приступить  к  раскопкам  на холме Нимруд.  Но,  как  оказалось,  недостаток
средств  был  не единственной  помехой  в  его деятельности:  его  поджидали
трудности совсем иного  рода. Со времени первого путешествия  Лэйярда прошло
пять лет; когда  он на этот  раз сошел со  своего плота, он попал в  страну,
охваченную мятежом.
     Двуречье  находилось в эти годы  под властью турок.  В стране был новый
губернатор.  Рассматривать  подведомственную  ему  страну  как  объект   для
обогащения, а  ее жителей - как дойных  коров или как кур,  несущих  золотые
яйца, свойственно, вероятно, губернаторам всех времен и  народов (любопытные
истории  о них  рассказывают  еще  римские  хроники). Губернатор  же  Мосула
действовал  здесь  с  чисто азиатским  размахом. До нас  дошли  описания его
деятельности  -  так  и   кажется,  что  он  сошел  со  страниц  какого-либо
исторического  романа,  ще  должен  был  олицетворять  все  силы  зла;  даже
внешность  его  как нельзя  больше  соответствовала  этому  образу:  он  был
одноглаз и одноух, коренаст и жирен, лицо его было, как  у всех классических
мошенников, рябое,  голос -  ужасен, движения  - неловки.  К тому же он  был
недоверчив и всегда держался настороже, словно опасаясь угодить в какую-либо
ловушку. Он был изощренным садистом, и от его шуток веяло могильным холодом.
Одним из  его первых  мероприятий по  вступлении  в  должность было введение
зубного налога, или, как он именовался, "налога на зуб",  -  подати, которая
оставляла  далеко позади себя знаменитые "соляные налоги",  существовавшие в
свое время в Европе: несчастные жители  должны были, как объявил губернатор,
платить за...  износ его зубов  и  их  удаление  - ведь виной тому пакостная
пища, которую  ему приходится есть в  этой стране. Но это  еще  были  только
цветочки... Он  заставил  трепетать  в  страхе весь  народ. Его  карательные
экспедиции  были  настоящими грабительскими  походами,  он разорял  города и
облагал непосильной данью села.
     Деспотия немыслима без слухов - службы связи  слабых. Однажды  кто-то в
Мосуле сказал, что Аллах сжалился  и паша будет отстранен от должности. Пару
часов спустя губернатор уже узнал об этом. Ему пришла в голову идея, которая
кажется   заимствованной   из  какой-либо  староитальянской  новеллы:  нечто
подобное встречается у Боккаччо, хотя в гораздо более смягченных тонах.
     Во время одного  из ближайших выездов  губернатор внезапно заявил,  что
захворал. Его  спешно отвезли  назад  во дворец,  казалось,  уже чуть  ли не
полумертвым.  Рассказы  очевидцев,  словно  на  крыльях  надежды,  мгновенно
распространились по всему городу. На следующий день ворота дворца продолжали
оставаться закрытыми; когда же за его стенами раздались  монотонные стенания
евнухов и телохранителей, народ возликовал: "Слава Аллаху! Паша  скончался!"
Но  когда   на  площади  перед  дворцом  собралась  шумная  ликующая  толпа,
проклинающая  тирана,  ворота дворца  внезапно  открылись и  в них  появился
губернатор - маленький, жирный, омерзительный, с повязкой на кривом глазу, с
коварной ухмылкой на изрытом оспой лице...
     Кивок  - и вот уже  солдаты врезаются  в  остолбеневшую толпу. Началась
расправа.  Покатились  головы.  Губернатор  действовал  не  без  расчета: он
обезглавил  всех "мятежников", а заодно,  пользуясь удобным случаем, и  всех
тех, чьи богатства  он до  сих пор не мог захватить; теперь он расправился с
этими  людьми  под  предлогом,  будто  они  "распространяли  слухи,  которые
подрывали  власть".  И  тогда  наконец страна восстала:  поднялись  племена,
кочевавшие в степях вокруг Мосула. Они восстали на свой  лад: неспособные  к
организованному мятежу, они ответили на грабеж грабежом - во всей  округе не
осталось ни одной безопасной дороги, и ни один чужеземец не  мог  поручиться
за свою жизнь. Именно в это время сюда и прибыл Лэйярд,  который намеревался
раскопать холм Нимруд.
     Ситуация в стране  недолго  оставалась тайной  для  Лэйярда;  уже через
несколько часов ему стало ясно, что он должен скрывать свои истинные планы и
никому о них в Мосуле не говорить. Он приобрел ружье и короткое копье и стал
рассказывать всем, кому не лень было его слушать, что собирается отправиться
на противоположный берег реки поохотиться на диких свиней.
     Несколько  дней  спустя он  нанял  лошадь  и  поехал  по  направлению к
Нимруду.  Так он  попал  в ближайшее  кочевье  восставших  бедуинов.  Однако
происходит нечто совершенно невероятное: еще до  вечера ему удается завязать
дружеские отношения с Авадом, вождем одного из племен, кочевавших близ холма
Нимруд. Более того, в его распоряжении  оказываются  шесть бедуинов, которые
готовы за умеренную плату помогать ему с завтрашнего утра  выяснять, что  же
скрывается в "чреве горы".
     Когда вечером  этого дня Лэйярд наконец очутился  в своей  палатке, он,
наверное, долго не мог уснуть. Завтрашний день должен был показать, будет ли
ему сопутствовать  счастье.  Впрочем, почему  завтрашний?  Возможно, на  это
понадобятся месяцы. Разве Ботта не копал безрезультатно целый год?
     Двадцать четыре часа спустя Лэйярд  наткнулся на стены двух ассирийских
дворцов.
     С восходом солнца он был  на холме. Уже при беглом  осмотре ему удалось
обнаружить   множество   кирпичей  с   узорчатыми,  словно   отштампованными
надписями. Авад,  предводитель  бедуинов, обратил  его  внимание на  обломок
алебастровой  плиты, торчавшей из земли. Эта находка решила вопрос,  в каком
именно месте начинать раскопки.
     Семеро  мужчин принялись  за  работу.  Они начали рыть траншею в холме.
Первыми  из того, что  они  обнаружили уже через пару  часов, были несколько
вертикально поставленных каменных плит. Выяснилось, что это цокольные фризы,
так называемые ортостаты,  то есть  стенная облицовка  какого-то  помещения,
которое, судя по богатству орнаментировки, могло быть только дворцом.
     Лэйярд разделил свою группу. Его внезапно охватил  страх,  что он может
пройти мимо другого,  быть может, еще более  богатого находками места. Кроме
того, он надеялся обнаружить  неповрежденные стены  (те,  которые он  нашел,
хранили следы  пожара). Он  отправил трех  человек копать  с противоположной
стороны холма,  и здесь снова заступ, словно по мановению волшебной палочки,
наткнулся  на стену. Она была  покрыта  рельефами,  разделенными  фризом, на
котором была какая-то надпись. Так Лэйярд обнаружил угол второго дворца.
     Чтобы лучше  представить себе,  какого  характера  находки были сделаны
Лэйярдом  в   том  же  месяце,  приведем  его  собственное  описание  одного
украшенного барельефом  ортостата: "На  нем изображена  батальная сцена:  во
весь опор мчатся  две  колесницы; в каждой колеснице - три воина, старший из
них,  безбородый  (по  всей   вероятности,  евнух),  облачен  в  доспехи  из
металлических  пластинок,  на голове  его остроконечный  шлем,  напоминающий
старинные норманнские шлемы. Левой рукой он крепко держит лук, а правой чуть
ли не  до плеча  оттягивает тетиву  с наложенной  на  нее  стрелой.  Меч его
покоится в ножнах, нижний конец которых украшен фигурками двух львов.
     Рядом  с ним стоит  возничий, с помощью поводьев  и кнута он направляет
бег коней; щитоносец отбивает круглым щитом, возможно  из  чеканного золота,
вражеские  стрелы  и  копья.  С удивлением отмечал  я  изящество и богатство