слово;  Комитет общественной  безопасности  произнес его; делегат  Кавеньяк,
посланный туда, должен наблюдать, чтобы  оно было исполнено. "Невозможно!" -
кричит   Мюллер.  "Необходимо!"  -   отвечает  Кавеньяк.   Слова   "трудно",
"невозможно"  бесполезны.  "Комитет  глух на это ухо,  -  отвечает  Кавеньяк
(n'entend pas  de  cette oreille la).  Сколько  людей, лошадей,  пушек нужно
тебе?  Ты получишь  их.  Победим  ли мы или  будем побеждены и  повешены, мы
должны   идти  вперед"следующего года видит Испанию захваченной; редуты взяты, взяты  самые крутые
проходы  и высоты. Испанские  штаб-офицеры онемели  от удивления перед такой
отвагой тигрицы; пушки забывают стрелять33. Пиренеи заняты; город
за городом распахивают свои ворота, понуждаемые ужасом или ядрами. В будущем
году Испания запросит мира; признает свои грехи и Республику;  мало того,  в
Мадриде мир будет встречен с ликованием, как победа.
     этого  Кавеньяка,  которая была  занесена в  словари  des  Hommes  Marquans,
Biographie Universelle  etc.;  но в  этом  не только  нет  правды,  но,  что
особенно странно, можно  доказать, что в этом рассказе нет никакой правды. -
Примеч. авт.

     Мало  кто,  повторяем,  имел большее  значение, чем  эти  представители
Конвента; их власть превышала королевскую. Да в сущности разве они не короли
в своем роде, эти способнейшие люди, избранные из  749 французских королей с
таким предписанием: "Исполняй свой долг!" Представитель Левассер, маленького
роста,  мирный  врач-акушер,  должен  усмирять  мятежи.  Разъяренные  войска
(возмущенные  до  неистовства  судьбой  генерала  Кюстина)  бушуют  повсюду;
Левассер  один  среди  них,  но  этот  маленький  представитель твердый, как
кремень, который вдобавок  заключает в себе огонь! При Гондшутене  далеко за
полдень  он  заявляет,  что битва  еще  не потеряна,  что  она  должна  быть
выиграна, и сражается сам своей родовспомогательной рукой; лошадь  убита под
ним,  и этот  маленький желчный представитель,  спешившись, по колено в воде
прилива, наносит и отражает удары шпагой, бросая вызовы земле, воде, воздуху
и  огню!  Естественно,  что  его  высочеству  герцогу  Йоркскому  приходится
отступить,  даже во весь опор, словно из боязни быть поглощенным приливом, и
его  осада  Дюнкерка сделалась  сном, после  которого осталось  одно  только
реальное  -  большие  потери  превосходной  осадной  артиллерии  и  отважных
людей34.
     Генерал Ушар, как окажется, прятался за забором во время этого дела при
Гондшутене, вследствие чего он  уже  гильотинирован. Новый  генерал  Журдан,
бывший сержант, принимает вместо него командование и в нескончаемых боях при
Ватиньи  "убийственным  артиллерийским  огнем,   соединяющимся  со   звуками
революционных боевых гимнов" заставляет Австрию вновь  отступить за Самбру и
надеется очистить почву Свободы.  С помощью жестокой борьбы, артиллерийского
огня и  пения "Ca ira!" это будет  сделано. Следующим летом Валансьен увидит
себя  осажденным,  Конде - также  осажденным; все, что еще находится в руках
Австрии,   окажется  осажденным,  подвергнутым  бомбардировке;  мало   того,
декретом  Конвента  всем им даже  приказано  "или сдаться в течение двадцати
четырех  часов, или подвергнуться поголовному  истреблению";  громкие слова,
которые, хотя и остаются неисполненными, показывают, однако, состояние духа.
     Представитель Друэ, старый драгун, мог сражаться так, как будто война -
его вторая натура, но ему  не повезло. В октябре во время ночного  нападения
при  Мобеже  австрийцы захватили  его  живым в плен. Они  раздели его  почти
донага,  говорит он, показывая  его  как  главного  героя  захвата  короля в
Варенне. Его  бросили  в  телегу  и  отправили  далеко  в глубь Киммерии,  в
крепость Шпильберг на берегу Дуная, где предоставили ему на высоте около 150
футов  предаваться  своим  горьким  размышлениям...  но  также  и  замыслам!
Неукротимый старый  драгун  устраивает летательный снаряд из бумажного змея,
перепиливает оконную решетку  и  решается слететь вниз. Он завладеет лодкой,
спустится вниз по  течению  реки,  высадится  где-то в  татарском  Крыму,  в
пределах  Черного  моря,  или  Константинополя a la  Синдбад.  Подлинная  же
история,  заглянув  далеко в  глубь Киммерии,  смутно различает необъяснимое
явление.  В глухую ночную  вахту часовые Шпильберга едва не падают в обморок
от ужаса: громадный, неясный,  зловещий призрак спускается в ночном воздухе.
Это национальный представитель, старый драгун спускается  на бумажном  змее,
спускается, увы! слишком быстро. Друэ взял с собой маленький запас провизии,
фунтов двадцать или около того, который ускорил падение; драгун упал, сломав
себе ногу, и лежал, стеная,  пока не настал день  и не стало  возможным ясно
различить, что это не призрак, а бывший представитель35.
     Или  посмотрите на  Сен-Жюста  на  линиях  Вейсембурга:  по  натуре это
робкий,  осторожный  человек,  а  как  он   со  своими  наспех  вооруженными
эльзасскими крестьянами бросается  в атаку! Его  торжественное  лицо сияет в
отблеске пламени; его черные волосы и трехцветная тафта на шляпе развеваются
по ветру! Наши линии при Вейсембурге были уже захвачены. Пруссия и эмигранты
прорвались через них, но мы вновь завладели окопами Вейсембурга, и  пруссаки
с эмигрантами бегут обратно быстрее,  чем пришли, отброшенные атаками штыков
и бешеным "Ca ira!".
     Ci-devant  сержант Пишегрю, ci-devant сержант Гош, произведенные теперь
в генералы, делали чудеса на  театре войны. Высокий Пишегрю предназначался к
духовному сану,  был  некогда учителем математики в бриеннской школе - самым
замечательным  учеником его был юный Наполеон Бонапарт. Затем он, не в самом
миролюбивом  настроении, поступил в  солдаты,  променял  ферулу  на  мушкет,
достиг  служебной  ступени,  за   которой  уже  нечего  больше  ожидать,  но
бастильские  заставы, падая, пропустили его, и теперь он здесь. Гош  помогал
окончательному разрушению Бастилии; он был,  как мы видели, сержантом Gardes
Francaises, растрачивающим свое жалованье на ночники и дешевые издания книг.
Разверзаются  горы,  заключенные  в  них  Энцелады  выходят  на  свободу,  а
полководцы, звание  которых основано на четырех дворянских грамотах, унесены
со своими грамотами ураганом за Рейн или в преддверие ада!
     Пусть   вообразит  себе   читатель,   какие  высокие   военные  подвиги
совершались в этих четырнадцати армиях; как из-за  любви к свободе и надежды
на  повышение  низкорожденная  доблесть  отчаянно  пробивала себе  дорогу  к
генеральскому   званию  и  как  от  Карно,   сидевшего   в  центре  Комитета
общественного  спасения, до последнего барабанщика на границах люди боролись
за свою Республику. Снежные покровы зимы, цветы лета продолжают окрашиваться
кровью  борцов.   Галльский  пыл  растет  с  победами,   к  духу  якобинства
присоединяется национальное тщеславие. Солдаты Республики становятся, как мы
и  предсказывали, истинными  сынами  огня. С босыми  ногами,  с  обнаженными
плечами, но с хлебом и сталью можно  достичь Китая! Здесь  одна нация против
всего  мира,  но  нация,  носящая  в себе то,  чего  не  победит  целый мир!
Удивленная  Киммерия  отступает  более  или  менее   быстро,  всюду   вокруг
Республики  поднимается  пламенеющее,  как бы  магическое,  кольцо мушкетных