Видать,  то  была  святыня этих укрытых от белого света людей, святыня,
построенная  неведомо  когда,  неведомо  кем,  потому что не верилось, чтобы
кто-нибудь  из  ныне  живущих  был  способен  на  подобное  строительство  и
украшения.
     Словно  бы  взял  тот,  кто-то  неведомый,  множество  крепких  липовых
бортей,  увеличил  их до невероятных размеров, украсил извне узорами богов и
богинь,  - и все это, соединенное в живописное целое, стрельчато возвышается
к  небу  разноцветными  крышами,  неодинаковыми,  как  и  каждая увеличенная
борть.
     Сивоок,  забыв  про  Какору,  пересек  базарную площадь перед святыней,
неотрывно   смотрел  на  украшения  стен,  узнавал  еще  издалека  Родимовых
славянских  богов  и  богинь,  они  повторялись, их лики смотрели на хлопца,
будто  отраженные  в многообразии вздыбленных вод, с ликами и фигурами богов
переплетались  фантастические  фигуры  вил  и  берегинь;  стены святыни были
сплошной   краской,   радужной   радостью,  праздником  для  глаза.  Цветные
изображения  богов  хорошо сочетались с резными, никогда еще Сивоок не видел
такой  тонкой  резьбы,  от  этого  вся святыня обретала легкость, она как бы
провисала  над землей в своей разукрашенной невесомости. Сивоок сначала и не
понял,  откуда это впечатление легкости - то ли от буйности красок, то ли от
искусной  резьбы,  то  ли  от  неодинаковости  "бортей", соединенных с такой
неожиданной  смелостью  и  умением.  Только  немного погодя, когда он обошел
сооружение  наполовину,  Сивоок  хлопнул себя по лбу: как он мог не заметить
сразу!  Святыня  не  стояла  на  земле. Она поднята была на крепких столбах,
коричнево-блестящих,  будто  рога  диких зверей. Когда Сивоок провел пальцем
по  одному из "столбов", ему и в самом деле почудилось, что это - турий рог,
но  нигде  никогда не было и не могло быть таких рогов, разве что их склеили
каким-то  дивным  таинственным  способом,  известным  только этим людям, как
известны  им были тайны красоты и цвета. С одной стороны святыня подпиралась
зеленым  пригорком.  Там  были  двери,  которые вели внутрь, но сейчас двери
были  закрыты, и Сивоок продолжал идти вокруг святыни с другой стороны, пока
не очутился снова там, откуда и начал свой осмотр.
     Детвора  помогала  Какоре  распрягать  коней.  Неумело  и  беспорядочно
дергали  за  сбрую,  другие  тащили  коней  за  повода,  еще другие норовили
вырвать  волос  из  конских  хвостов; дети вертелись под ногами у купца, тот
покрикивал  на  них,  наделял  тумаками каждого, кто попадался ему под руку,
бормотал:
     - Кыш!  Зовите своих отцов, говорите: гость приехал. Менять начнем! Все
у меня есть! Никто и не видывал такого. Ну!
     Привязав  коней,  Какора  принялся  разгружать  телегу; увидев Сивоока,
крикнул ему:
     - Эй, отроче, помогай!
     Сивоок  остановился и не мог сдвинуться с места. Теперь он знал: никуда
не  пойдет  дальше  с этим толстым убийцей. И удирать не станет, - просто не
пойдет,  да и дело с концом. Пускай Какора сам попытается выбраться из лесов
да болот. Пускай натерпится страху!
     - Ну! - крикнул еще раз Какора.
     - Не  хочу, - впервые за последние дни заговорил Сивоок, и не ненависть
была в голосе хлопца, а презрение.
     - Гей-гоп! - беззаботно напевал Какора.
     Начали  собираться  люди.  Видно,  они  привычны  были к торгу, ибо шли
смело,  их  не  тревожили  ни  глуповатое  пение  Какоры,  ни его товары; не
удивлялись  они  купеческой  повозке,  а  кони вызывали разве лишь сожаление
своей  изнуренностью  и  испачканностью.  Создавалось  впечатление,  что тут
перебывало  множество  разнообразных  гостей, что все привыкли к ним, хотя и
трудно  было  предположить,  чтобы  пробивались  сюда  из широкого мира даже
такие отчаяннейшие пройдохи, как Какора.
     Первым  пришел  высокий  косматый  мужчина с лукаво прищуренным глазом;
руки  у  него  были  такие  длинные,  что  свисали  ниже колен; лицо мужчины
излучало  насмешливость  и  хитринку,  он  остановился в нескольких шагах от
купца, хмыкнул, спросил задиристо:
     - Что имеешь?
     - А  что  нужно? - вопросом ответил Какора, который хорошо разбирался в
покупателях и сразу видел, с кем имеет дело.
     - Спрашиваю, что имеешь? - снова повторил мужчина.
     - Что нужно, то и имею, - начиная сердиться, ответил купец.
     - А не ври.
     - Имею  такое,  что  тебе  и  не  снилось, - подогревал его любопытство
Какора.
     - Ой, хвастун!
     - А  у  тебя?  Драные  порты  да плоть смердючая! - пошел в наступление
Какора. - Ну!
     - Ох, смешной ты! - захохотал мужчина. - Да у меня...
     - А что у тебя?
     - Да такое...
     - Ну какое?
     - Да и дети твои не увидят такого.
     - Что же это? Разве что птичье молоко...
     - А и молоко.
     - Воробья подоил или жабоеда?
     - Да  и  воробья!  -  Мужчина  лениво  почесал ногу о ногу, повернулся,
чтобы уйти прочь.
     - Эй, куда же ты? - испуганно позвал Какора.
     - Дак что ж с тобою?
     - Постой, что же у тебя?
     - Дак у тебя же ничего.
     - Не видел же ты, дурак!
     - Дак и нечего видеть! - сплюнул мужчина.
     - А у тебя что?
     - Да такое, что и детям твоим...
     Какора, тяжело дыша, подбежал к мужчине, схватил его за руку.
     - А ну-ка! Вернись. Не будь тварью безрогой!
     Мужчина  остановился,  потом  без  видимой  охоты  направился  к телеге
купца.  Какора  тыкал  ему  под  нос то кусок покрывала, то заморской работы
меч,  то  женские  украшения  из  зеленого  стекла. Мужчина все это отклонял
рукой, щурил глаз, веселился в душе от стараний купца.
     - Э, - сказал он, - а белого бобра ты видел когда-нибудь?
     - Чего? Что? - не понял Какора.
     - Белого бобра, спрашиваю, когда-нибудь видел?
     - Белого? Бобра? Врал бы ты кому другому, а не Какоре, добрый человек!
     - Дак  что  ж  с  тобой  разговаривать! - пожал плечами мужчина и снова