коней  по  зубам,  искали  начальство,  его ждал полковник Снивин. При свете
фонаря,  собрав  десятских и полусотских стрелецкого полка, офицеров-рейтар,
Снивин  показал  бирку, подкидывая ее на ладони, растолковал, как надо брать
людей на цареву верфь для строения кораблей.
     Драгуны  уже  выехали  на Холмогоры - брать недоимщиков для баженинской
верфи.  Рейтары,  таможенные  солдаты  и  стрельцы  разъезжались по слободам
Архангельска  -  по  Курье,  на  Мхи,  в  Соломбалу,  на Кузнечиху. По всему
глинистому  Жабинскому  наволоку  оскальзывались  конские  копыта,  свистели
плети,  позвякивало в сырой тьме оружие. Стрельцов замыкал фонарный, - вез в
фонаре огонь, ежели придется стрелять.
     Полковник  Снивин молчал, похлопывая коня рукой в перчатке с раструбом,
смотрел  за  порядком, чтобы никто ничего не спутал. Два стрельца, поотстав,
выезжали из двора, переговариваясь. Снивин вслушался.
     - Анафема,  черт  жирный, бирки ему подавай! - сказал один. - Откуда их
набраться?
     - Своих имать - за что? - спросил другой.
     Полковник  Снивин  велел  обоим  спешиться. Они подошли к нему, он стал
стегать нагайкой по лицам, приговаривая:
     - Анафема,  черт  жирный,  так?  Это я есть - черт жирный? А ты русская
свинья, и я для тебя божество!
     Первыми  стали хватать сонных дрягилей возле Гостиного двора. Один упал
на колени в грязь, завыл:
     - Что  делаете,  бесчеловечные,  нам два рубля в год жалованья, да и то
не плачено, хоть у кого спросите, люди вы али собаки...
     Рейтар   пнул   рваного   дрягиля  ботфортом,  стрельцы  неодобрительно
заругались...
     - Чего бьешь, собака, у него - кила, вишь, синий...
     В  свете смоляных факелов надели на дрягилей цепи, погнали на съезжую -
на  сбор.  Тут  же  поймался  пономарь,  его кинули в подклеть. Крутили руки
тяглым  посадским,  повязали медника, двух квасников, толпой погнали рыбарей
-  Белого  моря  старателей. Никто ничего не понимал, стрельцы охали: "нынче
мы  вас  крутим,  назавтра нас скрутят". Только иноземцы-беломестцы смотрели
скучными  глазами  -  их  такое  происшествие  не  касалось,  они в казну не
платили.
     К  рассвету  загремело  в  сенях  у  бабки Евдохи. Рябов выпростал руку
из-под  горячего  плеча  Таисьи,  поднял  голову.  Драгуны  колотили в двери
ногами;  было  совестно  ломиться  к бабиньке, все ее знали в городе, да что
поделаешь - служба.
     Накинув  на  плечи  кафтан,  кормщик  отворил  дверь,  зажег  лучину  в
поставце. В волоковые окна смутно занимался день - дождливый, ветреный.
     - Бирку  подавай! - простуженным голосом сказал драгун, отжимая длинную
мокрую бороду.
     Бабка Евдоха ловко съехала с печи, спросила:
     - Ополоумели? Каку таку бирку?
     Таисья  смотрела  не  мигая,  ждала,  что  будет.  Рябов  не  торопясь,
достойно  своего  звания  царева  кормщика, отворил ларец, достал бумагу. Но
бумагу читать не стали. Нужна была бирка.
     - Одевайся! - велел драгун с сивыми усами.
     На  улице  выли  бабы - другие драгуны уводили соседских мужиков. Бабка
Евдоха  запричитала,  Таисья  сонными  еще,  круглыми  глазами смотрела, как
одевается  Рябов.  Потом  вскрикнула,  села на постели. Когда Рябова вывели,
она  побежала  за  ним  -  простоволосая,  босая,  накинув  на себя лимонный
летник.  Кормщик  обернулся,  -  такой  красивой он не видел ее еще никогда:
пушистые  косы  разметались, сонный румянец - нежный и теплый - еще горел на
щеках,  розовые  губы  были полуоткрыты, руки она прижимала к груди - тонкие
руки,  ласковые  его  рученьки.  И  оттого, что страшно стиснулось сердце, и
оттого,  что  все  в нем рванулось навстречу ей, и чтобы не осрамиться перед
драгунами  и  толпой  мужиков, которые месили бахилами и лаптями грязь, - он
остановился и сказал грубо:
     - Ну, ну! Разбежалась! Иди в избу, слышь?
     Таисья  остановилась,  протянула  вслед ему руку, постояла, сделала еще
шаг вперед и замерла...
     Потом,  задыхаясь,  побежала  в  избу,  оделась  как  надо  и,  спрятав
грамотку  на  груди,  бросилась  к  воеводскому  дому  спрашивать  господина
воеводу.
     - На Вавчугу отъехал! - ответил ей тихий старичок у ворот.
     - Надолго ли?
     - Кто ж их знает, сударушка. Мне неведомо. Отъехали и отъехали.
     - А Иевлев господин? Стольник царев Иевлев, Сильвестр Петрович?
     - Стольник  здесь,  с корабельщиками, корабельщики к нему пришли. Да ты
иди, не бойся, он зла не сделает.
     И сам, словно перед боярыней, отворил перед ней низкую калитку.
     В  сенях  не было ни души, только две невиданные, тонкомордые охотничьи
собаки  обрадовались Таисье, словно знакомой. Она миновала сени, прошла один
покой,  постучала  в  двери,  за которыми шумели мужские голоса. Никто ей не
ответил,  она  постучала  еще  раз.  Тогда  дверь отворилась, и бледнолицый,
невысокого  роста  человек  удивленно  и нестрого посмотрел на Таисью яркими
синими  глазами.  В  руке  у  него  была  дымящаяся трубка, на плечи, поверх
кафтана,  накинута  беличья  шубейка. За ним виднелись другие люди, аспидные
доски  лежали  на  столе;  меж досками и бумагами стоял игрушечный маленький
кораблик.
     - Тебе кого надобно, краса-девица? - спросил Иевлев.
     - Господина  Иевлева Сильвестра Петровича! - вольно, словно не в первый
раз бывала в воеводском доме, ответила Таисья.
     - Я и есть Иевлев...
     Он  вышел  к  ней, захлопнув за собою дверь, за которой тотчас же опять
вразнобой  заспорили  мужские  голоса. Таисья взглянула на него, потупилась,
одними губами, вдруг теряя бесстрашие, промолвила:
     - Мужика  моего  забрали  нынче  на цареву верфь. Увели. Рябов он, Иван
Савватеевич, кормщик. Грамота у него от государя Петра Алексеевича...
     Иевлев молчал.
     Она  смотрела  на  него  тревожно,  ожидая  ответа.  Наконец  он сказал
твердо:
     - Что  ж  худого,  что  забрали?  Корабли  надо  строить, где народу-то
набраться? Волей не идут, гоним силою.
     - Дак ведь не плотник он, не конопатчик, не кузнец. Кормщик!
     - Придет  пора  кормщить  -  отпустим,  а  ныне осень глухая, в море не
идти.  Чем  на  печи  лежать, пусть дело делает. Мужик с головой, топор-то в
руке держать может...
     Таисья молчала, не двигаясь. Иевлев добавил мягче: