Альстрем засмеялся:
     - О  нет,  гере премьер-лейтенант. Баронессе Маргрет Стромберг не более
тридцати...
     Ларс  Дес-Фонтейнес  резко повернулся к капитану. В одно мгновение лицо
его посерело.
     - Маргрет Стромберг? Вы говорите о дочери графа Пипера?
     - Да,  гере  премьер-лейтенант.  Баронесса  овдовела  четыре  года тому
назад  и по прошествии траурного времени вышла замуж вторым браком за нашего
адмирала.
     Премьер-лейтенант усмехнулся:
     - Да, да, - сказал он, - все случается на свете, все бывает...
     Он  вновь  отвернулся  от  Альстрема, и лицо его опять стало спокойным.
Капитан  рассказывал  о возмущении крестьян Юленшерны и о том, как многие из
них  были  отправлены  на галеры. Дес-Фонтейнес слушал не прерывая. Потом он
спросил:
     - Значит, в Швеции все хорошо?
     - Да, в Швеции все хорошо.
     - А  что  говорят  о  войне  с  Россией?  -  странно  улыбаясь, спросил
премьер-лейтенант.  -  Наверное, после того как мы разгромили московитов под
Нарвой, все хотят воевать дальше?
     - Шведы  хотят того, чего желает король, - ответил осторожный Альстрем.
-  Шведы  высоко  чтят  своего  короля, заботами которого, с помощью божьей,
весь мир трепещет перед нами.


2. НАЗОВИ ИЗВЕСТНЫЕ ТЕБЕ ИМЕНА!

     Когда  солнце поднялось высоко, премьер-лейтенант велел капитану галеры
повесить  на  ноке  первого из пойманных беглецов. Профос - галерный палач -
принес  готовую  петлю. Беглец - плечистый и сильный человек лет тридцати, с
наголо  обритой,  как  у всей шиурмы, головой - медленно оглядел заштилевшее
море,  покрытые снегом далекие берега Швеции, высокое светлоголубое северное
небо и сказал с силой в хрипловатом голосе:
     - Что ж... и Минька Чистяков вам зачтется...
     Поклонился  низко  всей  бритоголовой, закованной шиурме и сам надел на
шею  петлю.  Профос  намотал  на  жилистую  руку  пеньковую  веревку и хотел
вздергивать,  но  премьер-лейтенант  поднял  руку  в  перчатке с раструбом и
спросил  у  приговоренного,  как  смел  он  прощаться  с  каторжанами и кому
угрожал.  Каторжанин-беглец  повел  на  Дес-Фонтейнеса усталыми, измученными
глазами и молча опустил голову.
     - Повешенный,   ты   еще   можешь   изменить   свою  судьбу!  -  сказал
премьер-лейтенант.  -  Вот  я  ставлю  песочные часы. Через три минуты песок
пересыплется  из  верхнего  сосуда в нижний. За это время подумай о том, как
хороша  жизнь и как рано тебе умирать. Ты можешь заслужить прощение тем, что
назовешь известные тебе имена здесь и в Стокгольме.
     Премьер-лейтенант  опрокинул  часы.  Золотистый  песок ручейком полился
вниз.
     Приговоренный  молчал  опустив голову. Профос стоял неподвижно, веревка
была накручена на его голую руку.
     Песок пересыпался.
     - Тебе  не  удастся  так  легко  умереть!  -  сказал Дес-Фонтейнес. - Я
раздумал.  Тебя  не  повесят,  а будут стегать кнутом по голому телу до того
мгновения, пока ты не назовешь имена или пока не скончаешься.
     Петлю с шеи Чистякова сняли.
     На  правой  куршее  профос  поставил  широкую  скамью  и привязал к ней
Чистякова. К полудню беглец скончался, не произнеся ни одного слова.
     - Таковы  они  все!  -  сказал  премьер-лейтенант капитану Альстрему. -
Надо быть безумцем или глупцом, чтобы затевать войну с этим народом.
     Капитан  переглянулся  с  комитом Сигге. Что говорит премьер-лейтенант?
Понимает ли он, кто этот безумец и глупец?
     - Шведский  здравый смысл, где ты? - злобно воскликнул Дес-Фонтейнес. -
Достаточно  взглянуть  на  карту  Московии,  чтобы понять всю нелепость этой
затеи.
     Капитан переглянулся с комитом во второй раз.
     Галера попрежнему шла со скоростью пяти узлов.
     Дес-Фонтейнес   приказал   повесить  на  ноке  тело  запоротого  кнутом
русского  и  спустился  в  передний  трюм.  Щербатый,  прикованный  цепями к
переборке,  посмотрел  на  него блуждающим мутным взором. Вода тонкой струей
лилась  на  его бритую голову. Губы русского шевельнулись, премьер-лейтенант
наклонился к нему:
     - Ты хочешь со мной говорить?
     - Не буду я с тобой говорить!
     Дес-Фонтейнес  попробовал  воду  -  достаточно  ли  холодна.  Вода была
забортная  -  ледяная.  Щербатый  дрожал мелкой дрожью, губы его непрестанно
что-то шептали.
     - Боюсь,  что  ему  немного осталось жить! - сказал швед-матрос. - Быть
может, оставить это занятие на время?
     Премьер-лейтенант ничего не ответил.
     Весь  день  премьер-лейтенант молча прогуливался по галере и думал свои
думы.   В   сумерки   вдруг   сошел  с  ума  маленький  русский  каторжанин.
Голландец-надсмотрщик  кошкой  прыгнул  к нему. Умалишенный, залитый кровью,
рвался  с  цепи.  Надсмотрщик  ударил  его коленом в живот и заткнул ему рот
греческой  губкой.  Ночью  умалишенного,  еще  живого,  выбросили  за  борт,
привязав к ногам камень.
     На ноке покачивалось тело беглеца, повешенного после смерти.
     Мерно били литавры.
     По  свистку  комита,  с каждой скамьи трое из шиурмы падали на палубу -
отдыхать,  двое  -  гребли. Тело повешенного вращалось на веревке. Каждый из
шиурмы видел, что ждет его, если он осмелится бежать и будет пойман.
     Капитан  Альстрем  в  своей каюте дописывал донос на премьер-лейтенанта
Дес-Фонтейнеса.  Комит Сигге подписался как свидетель. Он тоже слышал слова,
которыми премьер-лейтенант бесчестил его королевское величество.
     - Наш король - безумец! - сказал Альстрем, присыпая донос песком.
     - Пусть помилует его святая Бригитта! - молитвенно произнес Сигге.
     - Московиты  непобедимы!  - сказал капитан Альстрем. - Король - глупец.
Ты слышал что-либо более оскорбительное для его величества?
     Комит покачал головою: бывают же на свете дерзкие!
     - Такие,  как  он,  кончают  свою  жизнь на плахе в замке Грипсхольм! -
сказал  капитан.  - Но не сразу. Сначала их обрабатывает палач, лучший палач
королевства.  И  подумать  только,  что  этот проходимец еще смел кричать на