О ТОМ, ЧТО В МИНСТЕДСКОМ ЛЕСУ
                       ИНОГДА СЛУЧАЮТСЯ СТРАННЫЕ ВЕЩИ

     Тропа,  по  которой  предстояло  идти  молодому клирику, тянулась через
великолепный  строевой  лес,  где гигантские стволы дубов и буков образовали
во  всех направлениях как бы длинные коридоры, а их ветви изгибались, словно
своды  величественного  собора,  возведенного самой природой. На земле лежал
ковер  зеленейшего  и  мягчайшего  мха,  усыпанного опавшими листьями, бодро
пружинившего  под  ногами  путника.  Тропинкой этой, как видно, пользовались
так  редко, что она местами совсем исчезала в траве, и ее рыжеватая бороздка
снова  появлялась  между  стволами  уже  где-то  далеко  впереди.  Здесь,  в
глубинах  лесного  края,  было  очень тихо. Безмолвие нарушалось лишь легким
шелестом  веток  и  далеким  воркованием  диких голубей, и только раз Аллейн
услышал где-то в стороне веселый охотничий рог и резкий лай собак.
     Не  без волнения смотрел он на окружавшую его красоту, ибо, несмотря на
уединенную  жизнь  в  монастыре,  он  знал достаточно о былом могуществе его
рода,   знал   и   то,   что   когда-то   власть   его  предков,  бесспорно,
распространялась  на  все  эти  земли.  Его  отец  был чистокровным саксом и
возводил  свою  родословную  к Годфри Мэлфу, владевшему поместьями Бистерн и
Минстед  в  те  времена,  когда  норманны  впервые ступили окованной железом
ногой  на  английскую землю. Однако часть владений их семьи была отторгнута:
в  этом  округе насадили леса, и он стал собственностью короля, другие земли
были  конфискованы  за  предполагаемое  участие  Мэлфа  в неудавшемся мятеже
саксов.  И  судьба  предка  стала  прототипом для судьбы потомков. В течение
трех  веков  их  владения  все  сокращались,  иногда  в результате вторжения
феодалов  или  самого  короля,  иногда  вследствие  пожертвований  в  пользу
церкви,  вроде  того  дара,  с  помощью которого отец открыл врата аббатства
Болье  для  своего  младшего  сына.  Так  семья эта постепенно утратила свое
значение,  но  у  них  все  еще оставался старинный помещичий дом, несколько
ферм  и  рощица,  где  можно  было  пасти  сотню  свиней  - "sylva de centum
porcis"брат  все еще мог держаться гордо, потому что оставался свободным владельцем
земель,  не  подчиняющимся  никакому  феодальному властителю и ответственным
только  перед королем. Зная все это, Аллейн испытал легкую гордость довольно
земного  характера, впервые окидывая взглядом ту землю, с которой сроднилось
столько  его  предков.  И  зашагал быстрее, весело крутя палку и озираясь на
каждом  повороте,  в  ожидании,  что  вот-вот  появятся  следы былого гнезда
саксов.  Но  вдруг  остановился, так как из-за дерева выскочил с диким видом
какой-то  человек,  вооруженный  дубинкой,  и  преградил ему дорогу. Это был
свирепый  силач-крепостной  в  шапке  и куртке из недубленой овечьей шкуры и
широких кожаных штанах до пят.
     ______________
     
     - Стой!  -  заорал  он,  замахиваясь  тяжелой дубиной, чтобы подкрепить
свое  приказание.  -  Кто  ты,  и  как ты смеешь так свободно разгуливать по
этому лесу? Куда ты идешь и по какому делу?
     - А  ради  чего  мне  отвечать  на  твои  вопросы,  приятель? - ответил
Аллейн, насторожившись.
     - Ради  того,  что  твой  язык может спасти твою башку, но где же это я
видел твое лицо?
     - Всего  только  накануне  вечером  мы встретились в гостинице "Пестрый
кобчик",   -   отозвался  клирик,  вспомнив  крепостного,  который  был  так
откровенен во вред себе.
     - Клянусь  пресвятой  Девой, так и есть! Ты тот самый мальчишка-клирик,
и  ты  еще  сидел  молчком  в уголке, а потом стыдил музыканта. Что у тебя в
суме?
     - Ничего ценного...
     - Откуда я знаю, что ты не врешь, клирик? Покажи-ка.
     - Не покажу.
     - Дурак!  Да  я  могу  разобрать тебя на косточки, как цыпленка! Забыл,
что  мы  тут  одни  и  до  людей  далеко?  Хоть  ты и клирик, разве это тебе
поможет? Или ты хочешь лишиться не только сумы, но и жизни?
     - Я ни с чем не расстанусь без борьбы.
     - Борьбы,  говоришь?  Между  петухом  со шпорами и цыплаком, только что
вылупившимся из яичка! Твою воинственность живо из тебя выбьют.
     - Если  бы  ты попросил во имя милосердия, я бы сам дал тебе, что смог!
-  воскликнул  Аллейн.  - Но так - ни одного фартинга ты не получишь по моей
доброй  воле,  а  когда  я увижусь с братом - он сокман Минстеда, - он сразу
поднимет  шум, слух о тебе пойдет из деревни в деревню, из округа в округ, и
тебя,  наконец, схватят как обыкновенного разбойника, потому что ты бич этих
мест.
     Изгой опустил дубинку.
     - Брат  сокмана?  - проговорил он, задыхаясь. - Клянусь ключами святого
Петра,  да  пусть  бы лучше рука моя отсохла и язык отнялся, чем я бы ударил
или  изругал тебя. Если ты брат сокмана, тогда все будет в порядке, ручаюсь,
хоть у тебя и поповский вид.
     - Я  брат  ему,  - повторил Аллейн. - Но если бы я не был им, разве это
причина, чтобы убить меня на королевской земле?
     - А  я  за  короля  и  всех знатных господ яблочного зернышка не дам, -
пылко  крикнул  крепостной,  -  столько зла я видел от них, и злом я отплачу
им!  Я  верный  друг  своих друзей и, клянусь пресвятой Девой, жестокий враг
тому, кто мне враг.
     - Поэтому  ты самый жестокий враг самому себе, - сказал Аллейн. - Прошу
тебя,  ведь  ты,  видимо,  знаешь  моего брата, так укажи мне самую короткую
тропинку к его дому.
     Крепостной  только что хотел ответить, когда в лесу за их спиной пропел
охотничий  рожок,  и  Аллейн  на  мгновение  увидел темный бок и белую грудь
царственного  оленя, промелькнувшего между дальними стволами деревьев. Через
минуту  из  чащи  выскочила стая косматых шотландских борзых - с десяток или
полтора.  Собаки  бежали  по  свежему  следу,  опустив носы к земле и задрав
хвосты.  Когда  они  поравнялись  с  Аллейном,  лес  вдруг ожил и наполнился
громкими  звуками:  топотом  копыт,  треском кустарника и короткими, резкими
окриками  охотников.  Вплотную к стае собак скакали начальник охоты и псари,
они  гикали,  торопя  более вялых собак и подбадривая вожаков на том резком,
полуфранцузском  жаргоне, на котором говорили охотники и лесники. Аллейн все
еще  в  удивлении  глядел  на них, слушая их громкие возгласы: "Ищи, Баярд",
"Ищи,  Померс",  "Ищи,  Лебри", - которыми они подгоняли своих любимых псов;
но  тут  группа  верховых,  с  треском  ломая  кусты, выскочила прямо к тому