слоям Вены. Трагический конец трех старших сыновей, которые покончили жизнь
самоубийством, ослабили ее даже сильнее, чем это сделала бы сама по себе
смерть крупного промышленника, стоявшего во главе семьи. Боюсь, что самые
ранние воспоминания о Витгенштейнах связаны с шокирующей репликой моей
незамужней тетки из Штирина, исполненной, конечно же, зависти, а не злобы, что
их дед "продал свою дочь богатому еврейскому банкиру..." Речь шла о той самой
доброй старой даме, которую я все еще помню.
 После этого я не встречал Людвига Витгенштейна еще десять лет; но время от
времени я слышал о нем через его старшую сестру, которая была двоюродной
кузиной, ровесницей и близким другом моей матери. Благодаря ее регулярным
визитам "тетушка Минни" стала привычной для меня фигурой. Ее явно занимали
проблемы младшего брата, и хотя она обрывала все разговоры о "sonderling"
(чудаке) и защищала его при возникновении случайных и, конечно же, сильно
преувеличенных слухов о его поступках, мы быстро узнавали обо всем.
Общественное мнение не занималось им, а известной фигурой стал его брат Пауль
Витгенштейн, однорукий пианист. [Пауль Витгенштейн потерял руку на фронте.
Несмотря на это он продолжал исполнять написанные по заказу работы, вроде
Концерта для левой руки М. Равеля. -- амер. изд.]
 Но благодаря этим связям я стал одним из первых, видимо, читателей Tractatus,
который появился в 1922 году. [На самом деле в 1923 году, хотя трактат был
написан, видимо, в 1918 году. Ludwig Wittgenstein, Tractatus
Logico-Philosophicus (London: Rouledge, 1923; Routledge & Kegan Paul, 1961) --
амер. изд.] Поскольку, подобно большинству интересовавшихся философией людей
моего поколения, я был, так же как и Витгенштейн, под влиянием Эрнста Маха,
трактат произвел на меня сильное впечатление.
 Следующий раз я встретил Людвига Витгенштейна весной 1928 года, когда
экономист Деннис Робертсон, пригласивший меня на прогулку по Феллоус Гарденс
колледжа Тринити в Кембридже, неожиданно решил изменить маршрут, потому что
углядел на небольшом пригорке силуэт философа, лежавшего в шезлонге. Он встал
перед ним с чувством явного трепета, страшась побеспокоить его. Я,
естественно, подошел и был приветствован с неожиданным дружелюбием, и мы
начали любезный, но малоинтересный разговор (на немецком) о доме, о семье, и
Робертсон вскоре оставил нас. Через короткое время интерес Витгенштейна начал
угасать, и стало ясно, что он не понимает, что дальше делать со мной, так что
вскоре я также ушел.
 Прошло должно быть около 12 лет, прежде чем состоялась первая настоящая
встреча. В 1939 году я приехал в Кембридж с Лондонской школой экономической
теории и вскоре выяснил, что его нет, потому что он работает в каком-то
военном госпитале. Но год или два спустя я совершенно неожиданно столкнулся с
ним. Джон Мейнард Кейнс заказал для меня комнаты в Кингс колледже в корпусе
Гиббса, и вскоре Ричард Брайтвейт пригласил меня участвовать в заседаниях
Клуба моральных наук (кажется, он так назывался), которые устраивались как раз
этажом ниже.
 В конце одного из заседаний совершенно неожиданно и очень драматично возникла
фигура Виттгенштейна. Речь шла о статье, которая была мне не слишком интересна
и я уже не помню, на какую тему. Неожиданно Виттгенштейн вскочил на ноги,
крайне возмущенный и с кочергой в руке, и сильно жестикулируя начал объяснять,
насколько прост и ясен вопрос. Зрелище того, как человек в неистовстве
размахивает посреди комнаты кочергой, было, естественно, очень тревожным, и
возбуждало желание спрятаться подальше в угол. У меня, естественно, возникло
впечатления, что он сошел с ума! [Воспоминание Хайека было оспорено в письме
Перси Б. Ленинга из Амстердама к редактору Encounter (November 1977, pp.
93--94), "Hayek's Wittgenstein & Popper", где делался вывод, что Хайек должно
быть присутствовал 26 октября 1946 года на знаменитой "встрече с кочергой"
между Виттгенштейном и Карлом Поппером, которая описана в автобиографии
последнего Unended Quest (London: Fontana, 1976), pp. 122--123, а значит либо
Хайек неверно датирует происшествие, либо "по крайней мере в двух случаях в
Клубе моральных наук Виттгенштейн агрессивно жестикулировал кочергой". На это
письмо Хайек ответил (тот же номер журнала, р. 94): "Могу заключить только,
что у Витгенштейна в обычае было подкреплять свои мысли кочергой. Я слышал
очень похожий рассказ, который явно относился ко времени до 1946 года. Я
уверен, что никогда не слушал лекций Карла Поппера в Кембридже, а его
Автобиографию я прочел уже после публикации этого отрывка." Смотри обсуждение
нескольких версий спора между Поппером и Виттгенштейном у У.У.Бартли III,
"Facts and Fictions", Encounter, January 1986, pp. 77--78. Профессор Бартли
готовил биографию Поппера и в связи с этим случаем пишет следующее: «Собирая
материалы для биографии Поппера я смог выяснить, что его рассказ об этом
инциденте точен во всем, кроме одной детали. В Unended Quest Поппер завершает
рассказ фразой: "В конечном итоге разъяренный Виттгенштейн отшвырнул кочергу и
вылетел из комнаты, грохнув за собой дверью". Профессор Питер Мунц из
университета Виктории в Веллингтоне, Новая Зеландия, ученик Виттгенштейна,
который участвовал в этом заседании, заверил меня, что разъяренность
Виттгенштейна не имеет никакого отношения к хлопанию дверьми, "потому что
Виттгенштейн всегда хлопал дверьми, в любом настроении."» См. также Peter
Munz, Our Knowledge of the Growth of Knowledge: Popper or Wittgenstein
(London: Routledge & Kegan Paul, 1985). -- амер. изд.]
 Какое-то время спустя, может быть через год или два, я услышал, что он в
Кембридже, и набрался мужества навестить его. В тот раз он снимал комнаты
(думаю, как и всегда), в здании, расположенном вне территории колледжа. Пустая
комната с чугунной печкой, куда ему пришлось принести кресло для меня,
неоднократно описана. Мы любезно побеседовали о множестве вопросов, не касаясь
философии и политики (поскольку знали, что политические взгляды у нас
различны), и казалось, что ему, в отличие от других чудаковатых фигур, которых
я встречал в Кембридже, нравится, что я избегаю "деловых разговоров". Но хотя
визиты протекали вполне приятно и он явно желал их повторения, эти встречи
были довольно малоинтересными, и я навестил его еще 2 или 3 раза.
 После конца войны, когда я уже вернулся в Лондон, и появилась возможность
сначала посылать продовольственные посылки, а затем и навестить наших
родственников в Вене, у нас возникла переписка. Предстояло множество сложных
контактов с бюрократическими организациями, и, как он правильно предположил, я
раньше его узнал все необходимые детали. При этом он выказал забавное
сочетание непрактичности со скрупулезным вниманием к деталям, и было ясно, что
ему нелегко приходится в жизни. Несмотря на это, он сумел попасть в Вену
вскоре после меня (я первый раз попал туда в 1946 году), и, сколько я знаю,
был там еще раз или два.
 Кажется, именно когда он возвращался после последнего визита домой мы
виделись в последний раз. Он навещал свою умирающую сестру Минни, и он сам был
уже смертельно болен (хотя тогда я и не знал этого) [это должно было быть в
1949 году; см. W.W. Bartly III, Wittgenstein, second edition (La Salle: Open
Court, 1985), p. 155 -- амер. изд.]. Я, как обычно, ехал по железной дороге из