ткнула в портрет пальцем.
     Из-под плаща Кастанье  выглядывал  мундир  министерства  просвещения  с
выпушками и блестящими орлеными  пуговицами,  а  на  груди  белел  тщательно
вырисованный ретушером значок школы правоведения.
     - Ну и что? - повторил я, действительно ничего не понимая.
     - Снимайте, снимайте, Петя, не стойте! - вдруг закричала  массовичка  и
подняла обе руки. - Только осторожней, ради Бога,  а  то  как  бы  опять  не
прорвалось.
     Я раздраженно  пожал  плечами.  Заведующая  отделом  хранения  Клара  -
красивая, тонкая, черноволосая, смуглая казашка, похожая и на индуску  и  на
черкешенку, - отошла от лестницы и осторожно дотронулась до моего  локтя.  Я
нетерпеливо брыкнулся.
     - А Чапаева вы зачем снимаете, - спросил я  грубо,  -  его-то  вам  кто
велел?..
     Тут Клара снова дернула меня за рукав и певуче сказала:
     - А я вас все время искала. Нужно расписаться  в  книге  за  экспонаты,
идемте.
     Я машинально пошел за ней.
     - А портрет положите, - продолжала она, - потом я приму его у вас.
     - Да я его сейчас опять повешу, - крикнул я злобно и снова вырвал у нее
локоть.
     -  Да  вы  сначала  к  директору  сходите,  -  мирно  посоветовала  мне
массовичка. - И не кричите. Ведь публика ходит.
     Когда мы сошли вниз, Клара сказала:
     -  Конечно,  Зоя  Михайловна  перехлестывает.  Сняла  вчера  свыше  ста
фотографий:  "Уборка  урожая",  "Свиноферма",  "Швейная  фабрика",  портреты
ударников, нескольких ученых.
     - Зачем?
     Клара улыбнулась и пожала плечами.
     -  Говорит,  так  безопаснее,  мало  ли  кого  тогда   фотографировали.
Присваивали им звания, а потом они оказались врагами народа. Осторожная  она
очень.
     - Сволочь она! - сказал я крепко и так сжал Кастанье, что он  хрустнул.
- Сволочь, и все.
     Когда мы вместе зашли в кабинет к директору, он, лежа грудью на  столе,
говорил по телефону. Увидев нас, он улыбнулся, протянул  мне  руку  и  очень
ловко, с армейским шиком поцеловал руку у  Клары,  потом  махнул  нам  рукой
("Садитесь"), сказал еще несколько слов в трубку, опустил ее и сел.
     - Так где ж твой Корнилов? - спросил он меня. - Что за волынка? А? Я уж
и резолюцию положил, и приказ отпечатали, а  его  все  нет.  То  целый  день
вертелся, а то пропал.
     - Придет, - сказал я. - Слушайте...
     - Сначала ты меня послушай, а я  тебя  потом,  -  скороговоркой  сказал
директор. - Так вот, прежде всего найди Корнилова и отдай ему приказ.  Пусть
сдает в канцелярию трудкнижку и сейчас же собирается в горы. За  ним  заедет
завхоз на машине. Понял?
     Директор безнадежно посмотрел на  меня,  вздохнул,  покачал  головой  и
обернулся к Кларе.
     - Кларочка, - сказал он ласково, - я сейчас уезжаю и больше сегодня тут
не буду. Так вы проследите, пожалуйста, за всем этим делом, а то я с  ученым
говорю, а он вон там где-то с воробышками... - Он махнул  рукой  на  окно  и
снова развеселился и подобрел. - Ну как, состоялся ваш разговор с Аюповой?
     Я кивнул головой.
     - Ну и что?
     - Да ничего...
     Директор слегка ударил ладонью по столу и расхохотался.
     - То-то, что ничего! Вояка!  "Эти  проклятые  чистые  руки!"  Она  тебе
покажет, какие у нее руки! - Он опять вдруг стал совершенно серьезным. - Так
вот, пусть Корнилов немедленно  берет  приказ  и  едет.  Если  что,  рабочих
выделит бригадир Потапов. Я с ним уже сговорился.  Он  и  квартиру  отведет.
Кларочка, надо будет дать ему под отчет эдак рублей  двести  пятьдесят,  что
ли. Так я дал команду бухгалтеру, а вы, дорогая,  проследите.  Не  забудете,
хорошо? Дед к четырем часам должен подойти, я к нему человека посылал. А что
это ты вертишь?
     - Кастанье, - сказал я и положил  портрет  директору  на  стол.  -  Вот
посмотрите.
     - Ну, смотрю. - Директор осмотрел портрет со всех сторон и положил  его
опять. - Ну, так что в нем такого  особенного?  Какой-то  гробокопатель,  то
есть археолог! - Директор с великим удовольствием  выговорил  это  слово.  -
Интересный этот ученый мир. Вот он череп взял - зачем взял? Кларочка, вы  не
видели в кино "Человек  в  футляре"?  Народный  артист  Хмелев  играет.  Ну,
точь-в-точь такой же тип: и бородка и мундир. Только  вот  черепа  нет.  Ну,
зачем же ты мне его принес? Тащи его к себе и вешай на  стенке,  пусть  люди
смотрят, удивляются.
     - Он у меня и висел, а массовичка сняла, сказала, что вы ей  приказали,
- ответил я.
     - Я приказал? Вот этого? - директор снова поглядел на портрет. - Ничего
я не приказывал. А как ты его назвал? Кас... Квас... француз, что ли?
     - Преподаватель французского языка Оренбургской гимназии Кастанье.
     - Я же говорю - Беликов,  -  засмеялся  директор.  -  Тот  хотя  латынь
преподавал. Нет, я ничего не приказывал. Это вы уж с ней разбирайтесь сами.
     - Так вы же директор. Она  на  вас  ссылается,  -  сказал  я  резко.  -
"Директор, мол, приказал..." Вы посмотрите, что она в музее-то наделала! Все
стены ободраны, вот при мне Чапаева стаскивала, уж не знаю, за кого еще  она
примется.
     Директор нахмурился и сел в кресло.
     - А если не знаешь, так и не говори,  -  сказал  он  резко.  -  Это  не
Чапаева снимают,  а  тех,  кто  с  ним  сняты.  Советский  музей  не  должен
превращаться в галерею врагов народа,  а  на  этой  фотографии  враги  есть.
Чапаев не мог их знать, а мы знаем.  И  ты,  вместо  того  чтоб  кричать  да
размахивать, подошел бы ко мне и все сразу узнал.
     Я взглянул на Клару, она делала  мне  знак  глазами.  Но  я  сейчас  же
отвернулся.
     - Ладно, - сказал я, -  пускай  вместе  с  Чапаевым  сидели  враги,  но
чабаны-то при чем? Их-то зачем срывать со стены? Мы вот пишем о наших лучших
людях, что они строители социализма, так за что же их так  с  гвоздя  да  об
пол? Строителей-то?
     - Ну, ты говори, да не заговаривайся, - грозно поднялся директор и  так
стиснул пресс-папье, что у него позеленели пальцы. - Ты отдаешь себе  отчет,
что говоришь?