администрация союзников надзирала за осуществлением "федеральной" власти, в
федерацию с негерманскими государствами, в которой равными членами стали бы и
германские государства. Таким образом, западные германские государства могли
бы постепенно перейти в федерацию, состоящую, скажем, из Бельгии, Голландии и
скандинавских стран. Некоторым другим германским государствам можно было бы
для начала позволить образовать схожие отношения с Чехословакией, Австрией и,
быть может, Швейцарией. Со временем, по мере достижения соответствующего
статуса все большим числом германских государств, для сохранения баланса
понадобится гораздо более объемлющая европейская федерация с участием Франции
и Италии.
 Но даже если бы эти надежды оказались утопическими, есть хорошие причины
ожидать, что после периода раздельного существования отдельные германские
государства будут далеки от стремления еще раз растворить свои
индивидуальности в высоко централизованном Рейхе. На это можно рассчитывать
уже при том условии, что политика союзников, особенно их экономическая
политика в переходный период, преуспеет в как можно более тесном соединении
отдельных государств с их негерманскими соседями.
 Это поднимает крайне важную проблему экономической политики и экономического
контроля. Похоже, что и здесь существует только один вид эффективного и
осуществимого в длительной перспективе контроля: наложить на всю Германию
режим свободной торговли. Это существенная часть всего плана, без которого он
не сработает; и она решает многие проблемы, которые в противном случае
оказываются неразрешимыми.
 Когда я уподобил власть подчиненного союзникам центрального правительства
федеральному правительству, я предполагал, естественно, что оно будет
контролировать и торговую политику. Оставить в руках отдельных государств
возможность устанавливать условия внешней торговли означало бы предоставление
им слишком большой власти над своими системами хозяйства. С другой стороны,
сохранить общую тарифную систему для всей немецкой экономики означало бы
воссоздание заново централизованной и самодостаточной системы, то есть как раз
того, что мы должны предотвратить. Мы хотели бы достичь того, чтобы Германия
специализировалась в тех областях, где она сможет внести наибольший вклад в
процветание всего мира, и при этом ее хозяйство должно таким образом
переплестись с хозяйственными системами других стран, чтобы ее процветание
начало непосредственно зависеть от непрерывного обмена товарами с внешним
миром.
 Именно это должен обеспечить режим свободной торговли -- и это должно быть
обеспечено с помощью единственной системы контроля, которую невозможно обойти.
Таким образом, Германия получит возможность нового процветания, но без того,
чтобы опять стать опасной. Ей придется пойти на зависимость от импорта
продуктов питания, за которые придется расплачиваться экспортом продуктов
обрабатывающей промышленности. Даже если в отдельных отраслях обрабатывающей
промышленности германское правительство сможет с помощью тайных субсидий
подрывать воздействие режима свободной торговли, оно не сможет осуществлять
это для всех важнейших пищевых и сырьевых материалов, которые в условиях
свободной торговли производить внутри страны не удастся. А единственная сфера
контроля, где невозможно действовать тайно, это контроль импорта --
осуществляется ли он с помощью тарифов или других ограничений, поскольку
страны, экспорт которых будет подорван, в силу необходимости первыми это
заметят.
 Хотя создание условий, поощряющих развитие Германии в желательном
направлении, крайне важно, это решит лишь часть проблем. Существует также
реальная задача переобучения, задача чрезвычайно трудная и деликатная, и
именно в этой сфере большинство существующих сейчас проектов способны породить
результаты противоположные желаемым. Представление, что можно заставить немцев
мыслить так, как этого хотелось бы союзникам, и что этого можно достичь
поставляя подходящие учебники для обучения будущих поколений немцев, и заменив
новым официальным символом веры прежний -- представляет собой не только
тоталитарную иллюзию: это ребячески глупая идея, способная лишь
дискредитировать то мировоззрение, которые мы хотели бы распространить. Нет,
чтобы достичь устойчивого изменения господствующих в Германии нравственных и
политических доктрин, необходим идущий изнутри постепенный процесс, которым
должны руководить те немцы, которые поняли природу поразившей их страну порчи.
Даже если таких людей окажется много меньше, чем я предполагаю, в них наша
единственная надежда. Нам следует стремиться не к распространению новых
учений, но к возрождению веры в то, что истина и объективные моральные
критерии возможны и необходимы не только в частной жизни, но и в политике.
Нужно возродить готовность принимать и исследовать новые идеи, а этого не
достичь, вбивая людям в глотку готовые наборы принципов. Этот процесс, как и
всегда бывает с распространением идеалов, должен быть постепенным, нисходящим
по интеллектуальной лестнице от людей, научившихся мыслить критически, к тем,
кто просто принимает устное или печатное слово. Проблема будет в том, чтобы
найти мужчин и женщин Германии, способных начать этот процесс, и помочь им,
стараясь при этом не дискредитировать их в глазах собственного народа, что
неизбежно случится, если они окажутся орудиями иностранных правительств. Но
прежде, чем рассматривать возможные здесь практические меры, нужно определить
главные цели всех этих усилий.
 Необходимо усвоить уроки того, как постепенно моральные и политические
стандарты Германии отошли от общей западной традиции, каким образом были
сформированы представления и идеалы современной Германии. Процесс, который за
последние 70 лет отдалил политические и общественные нравы Германии от того,
что мы считаем нормой цивилизованной жизни, было запущен в ходе борьбы за
объединение Германии. Достижения Бисмарка настолько ослепили даже западных
историков, не способных увидеть его ответственность за начало движения,
окончившегося нацизмом, что стоит припомнить ряд характерных событий того
периода, тем более, что нам прежде всего нужно установить -- в какой степени
достижения Бисмарка следует считать незыблемыми, либо -- сколь далеко нужно
вернуться вспять.
 Последняя и лучшая из опубликованных биографий Бисмарка ясно показывает, в
какой степени его крайняя неразборчивость в средствах повлияла на нравственные
критерии Германии. [Erich Eyck, Bismarck, 3 vols (Erlenbach-Zurich: Eugen
Rentsch, 1941--1944). <Сокращенное английское издание Bismarck and the German
Empire (London: Allen & Unwin, 1950). Хайек отрецензировал немецкое издание в
статье "The Historian's Responsibility" для журнала Time and Tide, January 13,
1945, pp. 27--28, откуда и заимствовано нижеследующее рассуждение о Бисмарке.
Не вошедшие в текст части рецензии даны в виде примечаний к этой главе. --
амер. изд.>]Особенно поучительна история 1865--1871 гг., когда Бисмарк достиг
наивысших успехов и обратил своих самых суровых критиков в восторженнейших
поклонников. До 1865 года большинство просвещенных людей как в Германии, так и
в других странах видели в нем нечто вроде беспринципного авантюриста. Успехи в