каблуке  был тайник. Из тайника незнакомец достал медную капсюлю, раскрыл ее
и  положил перед капитаном квадратный кусочек тонкого пергамента, на котором
готическим  шрифтом  было написано, что Ларс Дес-Фонтейнес есть тайный агент
его  величества  короля  и  всем  подданным короны под страхом лишения жизни
надлежит во всем помогать упомянутому агенту.
     - Отсюда вы идете в Стокгольм? - спросил Ларс Дес-Фонтейнес.
     - В Стокгольм, гере...
     - Я  имею  чин  премьер-лейтенанта!  -  сухо сказал Дес-Фонтейнес. - Вы
возьмете  меня  на  борт.  Советую  вам  протрезветь  и  навести  порядок на
галере...
     Ночью  испуганный  капитан  Альстрем  объяснял своему гостю, что шиурма
мрет  от  голода,  что  три  унции  сухарей в день на гребца ведут к полному
истощению  сил, что за один только переход от Стокгольма до Улеаборга в море
выбросили  шестнадцать  трупов  каторжан.  Дес-Фонтейнес смотрел в переборку
каюты  пустыми  глазами  и,  казалось,  не  слушал.  О борт галеры стукались
шлюпки, там, при свете факелов, шла выгрузка пушек, ядер и продовольствия.
     - Сколько человек бежало? - спросил Дес-Фонтейнес.
     - Девять. Троих уже поймали.
     - Кто помог им расковаться?
     - Русский из военнопленных.
     - Я сам произведу следствие! - сказал Дес-Фонтейнес.
     Комит  Сигге  и  два  подкомита  привели в каюту закованного человека с
бритой головой и с медленной, осторожной речью.
     - Ты русский? - спросил Дес-Фонтейнес.
     Каторжанин ответил не торопясь:
     - Русский.
     - Как тебя зовут?
     - Звали Щербатым, а нынче живем без имени. Кличку дали, как псу.
     Дес-Фонтейнес   внимательно   смотрел   на   каторжанина.  Комит  Сигге
почтительно  доложил,  что  перед  побегом преступники получили от Щербатого
письмо.
     - Ты давал им письмо? - спросил Дес-Фонтейнес.
     - Не было никакого письма! - сказал Щербатый.
     - Ты  тот  шпион,  который  доносит  московитам  о приготовлениях нашей
экспедиции в город Архангельский. Так?
     Щербатый молчал.
     Премьер-лейтенант,  не  вставая,  ударил  его  кулаком  снизу  вверх  в
подбородок. Русский покачнулся, изо рта у него хлынула кровь.
     - Ты имеешь своего человека в Стокгольме. Так?
     Щербатый молча утирал рот ладонью.
     - Кто  твой человек в Стокгольме? Говори, иначе я с тебя с живого сниму
кожу.
     Щербатый вздохнул и ничего не сказал.
     - Посадите  его  в носовой трюм! - по-шведски приказал Дес-Фонтейнес. -
Прикажите  надежному  человеку  непрерывно каплями лить на его темя холодную
воду.  Люди, которые будут лить воду, должны сменяться каждые два часа - это
не простая работа. Я сам буду следить за экзекуцией...
     К  рассвету  галера  снялась  с якоря. Дес-Фонтейнес в длинном плаще, в
шляпе,  надвинутой  на  глаза,  поднялся  на  кормовую  куршею,  где в своем
кресле,  под  флагом,  раздуваемым  ветром,  сидел  капитан  Мунк  Альстрем.
Музыканты  литаврами  отбивали такт для гребцов. Шиурма, по пять каторжан на
одной  банке,  с  глухим  вздохом  поднимала валек, весло опускалось в воду,
люди  откидывались  назад - гребли. Однообразно и глухо бил большой барабан,
высвистывали  рога,  со  звоном  ухали  литавры.  Два  подкомита  с длинными
кнутами  стояли на середине и на носу галеры, чтобы стегать обнаженные спины
загребных.  Матрос  из  вольных  -  длиннолицый голландец, согнувшись, чтобы
ненароком  не  попасть  под удар кнута, ходил между каторжанами, совал в рот
ослабевающим лепешки из ржаного хлеба, вымоченные в вине.
     - Ход? - спросил премьер-лейтенант.
     - Пять узлов! - ответил Сигге.
     - И на большее вы неспособны?
     - Быть может, позже мы поставим паруса...
     Премьер-лейтенант  молча смотрел на шиурму. Каторжанин на шестой скамье
повалился  боком  на своего соседа. Белобрысый голландец ползком пробрался к
умирающему  и  стал бить молотком по зубилу, - загребный более не нуждался в
оковах.  Цепь  отвалилась  от  кольца.  Другой  вольный - в меховом жилете -
багром зацепил каторжанина за штаны и выволок в проход.
     - За борт! - приказал Сигге.
     - Так  за  борт!  -  повторил  подкомит  и, оскалившись, стегнул кнутом
гребца, который, застыв, взглядом провожал своего погибшего товарища.
     Теперь  литавры  ухали  быстрее.  Со скрежетом и скрипом ходили весла в
огромных уключинах. От полуголых гребцов шел пар.
     - Сколько у вас каторжан? - спросил Дес-Фонтейнес.
     - Сотен пять наберется! - ответил Альстрем.
     - Много русских?
     - Более  половины. После Нарвы мы получили пятнадцать тысяч человек. Их
погнали  в  Ревель,  но  там  нечем  было  их  кормить.  Они  хотели  есть и
покушались  на  имущество  жителей  города.  Жители  получили  оружие, чтобы
каждый  мог  по  своему  усмотрению  защищаться  от пленных. Их стреляли как
собак.  Оставшиеся в живых были сданы на галеры. Кроме русских, у нас есть и
шведы.  Теперь  наказываются  галерами  мятежники, дерзнувшие не подчиниться
своему дворянину...
     - А такие есть?
     - Немало,  гере  премьер-лейтенант.  А  Лютер сказал: "Пусть кто может,
душит  и  колет,  тайно  или  открыто,  -  и  помнит,  что  нет ничего более
ядовитого, вредного и бессовестного, нежели мятежники".
     Премьер-лейтенант кивнул:
     - Старик Лютер был умен.
     - Его  величество  король,  - сказал Альстрем, - да продлит господь его
дни,  - верный лютеранин, и теперь вряд ли вы отыщете в Швеции мятежника, не
понесшего заслуженную кару.
     Дес-Фонтейнес  молчал,  сложив под плащом руки на груди. Суровое темное
лицо его ничего не выражало, глаза смотрели вдаль, в снежную морскую мглу.
     - Не   так   давно   возмутились  крестьяне  шаутбенахта  Юленшерны,  -
продолжал  Альстрем.  - Это было незадолго до того, как шаутбенахт вступил в
брак.  Быть  может, вы не знаете, что свадьба ярла шаутбенахта праздновалась
в   королевском   дворце  с  пышностью  и  великолепием,  достойными  нашего
адмирала...
     Премьер-лейтенант спросил, зевнув:
     - Невесте столько же лет, сколько ему? Шестьдесят?