душу  целого,  ту особенность  террора,  которая  делала его страшным врагом
Франции. Пусть это примут во внимание деспоты  и  киммерийская коалиция. Все
французы  и  все французское  имущество  находятся  в состоянии  реквизиции;
четырнадцать армий поставлены  под  ружье; патриотизм со всем, что он  имеет
пригодного в  сердце, уме,  душе и  теле или в карманах  брюк,  бросается  к
границам, чтобы победить  или умереть!  Карно сидит в Комитете общественного
спасения,  занятый  "организацией побед". Не  быстрее пульсирует гильотина в
своем  ужасном  сердцебиении   на  площади   Революции,  чем   поражает  меч
патриотизма, оттесняя Киммерию назад, в ее собственные границы, со священной
почвы.
     Фактически правительство можно по справедливости назвать революционным;
некоторые его члены стоят "a la hauteur" - на высоте обстоятельств, а другие
не  стоят "а  la  hauteur", и тем  хуже для них. Но анархия, можно  сказать,
организовалась сама  собою:  общество буквально перевернуто  вверх дном; его
старые   силы  работают   с  бешеной   энергией,  но  в  обратном   порядке:
разрушительно и саморазрушительно.
     Любопытно  видеть, как  все  обращается  еще  к какой-нибудь власти или
источнику ее; даже анархия должна  иметь центр, чтобы вращаться вокруг него.
Вот уже шесть месяцев прошло с тех пор, как существует Комитет общественного
спасения, и около трех месяцев с тех  пор,  как  Дантон предложил, чтобы ему
была  предоставлена   вся  власть   и  "сумма  в   50   миллионов"  и  чтобы
"правительство  было  объявлено  революционным".  Сам  он  с  этого  дня  не
принимает в Комитете никакого участия, хотя его просят об этом много раз, но
занимает свое место на Горе приватно. С этого  дня 9 человек, хотя бы  число
их дошло  и до 12, сделались бессменными,  всегда  избираемыми вновь,  когда
истекал их срок; Комитеты общественного спасения и общественной безопасности
приняли свои позднейшие формы и порядок действия.
     Комитет  общественного   спасения  -  в  качестве  верховного,  Комитет
общественной безопасности - в качестве подчиненного, они, подобно  малому  и
большому советам, действуя до  сих пор вполне  единодушно, сделались центром
всего. Они несутся  в  этом вихре, вознесенные силой обстоятельств странным,
бессмысленным  образом  на эту ужасную высоту,  и  управляют этим вихрем или
кажется,  что  управляют.  Более  странного  собрания  Юпитеров-громовержцев
никогда еще не  видела  земля. Робеспьер,  Бийо,  Колло, Кутон, Сен-Жюст, не
называя еще менее значительных: Амара, Вадье и др.  в Комитете  общественной
безопасности,  -  вот  ваши  Юпитеры-громовержцы!  Необходим  сколько-нибудь
выдающийся ум, но где его  искать среди них, за  исключением  головы  Карно,
занятой  организацией побед.  У  них не ум, а скорее  инстинкт,  способность
угадывать, чего желает этот великий  безгласный вихрь; способность  безумнее
других желать того, чего желают все, способность не останавливаться ни перед
какими препятствиями; не обращать внимания ни на какие соображения, божеские
или человеческие; твердо знать, что от божественного или человеческого нужно
только одно: торжество Республики, уничтожение врагов  Республики! При  этом
единственном духовном  даре  и таком  малом количестве  других даров у  этих
людей  странно  видеть,  как  безгласный, бесформенный, бушующий  вихрь  сам
вкладывает  свои вожжи в  их руки и  приглашает, даже принуждает их быть его
руководителями!
     Рядом заседает муниципальный совет  Парижа; все  в красных колпаках с 4
ноября; это  собрание людей, стоящих вполне "на высоте  положения" или  даже
выше  его. Здесь  ловкий  мэр Паш,  не упускающий из виду своей безопасности
среди этих людей;  здесь Шометт, Эбер, Варле и великий  полководец Анрио, не
говоря  о  Венсане,  клерке из военного министерства,  о Моморо,  Добсане  и
других; все они  стремятся разрушать церкви, поклоняться  Разуму, истреблять
подозрительных  и обеспечить торжество  революции. Быть может, они заходят в
этом слишком  далеко?  Слышали,  как  Дантон  ворчал на гражданские стихи  и
рекомендовал прозу и сдержанность.  Робеспьер тоже ворчит, как бы, уничтожая
суеверия,  не вздумали  создать религию из атеизма.  В самом деле,  Шометт и
компания представляют род сверхъякобинства,  или неистовую "партию  бешеных(des Enrages)", которая возбуждает в последние месяцы некоторое подозрение у
ортодоксальных патриотов. "Узнать подозрительного на  улице" - разве  это не
значит  придать самому Закону о подозрительных дурной оттенок? Тем не  менее
люди,  наполовину безумные, люди,  ревностные  сверх меры, трудятся  здесь в
своих  красных  колпаках без  отдыха,  быстро исполняя то, что определила им
жизнь.
     которые выступили в конце 1792 -  начале  1793  г.  выразителями  социальных
устремлений городских трудящихся низов.

     И   44   тысячи  других  округов,  каждый  с  революционным  комитетом,
основанным на  якобинской Дочери патриотизма, просвещенным духом якобинства,
поощряемым  40  су  в  день!  Французская  конституция  всегда  пренебрегала
чем-либо  подобным  двум  палатам, а смотрите,  не  получились ли  у  нее  в
действительности  две палаты?  Национальный  Конвент,  избранный  в качестве
одной,  Мать  патриотизма,   самоизбранная,   в  качестве   другой!   Дебаты
Якобинского  общества  печатаются в "Moniteur"  как  важные  государственные
акты,  каковыми они, бесспорно, и  являются.  Мы назвали Якобинское общество
второй  законодательной палатой, но не походило ли оно  скорее на тот старый
шотландский  корпус, называемый  Lord of the  Articles (Лорды уставов),  без
почина и сигнала которого так называемый парламент не мог провести ни одного
билля, ни выполнить никакой работы?  Сам Робеспьер, слово которого  - закон,
не устает раскрывать свои неподкупные уста в якобинском зале. Члены большого
Совета  - общественного  спасения и меньшего  -  общественной  безопасности,
равно как  и всех действующих партий,  приходят сюда  произнести свои  речи,
определить предварительно, к  какому решению они должны прийти, какой судьбы
должны ожидать. Что ответить, если бы встал вопрос, какая из этих двух палат
сильнее -  Конвент или Лорды уставов? К  счастью, они  пока еще идут рука об
руку.
     Что  касается  Национального  Конвента,  то  поистине  он  стал  весьма
степенным корпусом.  Погас прежний  пыл; 73 депутата  упрятаны  под  стражу;
некогда  шумные  друзья  жирондизма  все  превратились теперь  в  безмолвных
депутатов Равнины, прозванных даже "болотными лягушками". Поступают  адреса,
революционная церковная добыча; приходят депутации с прозой и стихами;  всех
их Конвент принимает. Но сверх этого  главная обязанность его состоит в том,
чтобы выслушивать  предложения  Комитета  общественного спасения  и говорить
"да".
     Однажды утром Базир при поддержке  Шабо не  без  горячности заявил, что
такой Конвент нельзя назвать собранием, свободным в своих действиях. "Должна
существовать партия оппозиции, правая сторона! -кричит Шабо. - Если никто не
хочет составлять  ее, то  я  составлю.  Народ  говорит  мне: все  вы  будете
гильотинированы  в свою очередь, сначала вы и Базир, затем Дантон, а потом и