смысла.  А  полковник  Джеймс,  много лет прослуживший в Архангельске и даже
знающий  несколько  русских поговорок, в заключение своей речи попросил один
корпус шведов для нанесения решающего удара в сердце России, в Москву.
     Это  королю  не  понравилось:  если  так уж просто завоевать Москву, то
почему он, Карл, дал московитам передышку после Нарвы?
     - Глуп!  -  сказал  король  графу  Пиперу,  но так громко, что услышали
многие.
     Граф наклонил голову в знак полнейшего согласия.
     Король  на  виду  у  всех  ел  свой солдатский ужин: кнэккеброд - сухую
мучную  лепешку  и гороховую кашу с пшеном. В стеклянном кувшине была подана
вода  -  все  видели, что король пьет воду. Он громко, по-солдатски чавкал и
утирал  рот  платком  из  холста. "Никаких нежностей!" - любил говорить Карл
XII.
     - Кто  стоит  там,  у  портьеры? - спросил он, запив водою свой ужин. -
Этот, который вспомнил Нарву?
     - Премьер-лейтенант  флота  и  наш  бывший  агент в Московии, - ответил
Пипер без всякого выражения в голосе.
     - Тот, который дрался на шпагах?
     - Совершенно верно, ваше величество...
     Карл  любил  удивлять  своей  памятью приближенных и любил, чтобы этому
удивлялись громко.
     - Поразительно!   -   произнес   граф   Пипер   драматическим  шепотом,
наклонившись к соседу.
     - Пусть говорит! - приказал Карл, кивнув в сторону портьеры.
     Он  подпер подбородок ладонями и уставился на офицера красными колючими
глазами.
     Премьер-лейтенант  заговорил  скупыми,  точными  фразами,  и Карл вдруг
почувствовал,  что  все  в этом офицере неприятно и враждебно ему: неприятен
жесткий  голос,  независимый  и  неподвижный  взгляд  сосредоточенных  глаз,
неприятны  мысли,  которые  высказывал офицер. И, чтобы он это почувствовал,
Карл  брезгливо  сморщил  свое  оплывшее  лицо  и с рассеянностью во взгляде
отвернулся к Пиперу, умевшему мгновенно понимать короля.
     - Он еще молод, чтобы поучать совет! - сказал граф Пипер.
     - Просто  -  нагл!  -  ответил  Карл  так  громко,  что многие в совете
услышали эти слова и стали передавать тем, кто сидел далеко от короля.
     Но  премьер-лейтенант  не  почувствовал  ничего.  Он продолжал называть
типы  пушек,  которые отливались на русских заводах, рассказывал о кораблях,
которые  вышли  в  Азовское  море  и отрезали турок от их крепостей, коротко
сообщил  о  Новодвинской  цитадели  как  о  препятствии  на  пути  к  городу
Архангельскому...
     - Где  же  чертеж  крепости? - спросил со своего места ярл Юленшерна. -
Почему мы не имеем чертежа?
     И король повторил:
     - Где чертеж?
     Ларс  Дес-Фонтейнес втянул голову в широкие плечи. Он понял: его решили
затравить  во что бы то ни стало. И он стал огрызаться как волк, над которым
уже  занесены  копья  охотников.  Чертеж?  Московиты стали куда осторожнее с
иноземцами, чем в прежние времена...
     - Но  царь  Петр покровительствует иноземцам! - сказал Аксель Спарре. -
Почему вы не могли использовать это покровительство на благо короне?
     - Царь  Петр теперь осторожнее с иноземцами, нежели в дни своей юности,
-  ответил  премьер-лейтенант.  -  Иноземцы,  надо им отдать справедливость,
сделали  все,  что  в  их  силах,  для  того  чтобы потерять покровительство
русского  царя.  Нарва  была для московитов хорошим уроком, и присутствующий
здесь  герцог  де  Кроа  -  прекрасным  учителем. "Все они изменники", - так
думает  любой солдат в России об иноземцах, и тут ничем нельзя помочь. Более
того,   русские   теперь  имеют  своих  агентов  в  Стокгольме:  каждый  шаг
готовящейся  экспедиции  в  Архангельск  им  хорошо  известен.  И  мы тут, к
сожалению, совершенно беспомощны. Мы никого не можем поймать с поличным...
     Карл повернулся к Акселю Спарре:
     - Агенты московитов в Стокгольме?
     Королевский прокурор ответил шепотом:
     - Расследование ведется, ваше величество...
     - Агенты  московитов  делают  здесь  все,  что  хотят! - продолжал Ларс
Дес-Фонтейнес.  -  Их много, и они неуловимы. Даже королевский прокурор гере
Аксель Спарре не изловил ни одного крупного резидента...
     - Об этом не говорят вслух! - воскликнул Спарре.
     - Именно  потому,  что  никто  не  пойман  и  не будет пойман, - сказал
премьер-лейтенант.  -  Мы  любим  хвастаться,  но  терпеть  не  можем искать
причины своих поражений...
     Смутный  гул  пронесся по залу совета. Аксель Спарре наклонился к графу
Пиперу и прошептал:
     - Вам  не  кажется,  граф,  что  с  этим  молодчиком  пора кончать? Еще
немного - и его величество заинтересуется им...
     Граф Пипер спросил громко:
     - Нам  неясна  ваша  мысль,  гере премьер-лейтенант. Вы боитесь войны с
московитами  и  ради  этого  страха изображаете русских великанами, а шведов
пигмеями? Это так?
     - Он  куплен  московитами!  -  крикнул  Аксель  Спарре.  - Мы слушаем в
совете не голос шведского офицера, но голос русского золота...
     - Я  ничего не боюсь! - спокойным голосом ответил Ларс Дес-Фонтейнес. -
Я  не  подкуплен,  нет!  Мудрость  его  величества короля шведов есть порука
тому,  что  война  с  московитами  в  конце концов принесет победу шведскому
оружию.  Я  прошу только помнить, что Московия не такая жалкая страна, какой
ее  здесь  представляют  герцог  де  Кроа,  полковник  Джеймс  и королевский
прокурор  Спарре.  Жестокие  испытания  -  вот что ждет королевство. К этому
должны быть готовы все...
     Его  более  не  слушали.  В зале стоял шум. Он был конченым человеком и
понимал  это.  Тупое  равнодушие овладело им. Он слишком устал за эти дни...
Пожалуй,  отец,  был  прав: конечно, следовало убежать, скрыться, исчезнуть.
Но сейчас все было поздно...
     После  премьер-лейтенанта  говорил  генерал-квартирмейстер  Гилленкрок.
Король  слушал  его  рассеянно  и  кивнул  головой  только  один  раз, когда
Гилленкрок  назвал  речь  премьер-лейтенанта  болтовней  человека с нечистой
совестью.  Старый  барон  Шлиппенбах  усмехнулся.  Жирный Лавенгаупт говорил
последним. "Поменьше трусов в нашем войске!" - сказал он, садясь.
     К  королю в наступившем молчании наклонились капеллан Нордберг и Аксель
Спарре. Он выслушал их внимательно, качнул длинной головою и поднялся.
     - Наше  решение,  -  сказал  он своим высоким каркающим голосом, - наше
решение  будет  принято  в  соответствии  с мнениями, которые излагал совет.