--  Меч  Помпония!  --  побледнев,  вскричал  префект, отступая  назад.
Кассиодор и Амаласунта тоже вскрикнули в испуге.
     -- Ага, узнал! Не правда ли, это плохо! Поездка не удалась.
     -- Где Помпоний? -- вскричал Цетег.
     -- В обществе акул, в глубоком море, -- ответил Гильдебад.
     -- Как? Убийство? Но кто же осмелился? -- с гневом вскричал префект. --
Как это случилось?
     -- Очень  просто. Помпоний в последнее  время позволял себе такие речи,
что даже мой беззаботный брат обратил,  наконец,  внимание на его поведение.
Несколько дней назад он вдруг уехал  куда-то  на самом  быстром корабле. Это
возбудило подозрение брата, он сел на свой корабль,  пустился за ним, догнал
его и спросил, куда он направляется.
     -- Но  Тотила не имел права допрашивать  его!  Помпоний  не  должен был
давать ему ответ! -- вскричал префект.
     -- Но он  дал ему ответ,  великолепнейший римлянин. Видя,  что у него в
пять раз больше солдат, чем у нас, он засмеялся и ответил, что едет  спасать
королеву  из  рук  готов  и привезти ее в Рим, после чего сделал  знак своим
людям.  Ну,  мы,  конечно,  тоже  взялись  за  мечи.  Жаркая  была  схватка.
Неподалеку  оказались  наши молодцы. Они услышали лязг железа и  поспешили к
нам.  Теперь уж нас  стало  больше,  чем римлян.  Но Помпоний -- молодец, он
сражался,  как  лев. Бросившись  на  моего брата,  он ранил его в  руку. Тут
Тотила уже рассердился и пронзил его мечом. Умирая, он сказал мне:  "Передай
префекту  мой поклон и этот меч,  который он сам подарил мне, и скажи, что я
непременно  исполнил  бы  обещание, если  бы не  подоспела смерть". Я обещал
исполнить просьбу. Он был храбрый  человек. И вот его меч. После его  смерти
корабли сдались нам, и Тотила повел их в Анкону, а я сел на самый быстрый из
них и прибыл сюда в одно время с Балтами.
     Все  молчали.  Цетег  видел, что  план его  разрушен  Тотилой, страшная
ненависть закипела в груди его к молодому готу.
     -- Ну, что же, Амаласунта, согласна ты подписать условия, или ми должны
выбрать себе другого короля? -- спросил Тулун.
     --  Подпиши, королева, -- сказал  Цетег, --  тебе  не  остается выбора.
Амаласунта подписала.
     -- Хорошо, теперь мы пойдем сообщить готам, что все улажено. Они вышли.
В зале  остались только королева и  префект. Тут Амаласунта дала  волю своим
слезам: ее гордость была страшно поражена.
     -- О Цетег, -- вскричала она, ломая руки, -- все, все потеряно!
     --  Нет,  не все, только один план не удался. Но я  больше не могу быть
полезен тебе, -- холодно прибавил он, -- и уезжаю в Рим.
     --  Как? Ты  покидаешь  меня в  такую минуту? Ты,  ты  настоял, чтобы я
приняла  все эти условия, которые лишают меня власти, и  теперь уходишь!  О,
лучше  бы я не  соглашалась, тогда я  осталась  бы королевой, хотя бы они  и
возложили корону на этого мятежника-герцога.
     "Да,  конечно, -- подумал  Цетег, -- для тебя было  бы лучше, но не для
меня. Нет, эту корону не должен носить ни один  герой!" Он быстро сообразил,
что теперь  уже  Амаласунта не  может быть  полезна для него, и  составил  в
голове  новый  план. Но  чтобы она  не  вздумала  отказаться от  подписанных
условий и  тем дать готам повод передать  корону Тулуну, он заговорил снова,
как преданный друг.
     -- Я ухожу, королева, но  не покидаю тебя. Я только не могу теперь быть
полезен тебе здесь. За тобой будут зорко наблюдать.
     -- Но что же мне делать с этими условиями, с этими тремя герцогами?
     --   С   герцогами?  --  медленно  проговорил  префект.  --  Они   ведь
отправляются на войну и, быть может, не возвратятся оттуда.
     --  "Быть  может!" --  вздохнула  королева. -- Что  за польза  от "быть
может!"
     -- Но если  ты захочешь, -- проговорил префект, глядя ей прямо в глаза,
-- то они и наверно не вернутся.
     -- Убийство! -- с ужасом отшатнулась королева.
     -- Необходимость. Да это не убийство, это будет справедливое наказание.
Ведь если бы ты  имела  власть, ты предала  бы их палачу. Они мятежники, они
принудили тебя,  королеву,  подписать условия,  они  убили Помпония  --  они
заслужили казнь.
     --  Да, они  должны  умереть,  эти  грубые люди,  которые  предписывают
условия королеве. Ты прав, они не должны жить.
     -- Да, -- как бы про себя повторил префект. -- Они  должны умереть, они
и Тотила.
     -- А Тотила за что? --  спросила Амаласунта. -- Это прекраснейший юноша
из моего народа.
     -- Он  умрет,  -- с ненавистью вскричал префект. --  О, если бы он  мог
десять раз умереть! Я пришлю  тебе из Рима трех человек, исаврийских солдат.
Ты отправишь их вслед  за Балтами. Все трое должны умереть в  один день. А о
прекрасном  Тотиле я сам позабочусь. В случае возмущения готов, я немедленно
явлюсь с войском тебе на помощь. А теперь прощай!
     И он вышел.  Глубоко одинокой почувствовала  себя  королева:  со  двора
доносились радостные крики готов, торжествовавших  победу над ней, последнее
обещание  префекта, она чувствовала, было  пустой фразой. С тоской  подперла
она голову рукой. В эту минуту в комнату вошел один из придворных.
     --  Послы  из  Византии  просят принять их. Император  Юстин  умер.  На
престол вступил его племянник  Юстиниан. Он шлет тебе братский привет и свою
дружбу.
     -- Юстиниан! --  вскричала королева. Она лишилась сына, ее народ грозил
ей,  Цетег покинул  ее --  все  отступились,  напрасно  искала  она помощи и
поддержки вокруг. -- Теперь звала она другого: -- Юстиниан! Юстиниан!
     ГЛАВА III
     Цетег  лежал на мягком диване в  своем римском доме. Он чувствовал себя
прекрасно:  число  заговорщиков  увеличивается  с каждым  днем,  особенно  в
последнее время, когда со стороны готского правительства начались стеснения,
влияние его в Риме безгранично, даже самые  осторожные  находили,  что, пока
Рим  не освобожден, необходимо предоставить Цетегу, как наиболее способному,
безусловную  власть. Теперь он лежал и думал, что  если  все будет идти, как
теперь, и укрепление Рима  будет закончено, то  можно будет изгнать  готов и
без  помощи Византии. А  это было бы  недурно,  ведь всех этих освободителей
легко призвать, но очень трудно выжить.
     Вошел слуга и подал ему письмо.
     -- Гонец ждет, -- сказал он и удалился.
     Цетег взял письмо совершенно  равнодушно, но, взглянув на печать, сразу
оживился:  "От Юлия  -- слава  Богу!"  На  холодном  лице префекта появилось
редкое  выражение  дружеской  теплоты.  Быстро  распечатав  письмо,  он стал
читать.