- Да, - отвечала она.
     Он поглядел на часы-браслетку.
     - Ну, отлично, пойдем вместе. Вот выпьем и пойдем, ладно?
     Она кивнула головой.
     Это был короткий, быстрый и понятный только для них обоих разговор.
     Потом Михаил Степанович снова повернулся  ко  мне,  и  лицо  его  стало
по-прежнему ясным, добродушным и ироническим.
     - Тут у нас о войне разговор был, - сказал он, глядя на меня, -  такого
страху нам хозяин нагнал, спасибо вот историк выручил.
     - Я страху никакого не нагонял, - хмуро  ответил  хозяин,  появляясь  в
дверях с тарелкой соленых огурцов. -  Я  говорил,  что  знаю.  Ну  а  врать,
конечно...
     Тут я увидел, что он уже здорово пьян.
     - Вот вы говорите, - продолжал он задиристо, - что ничего не будет, а в
писании не то ведь сказано. Там  сказано:  будет  последний  бой  и  налетят
железные птицы и истребят всех живущих. Так что - это тоже дурачок писал?
     Михаил Степанович быстро взглянул на Софу, она сидела молча.
     - Ну вот, - сказал он весело. - Мы уже и до писания дошли. Да  ты  что,
сектант, что ли, Иван Семенович?
     Тот хмуро покачал  головой  и  аккуратно  начал  расставлять  по  столу
посуду.
     - Тут не в писании совсем дело, - сказал он. -  Писание  -  это  только
так, к слову пришлось.
     - Ну, хорошие же у тебя тогда слова! - воскликнул Михаил Степанович.  -
А еще сознательный человек, колхозник, бригадир.
     Тут вдруг наш хозяин поднял лицо и посмотрел на  нас.  Мне  показалось,
что он даже покраснел от раздражения.
     - Ну вот вы все ученые  люди,  -  сказал  он  громко  и  насмешливо,  -
политики, а я, верно, как вы говорите,  дурак,  колхозник.  Ну  так  как  вы
считаете, вот это  писание  -  оно  что?  Его  дурак  какой-нибудь  сочинял,
Сергей-поп какой или еще кто?
     - Ну, не дурак, конечно, - ответил Михаил Степанович. - Но...
     - Ага! Значит, не дурак, - усмехнулся  хозяин.  -  Так!  Хорошо...  Так
значит оно что-нибудь или нет? Ну вот как вы скажете - значит?
     Софа вздохнула и отвернулась, а Михаил Степанович скучно ответил:
     - Ну, значит, конечно, кое-что отражает - фанатизм, темноту, забитость,
настроение масс того времени, ну и прочие социально-исторические штуки. Так,
значит, налетят эти железные птицы и всех нас перебьют? Ну а может, это наши
птицы будут, а не его?
     - Оставьте, - сказала тихо и досадливо Софа. - Ну что вам?
     - А ну-ка, историк, - сказал Михаил Степанович, - разложите  его  опять
на лопатки.
     - Ну-ка, ну-ка, разложи, - повернулся ко мне бригадир, - попробуй.
     - Никаких железных птиц в писании нет,  -  сказал  я  твердо.  -  Есть,
верно, в "Апокалипсисе" железная саранча, вот о ней, наверно, и идет речь.
     - Ну, хорошо, саранча. Так вот к чему она? - вкрадчиво спросил  хозяин.
- Как эту саранчу понимать-то надо? Ведь саранча эта так, букашка,  что  она
особенно сделать-то может? Ну, сад оголит, хлеб пожрет, а тут ведь пишется -
всех уничтожат! Вот ведь как. Неужели тот, кто писал, никогда  и  саранчу  в
жизни не видел?
     - Ох, как еще видел, - сказал я. - Потому так и писал, что видел. В тех
местах, в Малой Азии, саранча как смерть, от нее ничего не спасет - ни река,
ни гора, ни расстояние, садится туча  ее  в  несколько  десятков  миллиардов
тварей и начинает жевать. И что с ней ни делай - дави, жги,  выпускай  стада
быков, она все равно будет жевать. Ее давят, а она жует, жгут, она жует,  ее
ничто не трогает - ни смерть, ни боль, - ничего, только бы оголить всю землю
дотла.
     - Вот как эту ладонь, - сказал бригадир тихо и  подавленно  и  выставил
над столом большую, крупную загорелую  ладонь,  -  точно!  Мне  и  отец  это
рассказывал.
     - Вот и думает человек: знать, и  смерть  такая.  И  хорошо,  что  она,
смерть эта, землю еще не лопает, а то и от земли ничего бы не осталось.
     Бригадир сидел и молча смотрел на меня.
     - Так вот оно что, -  сказал  он  наконец  тихо.  -  Это  вы  правильно
сказали. - У него был вид человека, неожиданно набредшего на истину.  -  Это
так! Бактерия! Виброн!
     Тут уж я растерялся. О бактериальной войне в то время уже поговаривали.
Говорили, что  в  Германии,  в  Японии  и  даже  в  Италии  идет  работа  по
выращиванию смертоносных бактерий.  Что-то  с  чем-то  скрещивают,  высевают
какие-то  культуры  на  питательные  среды,  подкармливают  их  питательными
бульонами, высевают на агар-агар, снова пересевают, снова  скрещивают,  и  в
результате появляется уже что-то такое чудовищное, что не берет ни огонь, ни
мороз. Человек погибает через несколько часов. Говорили, что где-то в Японии
уже выращен чудовищный гибрид смертельных тропических лихорадок,  скрещенных
с бактериями столбняка, сапа и проказы. Достаточно вылить такую  пробирку  в
водопровод, чтоб город превратился в покойницкую. В газетах об  этом  писали
еще мало и общо. Зато о чем-то очень схожем  и  говорили  и  читали  лекции.
Лекции читали о том, что органами Наркомвнудела было  обнаружено  гигантское
вредительство. Агентам враждебных разведок удалось завербовать многие  сотни
работников элеваторов и складов. Миллиарды пудов зерна по вражескому заданию
были  заражены  каким-то  особым  клещом.  Хлеб  тот  пришлось  весь  сжечь.
Арестована масса ответственных работников,  и  с  каждым  днем  арестованных
становилось все больше и больше. После людей  с  именами  пошли  уже  совсем
простые люди - рабочие, экспедиторы, бухгалтеры, лаборанты.  Судили  их  при
закрытых дверях и военным судом. Приговоры выносились самые суровые - бывали
и расстрелы. Арестованные признавались во всем, и скоро прокуратура и органы
следствия объявили о том, что они до самого конца  распутали  весь  огромный
клубок  измен  и  предательств.  Враги  рассчитывали,  писали   газеты,   на
благодушие советского народа,  но  они  снова  просчитались:  железная  рука
советской разведки (я видел эту руку - "ежовые рукавицы" - на плакатах,  ими
был оклеен весь город) схватила врагов за горло,  задушила  и  выбросила  из
советского общества. Итак, враги, безусловно, просчитались. Но глупо думать,
что они успокоятся. Наоборот, сейчас в борьбу вводятся  все  новые  и  новые
силы. И этого надо было ожидать, ибо, как указал товарищ Сталин, чем  больше
наши успехи, тем ожесточеннее сопротивление врагов и тем  на  более  крайние
средства они идут. А отсюда вывод, который сейчас и  сделал  бригадир:  если
можно заразить искусственно клещом элеваторы, то почему ж  нельзя  вырастить
где-нибудь в Марокко  многомиллиардные  стаи  саранчи  особой  породы  да  и
пустить ее на колхозные поля? Вот тебе и апокалипсис...
     Я смотрел на бригадира - и  не  знаю,  как  это  выходило,  но  отлично