там
София  -  нерукотворный  храм,  самый большой и прекрасный в мире, творение,
быть  может,  и  не  людских  рук,  а  божественных,  потому  что  император
Юстиниан,  при  котором  сооружена  святыня,  похороненный  в  саркофаге  из
зеленого  мрамора неропольского, при жизни признан был не только императором
и  первосвященником,  но  и  самим  богом, а его жена Феодора, куртизанка из
цирка,  дочь  укротителя зверей, вырезала сто тысяч павликиан, которые чтили
добро, но не признавали бога.
     - Да  помнит каждый из вас, мохнатомордых и оборванных, - гремел на них
Агапит,  -  да  запомнит  навсегда, что все видимое и все, чем живете, - это
лишь  бледное  отражение  настоящего,  высокого, недоступного, а ваше умение
должно  стать  лишь  средством для напоминания о божьем мире, о божественной
драме   господа   нашего   Иисуса   Христа  и  заселяющих  небо  бессмертных
святителей.
     Питались  они хлебом, оливками, еще давал им Агапит красное виноградное
вино,  которое  постепенно  убивает  мужскую  плоть.  Но  в  каждом  из  них
собралось  столько дикой силы, что не действовали ни красное вино, ни тяжкий
труд;  часто взрывалось это в них неутолимой яростью, они схватывались между
собой,  и хорошо, если все заканчивалось только перебранкой и не доходило до
настоящего  побоища, а бывало и так, что били друг друга долго и беспощадно,
сгоняли  свою  злость,  свою  неволю,  свои несчастья. Потом мирились, снова