- Я-то отдаю, - сказал я, тоже зажигаясь, - а вот  те,  кто  по  вашему
приказанию обдирает стены,  вот  те-то...  Вот  Клара  знает,  что  она  там
науродовала. Клара, ну...
     - Бога ради, - быстро сказала Клара своим мягким,  певучим  голосом.  -
Бога ради...
     Директор секунду гневно смотрел на меня, потом снял телефонную  трубку,
вызвал дежурного и приказал ему немедленно разыскать и послать  к  нему  Зою
Михайловну. Потом снова  опустился  в  кресло  и  принялся  читать  какую-то
бумагу. На меня он уже не смотрел. В кабинете наступило неловкое молчание. Я
подошел к дивану и сел  рядом  с  Кларой.  Она  взглянула  на  меня  и  чуть
укоризненно качнула головой. И  тут  вошла  массовичка.  Она  была  красная,
распаренная, пыльная. Белая узкая блузка (она всегда носила такие, что у нее
все выпирало) потемнела под мышками.
     - А я только что собиралась идти к вам, - сказала она. - Ну, в основном
наверху, кончили. Сейчас звонили из двенадцатой  школы.  Заведующий  учебной
частью просит нас...
     - Постойте. - Директор взял со стола портрет Кастанье. - Кто это такой?
     - Царский чиновник, - ответила массовичка.
     - А какой именно? Она замешкалась.
     - Не знаете?
     - Нет, но...
     - Так зачем же вы его сняли? - Директор положил портрет на стол. - Надо
будет сейчас же повесить на прежнее место.
     Массовичка быстро взглянула на меня. Я молчал и глядел на пол. Клара за
моей спиной протянула тонкую сильную руку и сильно сжала мне запястье.
     - Товарищ директор, - вдруг горячо  взмолилась  массовичка,  -  ведь  я
отвечаю за идеологическую работу в музее. Так?
     - Ну?
     - И вы меня сами рекомендовали в ряды сочувствующих, так? Так как же  я
могу допустить, чтоб в музее, где  я  провожу  экскурсии,  на  видном  месте
торчал царский сатрап во всех своих регалиях? Ведь это  реакционный  ученый,
шовинист, черносотенец. Его не знает никто, кроме нашего ученого сотрудника,
он откопал его неизвестно у кого и где и взял в экспозицию.  Вот  спрашивают
меня школьники: что это за генерал? Зачем он здесь? Что я должна отвечать?
     - А до сих пор что отвечали? - спросил я.
     - Ничего. Я молчала, - горестно улыбнулась массовичка и развела руками.
     - Ну и молчите, - сказал я. - Кто грамотный, тот прочтет текстовку, там
все написано - кто такой этот Кастанье, что он сделал, какие у него книги  и
даже откуда взята фотография.
     Опять наступило молчание.
     - Так вот, Зоя Михайловна, фотографию нужно сейчас же повесить обратно,
- приказал директор. - И вот мне говорят, что вы и в других  отделах  что-то
поснимали. Кого вы там сняли?
     - Товарищ директор.
     Массовичка расстроенно взглянула на директора. Он молчал, она  перевела
глаза на меня, я улыбнулся, и  тут  она  вдруг  вскинула  голову  и  сказала
величественно:
     - Да, я сняла! Сняла на свою ответственность  несколько  подозрительных
мне фотографий. Я считаю: мы должны быть  бдительны,  товарищ  директор!  Вы
знаете, сколько в наших хозяйственных органах разоблачено за последнее время
вредителей? Разве мы их всех знаем в лицо? К нам  приезжают  люди  со  всего
Казахстана. Что ж они скажут, когда увидят у нас в экспозиции  какого-нибудь
националиста или вредителя? Он хлеб клещом заражал, а мы его рядом с Лысенко
повесили. Вот недавно был такой случай... Клара Фазулаевна присутствовала.
     Тут уж я сжал руку Клары, и она молча отвернулась.
     - Ну, Клара Фазулаевна тут, положим, ни при  чем,  -  сказал  директор,
проследив за мной глазами. - Случаи, конечно, могут быть всякие, все их  все
равно не предусмотришь. Но вот одно я уж  предвижу.  Позвонят  мне,  скажем,
завтра из крайкома и скажут: "Вот сидит сейчас у  меня  знатный  стахановец,
жалуется на то, что ты, директор, его портрет сорвал да в помойку  отправил.
Ты что ж, друг хороший, хочешь в музее одни голые стены оставить,  так  тебе
спокойнее? Что ты врагов повыкидывал, скажут мне, это ты хорошо  сделал,  но
зачем же ты, дундук, и героев на одну свалку с врагами отправляешь?"  Что  я
отвечу на это? Что у меня завелась  такая  сверхбдительная  массовичка,  что
решила уже никому не  верить?  Покойники,  мол,  это  дело  твердое,  а  вот
живые-то... кто их там знает... Так, что ли? Она молчала.
     - Так вот я вас очень прошу - восстановите все, как  было!  И  сделайте
это сейчас же. Она молчала.
     - Сейчас же, Зоя Михайловна, очень вас прошу. Вот Клара Фазулаевна  вам
поможет.
     - Сделаем, - коротко ответила Клара и поднялась с дивана.
     - Хорошо, если это приказ, - начала массовичка.
     - Да, да, я это вам приказываю, Зоя Михайловна, -  коротко  оборвал  ее
директор. - Я в ответе. Выходя из кабинета, массовичка взглянула на меня.
     - Когда у человека нет дел, -  сказала  она  улыбаясь,  -  он  разводит
кляузы. Ну, знаете, если я уж начну кляузничать...
     И только что она прикрыла свою дверь, как  зазвонил  телефон.  Директор
взял трубку, послушал и вдруг заулыбался, закивал головой.  Около  его  глаз
появилось множество мелких, хитрых морщинок.
     - Да, да, товарищ Аюпова, - сказал он радостно. - Слушаю,  слушаю  вас,
товарищ Аюпова. Как фамилия-то, говорите? - Он быстро взглянул  на  меня.  -
Да, да, есть у нас такой артист. Да нет, пока что никаких  особых  замечаний
за ним нет. Да, работает! А что такое? Ага, ага... Да что  вы  говорите?  О,
этим надо будет заняться, заняться! Вот наша  беззаботность-то,  а?  Товарищ
Аюпова, у меня сейчас маленькое заседание, сидят люди, так, если  разрешите,
я вас побеспокою через полчаса. Это очень, очень важно все, что вы говорите.
Большое, большое спасибо. Ну, конечно! Как партиец партийцу... - Он  положил
трубку и скверно выругался. - И  ведь  воображает,  что  спасает  страну,  -
сказал он задумчиво и поднялся из-за стола. - Пойдем, сейчас за мной заедут.
     Он взял фуражку, вышел в коридор и вдруг остановился и взглянул на меня
так, как будто видел впервые.
     - Слушай! - сказал он. - А может быть, тебя послать на месяц в  Москву,
а? Слышал, что тебе сейчас массовичка высказала, а тут  еще  Аюпова  звонит,
предупреждает. Работы сейчас  все  равно  нет,  так  ехал  бы,  а?  Ты  ведь
чувствуешь, какое время наступает.
     - Какое же? - спросил я тупо.
     - Очень строгое время наступает, - сказал директор и вдруг рассердился.
- Да ты что, ребенок, что ли? Газет не читаешь?  Ну,  очень  плохо  делаешь,
если не читаешь. Ведь  мы  живем  на  линии  фронта.  Наши  летчики  сбивают
немецкие самолеты уже около Мадрида. Так это пока только  около  Мадрида,  а