все-таки  в  1846  году  он представил Лондонскому  королевскому  азиатскому
обществу  не  только первую точную копию знаменитой надписи, но  и ее полный
перевод. Это  был первый значительный, всеми признанный,  бесспорный  триумф
дешифровки клинописи.
     Впрочем,  и в кабинетах ученых работа тем временем не  стояла на месте.
Решающие шаги здесь сделали, в частности,  немецко-французский исследователь
Опперт и ирландец Хинкс. Сравнительная наука,  и прежде  всего сравнительное
языкознание,   совершили   буквально   чудеса;   сравнительное   языкознание
использовало становившиеся  все  более точными знания авестийского  языка  и
санскрита,  а также знание  всех основных  языков индоевропейской группы для
того, чтобы  проникнуть в грамматическую  структуру древнеперсидского языка.
Общими  усилиями  в результате поистине  интернационального содружества было
расшифровано примерно шестьдесят знаков древнеперсидской клинописи.
     Затем Раулинсон и другие исследователи  приступили к изучению остальных
колонок бехистунской надписи,  которая  превосходила по объему весь до этого
собранный материал, и вот тут-то Раулинсон сделал открытие, которое (разу же
поколебало веру в успех дальнейшей дешифровки текстов, в особенности текстов
Ботта.
     Как  мы помним,  и в  персепольской  и  бехистунской надписях были ясно
различимы три разных языка.
     Гротефенд  уверенно  определил место,  которое легче  всего поддавалось
дешифровке,  -  среднюю  колонку  текста,  составленную на  древнеперсидском
языке; поскольку хронологически язык этот был наиболее близок нам, появилась
возможность  провести  определенные  параллели  с  уже  известными языковыми
группами. Эту среднюю колонку Гротефенд назвал "I классом".
     Преодолев  трудности,  связанные с  дешифровкой  этой  колонки,  ученые
обратились  к дешифровке  двух  остальных. Дешифровка второй  колонки -  "II
класса"  -  связана  прежде всего  с именем датчанина  Вестергаарда  (первые
результаты его исследований были  опубликованы в  1854  году в Копенгагене).
Заслуга  дешифровки  "III класса"  принадлежит отчасти  Опперту,  а  отчасти
опять-таки  Генри Раулинсону,  который к этому времени стал уже  генеральным
консулом в Багдаде.
     При исследовании  текста "III класса"  уже в самом начале было  сделано
потрясающее открытие: текст "I класса" - это буквенное письмо, основанное на
алфавите,  весьма  схожем  по принципу с нашими  западноевропейскими,  знаки
которых  одновременно  являются  и звуками.  Каждая  группа знаков  означала
здесь, как правило, букву.
     В  тексте "III  класса", который  исследовали теперь, каждый  отдельный
знак означал слог, а иногда даже и целое слово; в некоторых же случаях - они
по мере исследования становились все многочисленнее - один и тот же знак мог
означат"  различные  слоги и даже  совершенно различные слова. Более того, в
конце концов выяснилось, что такие  случаи не  являются исключением,  скорее
они были правилом.
     Наступило полнейшее замешательство.
     Представлялось   совершенно  немыслимым   пробиться  сквозь  эти  дебри
многозначности.  Статьи,  посвященное этому вопросу,  опубликованные главным
образом Раулинсоном, настоятельно, впрочем, подчеркивавшим, что, несмотря на
все трудности, прочитать тексты все  же  можно,  вызвали живейшее волнение в
ученом  мире и взрыв отчаяния среди профанов и  дилетантов. В развернувшуюся
дискуссию   ввязались   и   посвященные   и   непосвященные.   "Неужели  нас
действительно  хотят всерьез уверить, что  подобная запутанная  письменность
когда-то  существовала?  -  спрашивали  в научных и литературных приложениях
газет известные и неизвестные авторы, специалисты  и неспециалисты. - А если
она и в самом  деле существовала, то разве возможно  ее прочитать?" И многие
открыто  заявляли:  пусть  ученые,  утверждающие  это,  и  прежде  всего сам
Раулинсон, прекратят свои "антинаучные забавы".
     Приведем для наглядности только  один пример из текста, который в  силу
своей сложности не может быть здесь помещен целиком: буква  "р" изображается
шестью различными знаками в зависимости от того, в  какой слог она  входит -
"ра", "ри",  "ру", "ар",  "ир",  "ур".  Если к этим  слогам  добавляется еще
согласный звук,  то путем складывания каждых  двух звуков образуются  особые
знаки для  "рам", "мар"  и т. п. Многозначность  основывается  на  том,  что
несколько знаков,  объединенных в  одну  группу,  теряют в  результате  свое
первоначальное значение и выражают совершенно иное определенное понятие  или
имя.   Так,   например,  группа  знаков,   составляющих  имя   Навуходоносор
(правильнее  -  Набукудурриусур),  прочитанных  в  слоговом  значении,  дает
Ан-па-ша-ду-шеш.
     В разгар всей  этой  работы,  когда, на взгляд  неспециалиста, сумятица
достигла предела,  некий  археолог нашел  в  одной  из  подземных  комнат  в
Куюнджике  - там,  где  производил  свои раскопки Ботта,  -  сотни  глиняных
табличек.  Эти   таблицы,   изготовленные,   очевидно,  для  учебных   целей
(впоследствии ученые определили, что они относятся к VII веку), содержали не
что  иное,  как расшифровку  значений клинописных знаков в  их  отношении  к
буквенному письму.
     Значение этой находки трудно было переоценить. Ведь это  были настоящие
словари!  Они  были необходимы школьникам, изучавшим основы клинописи  в  те
времена,  когда  старая  силлабическая  письменность и письмо-рисунок начали
постепенно заменяться более простым алфавитным письмом. Один за другим стали
находить  многочисленные учебники,  причем,  не  только  для  начинающих,  и
словари, в которых рядом со значением данного слова по-шумерийски (этот язык
еще сохранился в религии и юриспруденции) стояло и его значение по-аккадски;
находили даже своего рода  энциклопедии, содержащие названия чуть ли не всех
предметов обихода, перечисленные сначала по-шумерийски, а затем по-аккадски.
     Но какой бы значительной ни была  эта находка, она, разумеется, сама по
себе,  в  силу своей  внутренней неполноценности, могла дать ученым в лучшем
случае  всего лишь некоторые  общие  данные.  Только  специалистам известно,
каких  трудов  стоила  дешифровка  первых  текстов,  какую  работу  пришлось
проделать  исследователям, часто идущим окольными путями, а то  и попадавшим
на неверный путь;
     сколько труда затратили  они, прежде чем смогли с уверенностью сказать:
"Да, несмотря на  многозначность, мы в  состоянии прочесть  и  самые сложные
клинописные тексты".
     Когда,  в  частности, Раулинсон  после периода всеобщего замешательства
решился   объявить,  что  готов  публично   доказать   правомочность  такого
утверждения  (он  подвергся  за это  оскорблениям и поношениям,  так же как,
впрочем, все пионеры в той или иной значительной области знаний), Лондонское
азиатское общество пошло  на  совершенно необычный,  беспримерный  в истории
науки шаг.
     Четырем  наиболее крупным в  то время специалистам в области  клинописи
была направлена в запечатанном конверте копия  никому до того не известного,