Стало так тихо, что все услышали шум ветра, - на море начинался шторм.
     Еще раз запели фанфары, и на пороге большого зала показался король.
     За  ним  шествовал  только  один  человек  - Аксель Спарре, королевский
прокурор,  друг  Нордберга  и  будущий губернатор Москвы, как о нем говорили
приближенные ко двору люди.
     Карл  шел  быстро,  подергивая  длинным  мясистым  носом  и  на  что-то
сердясь.  Его  мальчишеское,  но  уже одутловатое лицо, красные глаза, узкие
губы  -  все  выражало  недовольство.  Ногой  в  блестящем  ботфорте он пнул
попавшуюся   на  пути  веселую  собачонку,  сердито  покосился  на  генерала
Лавенгаупта,  выставил  вперед  худое плечо и, никому не ответив на поклоны,
вошел  в  зал  совета. Тяжелые двери закрылись. Драгуны застыли, сложив руки
на рукоятках мечей.
     - Ну?  -  шепотом спросил полковник сына. - Вам все еще кажется, что он
способен выслушать правду и отдать ей должное?
     Премьер-лейтенант пожал плечами.
     - Он  весь  - ложь. Такой размер шпаги только у одного человека в мире.
Шпоры  такой  величины  только  у  нашего  короля.  А стремена? Вы не видели
нашего владыку в седле...
     Они вновь прошлись по галерее, полковник, сдерживаясь, говорил:
     - Начать  царствовать  в  пятнадцать  лет  от  роду - не так-то просто.
Мальчишеский  каприз  становится  законом,  нежелание  учиться  - доблестью.
Кроме  лютеранской  библии  и  одного,  только  одного рыцарского романа, он
ничего  не читал и читать не будет. Все вокруг непрестанно нашептывают ему о
том,  как  он  велик  и  какие  пигмеи все бывшие до него владыки мира. Быть
может,  он  и не до конца доверяет льстецам, но все же почему не отправиться
завоевывать  Москву? Вот, кстати, его главные советники по делам России. Его
величество вполне доверяет этим господам.
     Дес-Фонтейнес поднял угрюмый взор.
     Навстречу  под  предводительством  несколько  полинявшего,  но  все еще
блистательного   герцога   де   Кроа   пестрой   толпою   шли   генералы   и
офицеры-иностранцы,  отдавшие  под Нарвой свои шпаги королю Швеции. В перьях
и  епанчах,  в  шведских  и  шотландских  мундирах,  сияя шитьем, регалиями,
придерживая  руками палаши и сабли, под мелодический звон шпор, они весело и
гордо  шли по дворцовым паркетам и коврам в зал совета его величества короля
Карла XII.
     Замыкали  шествие трое: полковник Бломмберг, Галларт и полковник Джеймс
из  города  Архангельска,  оставивший  свою  должность якобы для того, чтобы
воевать  под  знаменами  Петра,  и  сделавший свою карьеру в шведском войске
тем,  что  в Нарвском сражении, во время знаменитой снежной пурги, он первым
отыскал  короля  и ему, Карлу XII, опустившись на одно колено, эфесом вперед
отдал свою шпагу, сказав при этом:
     - Величайшему из полководцев от его верного раба!
     Молча,  тяжелым  взглядом Ларс Дес-Фонтейнес проводил шествие, и сердце
его на мгновение сжалось недобрым предчувствием.
     - Быть  может,  нам  следует  уйти  отсюда? - шепотом спросил полковник
кирасир.  -  Уйти и исчезнуть? Мы наймемся на службу к какому-нибудь князьку
или  королю  и  будем  служить  ровно  на столько талеров, сколько нам будут
платить...
     - Жалкое  будущее!  -  не  сразу ответил премьер-лейтенант. - Ужели для
того я столько лет провел в Московии?
     Полковник опустил голову.
     - Премьер-лейтенант  гере  Дес-Фонтейнес!  -  громко  произнес дежурный
флигель-адъютант. - Войдите в зал!
     Драгуны распахнули двери.
     Карл  сидел  в  центре  зала  совета  за  маленьким  столиком, покрытым
сукном.  Слева  и справа от него горели свечи в тяжелых серебряных шандалах.
Его  лицо  выражало  неудовольствие и скуку. Ему надоели болтуны. Сам он был
молчалив  не  потому,  что  таким  родился, а потому, что однажды решил быть
молчаливым  и  с  тех  пор обходился всего несколькими словами, такими, как:
"да"  или  "нет",  "начинать"  или  "подождать", "наградить" или "повесить",
"дайте поесть", "я не желаю!" Этих слов ему вполне хватало.
     Заседания  государственного  совета  раздражали  короля.  Неужели они в
самом  деле  думают, что ему нужны их мнения? И как заставить их понять, что
только  те,  которые  молчат  и  выполняют его желания, нужны богу, королю и
государству.
     Подняв  тяжелую  голову,  он  посмотрел  на рыжего адмирала Ватранга и,
сделав  внимательные глаза, кивнул, как бы соглашаясь с ерундой, которую нес
старик.  Ватранг,  чувствуя  себя  польщенным,  патетически  простер  руку к
королю и воскликнул:
     - И  тогда  милостью  божьей добрые шведские кони ворвутся в российские
степи и знамя короля будет водружено над Кремлем. Слава королю!
     Карл  широко  зевнул в лицо обескураженному адмиралу. Пипер отвернулся,
пряча   улыбку.  Король  зевал  долго,  на  глазах  выступили  слезы.  Потом
наклонился к своему камергеру графу Вреде и приказал:
     - Принесите мне поесть, иначе я усну.
     Это  была  очень длинная фраза для короля. Вреде, изогнувшись, исчез из
зала   заседаний.  Теперь  говорил  генерал  Лагеркрон  -  тучный  старик  с
громоподобным  басом.  Изо рта его летела слюна, когда он произносил фразы о
том,  что  Россия  готова  к поражению и что покончить с Августом польским -
задача  куда  более  почетная,  чем воевать с московитами, которые теперь не
смогут   сопротивляться.   После   Лагеркрона   поднялся  барон  Шлиппенбах.
Разбросав  ладонью  пышные  усы,  кривясь  от  старой  контузии, он в резких
выражениях  обругал  и  Штакельберга  и  Реншильда,  говоривших  до  него, и
сказал,  что воевать с Россией должно немедленно, а что касается Августа, то
с ним расправиться всегда хватит времени...
     Король опять зевнул.
     После  барона  томным  голосом  заговорил  герцог де Кроа. В выспренних
выражениях   он  бранил  русских  солдат,  тонко  глумился  над  их  боевыми
качествами. В зале посмеивались. Герцог слыл за человека остроумного.
     - Однако  после  того,  как  вы,  герцог,  и  другие  генералы оставили
русские  войска,  преображенцы  и  семеновцы  дрались столь мужественно, что
даже  его  величество  король  выразил  им одобрение! - раздался спокойный и
холодный голос из глубины зала.
     Карл  повернул  длинную  голову:  на  фоне  серебристой  портьеры стоял
человек в мундире премьер-лейтенанта флота.
     Герцог  поднял  лорнет,  поискал  взглядом дерзкого, сделал вид, что не
нашел,  и  заговорил  опять. Но уже больше никто не смеялся его остротам. По
всей вероятности, это происходило потому, что король перестал его замечать.
     После  герцога  один  за  другим  говорили  генералы,  которые  служили
русским.  По  их  мнению, даже затруднять короля столь мелкой темой не имело