- Я,  князь,  лишь исполняю приказание господина капитана-командора. Он
есть  для  меня  начальник,  я  есть  для  него  подчиненный.  Он сказал: на
крепость   поедет   лишь  только  один,  и  более  никто,  -  воевода  князь
Прозоровский.  Что  касается до господина лекаря Дес-Фонтейнеса, то он будет
ожидать господина воеводу в избе в Архангельске. Вот - все. И никак иначе.
     Воевода   хотел  покричать  на  Резена  еще,  но  увидев  его  жесткий,
непреклонный  взгляд,  сжатые  губы,  плюнул  и  сел в карету. Дес-Фонтейнес
ссутулившись  вернулся в воеводские хоромы. Его дела были плохи - он понимал
это.   Русские  что-то  знали  про  него,  но  что?  И  от  кого?  Разве  он
недостаточно осторожен?
     День  был  ветреный,  холодный, с косо летящим мокрым снегом. Дородный,
брюхатый,  в  горлатной шапке, в тяжелой шубе, воевода с трудом взобрался на
гору  кирпичей,  сразу  же  взопрел,  не  поспевая  за  быстроногим и легким
инженером.  То  ему  казалось,  что  они крутятся на одном месте, то что эту
стену  он  видел  с  другой  стороны,  то будто крепость слишком большая, то
мнилась   она   слишком   маленькой.   Всюду   с  грохотом  стучали  молотки
каменотесов,  тяжелые,  на  цепях  бабы  били  сваи; неожиданно у самого уха
князя  рявкнула  пушка;  когда  он  обернулся,  ему  показалось, что пушкари
смеются.
     - Испытывают!  -  объяснил серьезно Резен. - Здесь так все время. Очень
трудно  произвести  верные  расчеты,  и потому вчера одному плотнику опалило
лицо...
     Ходили  долго.  Пот  с  воеводы лил ручьями, чем больше он смотрел, тем
меньше  понимал.  Резен  объяснял  непонятно,  некстати  всовывал  иноземные
слова,  крутился  на  одном  месте,  вдруг  хватал князя за рукав и тащил за
собой,  вдруг  оказывалось  так, что им надобно ползти под бревнами, которые
вот-вот  могут  обвалиться.  В  сумерках  опять  пальнула  пушка;  со стены,
грохоча, стукаясь об леса, упала бадья с глиной.
     - Провались  вы  все  к  бесу!  -  сказал  князь. - Убьете тут. Веди на
карбас, Двину перееду, сяду в карету...
     Так,  ничего  не  поняв, воевода вернулся восвояси, выпил квасу и залег
спать.  Наутро к воеводе вдруг явился Иевлев при шпаге, в перчатках, с тремя
бритомордыми  солдатами. Алексей Петрович опять заробел, - не Ромодановского
ли  поручение,  не  спознали  ли  что  недоброе  на  Москве;  с  лупоглазого
станется,  ныне ты ему первый друг, а проведал про тебя чего не надо - живым
манером в Преображенский: пытать!
     Войдя,  Иевлев  долго  молчал,  солдаты  стояли  каменными  изваяниями.
Наконец,  когда  воеводу  прошибла дрожь, Иевлев провещился - объявил, зачем
пришел:  лекарь  датского  происхождения,  или же выдающий себя за датчанина
магистр  Ларс Дес-Фонтейнес должен не позже, как нынче же к вечеру, отбыть к
себе за кордон.
     - Ты  что,  мой  батюшка, белены объелся? - храбрея, спросил воевода. -
Али  тебе не ведомо, что сей славный и ученый лекарь с царскими войсками под
Азов  ходил,  при  Нарве наших воинов увечных своим искусством пользовал, со
мною  был  на  прошлом  воеводстве, многие годы превосходно свою должность в
Архангельске исполняет...
     Иевлев  молчал,  прямо  глядя  в  лицо воеводы своими синими, льдистыми
глазами.
     - Смел  больно,  дружок,  стал!  -  тряся  жирными  щеками, наступая на
Сильвестра  Петровича,  говорил  воевода.  -  Не  погладят  по  голове-то на
Москве. Я, сударь мой, человек не прост, от отцов мы...
     - Отцовыми  костями торговать великий грех! - перебил воеводу Иевлев. -
А  про тебя, князь, я слишком здесь наслышан. Но нынче не о сем речь, не для
того  я  с  солдатами к тебе пришел. Иноземный лекарь, имеющий местом своего
пребывания  твой  дом,  князь,  замечен  нами  в  действиях,  кои  не  могут
рассматриваться  иначе,  как  служба  ворогу - сиречь шведской короне. Зачем
лекарю  твоему  надобно  знать  план  крепости  Новодвинской?  Для  чего сии
гнусные  его  стремления  находят  поддержку  в  твоих  действиях,  господин
воевода?  Пенюар,  подсыл,  тайный  шпион  -  вот кто есть твой магистр, и я
властью  своей,  данной  мне  государем,  приказал  выслать  его вон, ты же,
князь-воевода,  потеряв совесть, за него вступаешься. Ежели не отдашь лекаря
добром,  я  предположить  склонен  буду,  что  и  ты ему помощник, волею али
дуростью, - об том на Москве спознают...
     Воевода  смешался, залопотал вздор, пригрозил государем. Иевлев дал ему
выговориться  и  еще  пугнул  - посильнее. Князь поморгал, посопел, подумал,
вздохнул;  пожав  плечами,  согласился, что, может, он и не разглядел своего
лекаря.
     - Так-то лучше! - сурово заключил беседу Иевлев.
     Во  дворе уже стояла запряжка сытых таможенных лошадей. Капрал Крыков в
горнице  лекаря  молча  смотрел,  как тот собирается. Дес-Фонтейнес, пытаясь
сохранить  спокойствие, укладывал в дорожный сундук латинские книги, деньги,
хирургические  инструменты.  Туда  же,  бережно  обернув  в тряпицу, положил
резанную  из  кости  фигурку,  - Крыков увидел только верх горлатной шапки и
сразу  же  узнал  свою  работу,  пропавшую  в  давние годы, когда по приказу
полковника Снивина рейтары ворвались в его жилье.
     - Покажите! - спокойно сказал он.
     Лекарь  протянул  фигурку. Крыков поставил ее на ладонь, - вот он когда
отыскался,   старый   воевода   с  брюхом,  мздоимец  и  неправедный  судья,
сощуривший свиные, заплывшие глазки, выставивший вперед толстую ногу.
     - Сия вещь украдена у меня! - сказал Афанасий Петрович.
     - Но мне презентовал ее господин полковник Снивин! - сказал лекарь.
     - Он и есть вор! - ответил Крыков.
     Дес-Фонтейнес   пожал  плечами.  Крыков  положил  фигурку  в  нагрудный
карман,  застегнул пуговицу кафтана. Лицо его было угрюмо: увезет "воеводу",
станет  смеяться  над  ним,  скажет  -  вот  они каковы, московиты. Не тебе,
пенюару, над нашими горестями глумиться. Сами, придет час, разберемся...
     Криво  улыбаясь,  Дес-Фонтейнес  со шкатулкою в руке вышел во двор. Три
таможенных  солдата  были  даны  ему  в  провожатые  до Летней Золотицы. Там
соловецкие  тюремные  монахи  должны  были  доставить  иноземца  до  рубежа:
Сильвестр Петрович отписал им грамоту.
     Дес-Фонтейнес сел в сани, укрылся медвежьей шубой.
     Крыков     верхом    проводил    розвальни    до    рогатки,    помахал
дружкам-таможенникам  рукою  в перчатке, поскакал обратно к Семиградной избе
- доложить Иевлеву, что пенюара вывезли.
     Сильвестр  Петрович  велел  Крыкову  обождать.  Егорша куда-то поспешно
убежал,  весело  и  таинственно  подмигнув  Афанасию  Петровичу.  В  покой к
капитан-командору,  скрипя  ботфортами,  придерживая  у бедра шпагу, быстрым
шагом  прошел  стрелецкий  голова, затем, в теплом плаще, поручик Мехоношин,
еще   два   офицера   -  стрелецкие  сотники  Меркуров  и  Животовский,  оба
торжественные,   при   саблях.   Прошагал   на  своей  деревяшке,  попыхивая