восстановлены с положительным эффектом на многих направлениях. Быть может,
легче и быстрее всего они восстановятся между левыми политическими группами.
Но такие контакты явно не должны ограничиваться партийными группами, и если на
первых порах будут лидировать левые политические группы, это окажется крайне
неудачным со всех точек зрения. Если в Германии космополитическое
мировоззрение, как и прежде, окажется прерогативой левых, это может стать
причиной еще одного сдвига больших групп с центристскими установками к
национализму. Еще более трудной, но некоторым образом еще более важной задачей
является помощь в восстановлении контактов между теми группами, которые
разделены существующими позициями по вопросам внутренней политики. Кроме того,
существуют задачи, успешному решению которых помешают любые партийные
группировки, хотя, конечно же, некоторый минимум согласия по поводу
политических идеалов будет существенным для любого сотрудничества.
 Сегодня вечером я хотел бы более определенно поговорить о роли, которую во
всем этом могут сыграть историки, а под историками я подразумеваю всех
исследователей общества, существующего или прошлого. Нет сомнений, что в том,
что называют "переучивание немецкого народа", историкам предстоит сыграть
ключевую роль, так же как это было при создании идей, господствующих в
Германии сегодня. Я знаю, что англичанам трудно представить, насколько велико
и непосредственно влияние такого рода академических трудов в Германии, и
насколько серьезно немцы относятся к своим профессорам -- почти так же
серьезно, как профессора воспринимают самих себя. Едва ли можно преувеличить
роль германских историков политики в создании той атмосферы поклонения идеям
государственной мощи и экспансионизма, которые создали современную Германию.
Именно этот "гарнизон выдающихся историков", как писал лорд Актон в 1886 году
[John Emerich Edward Dalberg-Acton, первый барон Актон (1834--1902) -- амер.
изд.], "подготовил господство Пруссии и самих себя, и теперь засел в Берлине
как в крепости"; это он создал идеи, "с помощью которых грубая сила,
сосредоточенная в регионе более плодородном, чем Лациум, была использована,
чтобы поглотить и ужесточить расплывчатый, сантиментальный и
странно-аполитичный характер прилежных немцев" ["German Schools of History"
<1886> в Essays in the Study and Writing of History, vol. 2 of Selected
Wrirings of Lord Acton, ed. J. Rufus Fears (Indianapolis, Ind.: Liberty
Classics, 1985--1988), pp. 325--364, esp. p. 352 -- амер. изд.]. "Возможно, --
утверждал опять-таки лорд Актон, -- никогда не существовало значимой группы,
которая бы менее гармонировала с нашим подходом к изучению истории, чем та,
главными представителями которой являлись Сибел [Heinrich von Sybel
(1817--1895), профессор Марбургского и Боннского университетов, позднее
директор Прусских архивов -- амер. изд.], Дройзен [Johann Gustav Droysen
(1808--1884), профессор университетов Киля, Берлина и Йены, автор Geschichte
der preussischen Politik (Berlin: Veit, 1855--1886) -- амер. изд.] и Трейчке
[Heinrich von Treitschke (1834--1896), профессор университетов Фрейбурга,
Гейдельберга и Берлина -- амер. изд.], а Моммзен [Theodor Mommsen
(1817--1903), профессор Берлинского университета с 1858 по 1903 год,
специалист по истории Рима -- амер. изд.] и Гнейст [Heinrich Rudolf von Gneist
(1816--1895) -- амер. изд.], Бернарди [Theodor von Bernhardi (1803--1887) --
амер. изд.] и Дункер [Theodor Julius Duncker (1811--1886) -- амер. изд.]
составляли ее фланги", и которая столь много отдала утверждению "принципов,
которые потом мир такой ценой отверг". И далеко не случайно, что именно
Актон-историк, несмотря на его восхищение столь многим в Германии, пятьдесят
лет назад предвидел, что ужасная сила, созданная очень одаренными умами
главным образом в Берлине, являлась "величайшей опасностью, с которой еще
предстоит встретиться англосаксонской расе".
 У меня здесь нет возможности детально проследить, как учение историков
помогло порождению доктрин, господствующих сегодня в Германии; может быть, вы
согласитесь со мной, что это влияние было велико. Даже самые омерзительные
черты нацистской идеологии восходят к немецким историкам, которых Гитлер,
возможно, никогда и не читал, но их идеи господствовали в атмосфере, в которой
он воспитывался. Это особенно верно относительно всех расовых доктрин, которые
хотя и были заимствованы немцами у французов, но развиты были главным образом
в Германии. Если бы у меня было время, я бы мог показать, что, как и во всем
остальном, такие ученые с мировой славой как Вернер Зомбарт поколение назад
учили тому, что по своим намерениям и задачам идентично позднейшим нацистским
доктринам. И чтобы не взваливать вину исключительно на историков, я могу
добавить, что мои собственные коллеги-экономисты добровольно стали служителями
крайних националистических притязаний, так что, например, когда сорок или
пятьдесят лет назад адмирал Тирпиц обнаружил, что крупные промышленники
довольно прохладно принимают его морскую политику, он смог опереться на
поддержку экономистов, чтобы убедить капиталистов в преимуществах своих
империалистических амбиций. [В своих Memoires Тирпиц сообщает, как один из
офицеров департамента связи адмиралтейства был послан "по университетам, где
все политэкономы, включая Брентано, проявили готовность оказать полную
поддержку. Шмоллер, Вагнер, Серинг, Шумахер и многие другие заявили, что
расходы на флот будут производительными вложениями", etc., etc. ]
 Однако мало сомнений, что влияние собственно историков было наиболее важным;
и немало причин полагать, что в будущем влияние историков -- доброе или дурное
-- будет еще сильнее, чем в прошлом. Вероятно, сам по себе полный разрыв
большинства традиций породит обращение к истории в поисках основ будущего
развития. Будет написано много исторических работ о том, с чего начались все
беды. Эти вопросы привлекут страстное внимание публики и почти непременно
станут предметом политических диспутов. С нашей точки зрения есть и
дополнительная причина, почему настоятельно необходимо, чтобы немцам помогли
заново изучить недавнюю историю и осознать некоторые факты, которые
большинству пока что неизвестны. Не только массам немецкого народа, но почти
каждому в этой стране придется начать с изучения воздействия нацистской
пропаганды, преодолеть которую будет труднее всего. Нам очень важно помнить,
что многие факты, которые решающим образом воздействовали на наше
представление об ответственности немцев и о немецком характере, окажутся либо
вовсе неизвестными большинству немцев, либо покажутся им малосущественными.
Хотя первоначально многие немцы будут готовы признать, что у союзников есть
причины не доверять им и настаивать на далеко идущих предосторожностях против
еще одной германской агрессии, даже наиболее разумные немцы вскоре почувствуют
отчуждение из-за мер, которые покажутся им чрезмерно ограничительными, если
только не дать им осознать в полной мере, какие беды они навлекли на Европу.
После предыдущей войны взаимные обвинения двух воюющих групп создали в Европе
так и не преодоленный раскол. В результате восхитительной готовности забыть,
выказанной, по крайней мере, англичанами, вскоре после последней войны почти
все, что не отвечало немецким представлениям о войне, было отвергнуто как
"картинки ужасов". Мы вполне можем опять обнаружить, что не все достигавшие