После того, как вступительная  симфония  была  исполнена,  Вильям  Кифт
начал со смиренных сетований на отсутствие у него талантов, на  то,  что  он
совершенно недостоин оказанной ему чести и самым жалким  образом  неспособен
выполнять важные  обязанности,  связанные  с  его  новым  положением.  Одним
словом,  он  высказал  о  себе  чрезвычайно  низкое  мнение,  и  многие   из
простодушных деревенских членов совета, не ведая, что это были,  разумеется,
только слова, всегда произносимые в  таких  случаях,  почувствовали  большое
беспокойство и даже обозлились из-за того, что он  согласился  занять  пост,
для которого сам считал себя явно не подходящим.
   Затем в безукоризненно классической манере, проявляя глубокую ученость,
он ни к селу, ни к городу перешел к напыщенному описанию всех форм правления
в древней Греции и  войн  между  Римом  и  Карфагеном,  а  также  к  истории
возвышения и падения различных чужеземных  империй,  о  которых  собравшиеся
знали не больше, чем их еще неродившиеся правнуки. Итак, убедив, по  примеру
наших ученых ораторов, слушателей в том, что за словом в карман не полезет и
обладает большими познаниями, он, наконец, приступил к менее важному разделу
своей речи - положению провинции;  тут  он  вскоре  довел  себя  до  полного
неистовства, ругая янки, которых сравнил  с  галлами,  разрушившими  Рим,  с
готами и вандалами, опустошившими плодороднейшие равнины Европы. Он не забыл
упомянуть, притом в надлежащих оскорбительных выражениях, о той дерзости,  с
какой янки захватили земли Новых Нидерландов, и о беспримерном нахальстве, с
которым они начали строительства города Нью-Плимут и развели  уэтерсфилдские
луковые плантации под самыми стенами, или вернее земляными  батареями  форта
Гуд-Хоп.
   Искусно  доведя  слушателей  своим  страшным  рассказом  до  наивысшего
напряжения, Вильям  Кифт  напустил  на  себя  самодовольный  вид  и  заявил,
многозначительно кивнув, что он принял меры к  тому,  чтобы  положить  конец
этим захватам, что он был вынужден прибегнуть к недавно изобретенной ужасной
военной машине, применение которой  приводит  к  страшным  последствиям,  но
оправдано злой необходимостью. Короче  говоря,  он  решил  победить  янки  -
посредством послания!
   С этой целью он изготовил соответствующий грозный документ,  в  котором
упомянутым выше захватчикам  приказывалось,  повелевалось  и  предписывалось
немедленно уйти,  удалиться  и  ретироваться  из  упомянутых  выше  округов,
районов и областей под страхом подвергнуться всем установленным для подобных
случаев карам, штрафам и  наказаниям,  и  т.  д.  Это  послание,  уверял  он
собрание, сразу же сотрет врага с лица  их  земли,  и  он  поручился  честью
губернатора, что через два месяца после обнародования послания ни в одном из
построенных янки городов не останется камня на камне.
   Когда он кончил, члены совета некоторое время хранили молчание;  то  ли
они онемели от восхищения, пораженные его блестящим проектом,  или  же  были
усыплены длинной речью, об этом история тех  времен  умалчивает.  Достаточно
будет сказать, что в конце концов они единодушно проворчали свое согласие, и
послание  было  немедленно  отправлено  с   соблюдением   всех   необходимых
формальностей, то есть с привязанной к нему широкой красной  лентой  большой
правительственной печатью,  по  величине  не  уступавшей  гречишному  блину.
Губернатор Кифт, дав таким образом выход  своему  негодованию,  почувствовал
огромное  удовлетворение,  распустил  совет  sine  die  {Не   назначив   дня
следующего  заседания  (лат.).},  надел  треуголку  и  штаны  из  полосатого
бумажного бархата и, взобравшись на высокого,  тощего  строевого  коня  {8},
пустился  рысью  к  своему  загородному  дому,  который  был  расположен  на
прелестном уединенном болоте,  ныне  называемом  Датч-стрит  {9},  но  более
известном как Догс-мизери {10}.
   Теперь,  подобно  доброму  Нуме  Помпилию  и,  он  предался  отдыху  от
законодательных трудов, беря уроки управления не у нимфы Эгерии, а  у  своей
почтенной супруги, принадлежавшей  к  числу  тех  особых  женщин,  что  были
посланы на землю вскоре после потопа в наказание  за  грехи  человечества  и
обычно назывались осведомленными женщинами. Мой долг историка обязывает меня
довести до сведения читателей  обстоятельство,  которое  оставалось  в  свое
время большой тайной и, следовательно, было предметом застольных сплетен  не
более, как в половине домов Нового  Амстердама,  но  подобно  многим  другим
великим тайнам с течением лет выплыло наружу. Я имею в виду то, что  великий
Вильгельмус Упрямый, хотя он и был самым могущественным  из  всех  маленьких
человечков, появлявшихся на свет божий, у себя  дома  подчинялся  тому  виду
власти, о котором не упоминают ни Аристотель, ни Платон. Коротко говоря, эта
власть носила характер чистейшей тирании и в просторечии называлась  _бабьим
царством_. Подобного рода абсолютная власть, хотя в наши дни  и  встречается
чрезвычайно часто, в древности была очень редка, насколько можно  судить  по
шуму,  поднятому  из-за  семейных  порядков   у   честного   Сократа   {12},
представляющих единственный дошедший до нас древний случай.
   Впрочем, великий Кифт парировал все насмешки и сарказмы  своих  близких
друзей, всегда  готовых  посмеяться  над  человеком  по  такому  щекотливому
поводу, парировал ссылкой на то, что он сам выбрал эту власть  и  подчинялся
ей по собственной воле; одновременно он  добавлял,  что  у  одного  древнего
автора  нашел  глубокомысленное  изречение:  "Кто  стремится  _властвовать_,
должен сперва научиться _повиноваться_".

ГЛАВА II

   В которой рассказывается о  мудрых  проектах  всеобъемлюще  гениального
правителя. - Об искусстве вести войну  с  помощью  посланий  и  о  том,  как
доблестный Якобус Ван-Кюрлет в конце концов был  гнусно  обесчещен  в  форте
Гуд-Хоп.

   Придуманный новым губернатором способ нанести поражение янки с  помощью
послания был самым действенным,  самым  быстрым  и,  что  еще  лучше,  самым
дешевым и в то же время  таким  человеколюбивым,  мягким  и  мирным.  Десять
шансов против одного было за то, что он будет иметь успех;  но  был  все  же
один шанс из десяти за то, что он окажется безуспешным. И злокозненные Парки
{1} пожелали, чтобы именно этот единственный шанс взял верх!  Послание  было
во всех отношениях превосходным: хорошо составлено, хорошо написано,  хорошо
скреплено печатью и хорошо обнародовано; для  обеспечения  его  действия  не
хватало одного, а именно, чтобы янки испугались. Однако, как это ни досадно,
они отнеслись к нему с полным презрением, использовали его для  непристойной
цели, которой  я  не  стану  называть,  и  таким  образом  первое  послание,
призванное заменить военные действия,  постиг  бесславный  конец  -  судьба,
выпавшая, как мне достоверно известно, на долю  слишком  многих  последующих
попыток такого же рода.
   Прошло много времени, прежде чем соединенными усилиями всех  советников
удалось убедить Вильгельмуса Кифта в том,  что  его  военная  мера  не  дала