зарастут  травой,  наверное,  заподозрят,  что все рассказанное здесь - плод
фантазии".


     Глава 23
     ДЖОРДЖ СМИТ ИЩЕТ ИГОЛКУ В СТОГЕ СЕНА
     Результаты   раскопок  Лэйярда   на  холме   Нимруд   были  не   просто
значительными: они превзошли все ожидания и затмили успех Ботта в Хорсабаде.
Казалось бы, после такого успеха он должен был поостеречься подвергать риску
свою репутацию  ученого  и  не предпринимать эксперимента, который как будто
вряд ли мог  завершиться удачей. Тем не менее среди множества  холмов Лэйярд
выбрал в качестве объекта для дальнейших раскопок именно куюнджикский холм -
тот самый, который на протяжении целого года безуспешно раскапывал Ботта.
     Это лишь на первый взгляд  абсурдное решение свидетельствует о том, что
Лэйярд был не просто удачливым археологом, рожденным под счастливой звездой:
он  извлек  некоторые  уроки  из  своих  предыдущих  раскопок, научившись, в
частности,  разбираться   в   характере  местности  и   использовать   самые
незначительные данные для важных обобщений.
     С ним произошло  то же, что случилось в свое  время со  Шлиманом: когда
этот бывший коммерсант, миллионер, принялся после открытия Трои  за раскопки
в  Микенах,  весь  мир  был  уверен,  что   его  первый  успех   был  чистой
случайностью, и что большая удача невозможна.
     Теперь,  так  же  как и  во  времена Шлимана,  всем  скептикам пришлось
убедиться  в   своей  ошибке,  ибо  только  на   этот  раз  Лэйярду  удалось
по-настоящему заглянуть  в  глубины  прошлого,  только  теперь  были сделаны
находки,  благодаря которым  давно исчезнувшая цивилизация предстала во всем
своем многообразии и богатстве.
     Осенью 1849 года Лэйярд приступил  к раскопкам  на куюнджикском  холме,
расположенном напротив Мосула, на другом берегу  Тигра, и обнаружил один  из
самых замечательных дворцов Ниневии.
     Проделав  вертикальный ход в  холме, он наткнулся  примерно  на глубине
двадцати  метров  на   слой  кирпичей.  Тогда  он  начал  вести  под  землей
горизонтальные ходы  по всем направлениям и вскоре обнаружил зал, а  затем и
дворцовые ворота с крылатыми изваяниями по бокам. За четыре недели работы он
открыл  девять комнат; как выяснилось впоследствии, это  были остатки дворца
кровавого  деспота Синаххериба (704-681  годы до  н.  э.) -  одного из самых
могущественных правителей ассирийской империи. Одни за другими появлялись на
свет  божий рисунки, рельефы, великолепные изразцовые стены, мозаика,  белые
барельефы на бирюзовом фоне; все это  было выдержано в холодных, мрачноватых
тонах - преимущественно черном, желтом и темно-лиловом. Рельефы и скульптуры
отличались  удивительной  выразительностью и  по  натуралистичности  деталей
оставляли далеко позади все аналогичные находки на холме Нимруд.
     В Куюнджике был, между прочим,  найден  знаменитый рельеф, относящийся,
вероятно,  ко  временам Ашшурбанапала,  с  изображением  смертельно раненной
львицы.  В  ее тело вонзились стрелы, у нее перебит позвоночник,  но, волоча
парализованные задние  лапы, она в последнем усилии приподняла верхнюю часть
туловища и,  вытянув морду,  застыла в  предсмертном  рывке.  Этот рельеф по
глубине экспрессии и проникновенности можно смело поставить  рядом с лучшими
произведениями мирового искусства.
     Времена,  когда  все  наши знания  об этом  страшном и в  то  же  время
великолепном  и огромном  городе  ограничивались  лишь  беглыми  сведениями,
которые можно было найти  в  книгах пророков, миновали. Заступ  Лэйярда явил
этот город свету.
     Своим именем город  обязан  Нин - великой богине Двуречья. Он  возник в
древнейшие времена: уже законодатель Хаммурапи примерно в 1930 года до н. э.
упоминает о  храме Иштар, вокруг  которого  был  расположен этот  древнейший
город.  Но когда Ашшур и Кальха были уже резиденциями царя,  Ниневия все еще
продолжала оставаться провинциальным городом. Ее возвышение связано с именем
Синаххериба. В  пику  Ашшуру  -  резиденции своего отца,  Синаххериб  сделал
Ниневию  столицей государства, включавшего  в свои границы все  Двуречье: на
западе вплоть до Сирии и Палестины, а на востоке -  до владений диких горных
народов,   которые   не   удавалось   покорить   хоть    на   сколько-нибудь
продолжительный срок.
     При Ашшурбанапале  Ниневия достигла своего расцвета; она стала городом,
в  котором  "купцов  было  больше,  чем  звезд  на  небе",   политическим  и
хозяйственным  центром,  а  также  центром  культуры, науки  и  искусства  -
настоящим  Римом  эпохи  цезарей.  Однако  уже  при  сыне  Ашшурбанапала   -
Синшаришкуне,  который царствовал всего  семь лет, у  стен Ниневии  появился
Киаксар,  царь  мидийский,  со своей  армией,  усиленной  за счет  персов  и
вавилонян. Он осадил Ниневию, взял ее штурмом и сравнял с землей ее дворцы и
стены, оставив после себя одни лишь руины.
     Это  произошло в 612 году до н. э. Таким образом, Ниневия была столицей
Ассирии  и  царской  резиденцией всего около  девяноста  лет.  Чем  же  были
наполнены  эти  годы,  если  имя Ниневии не только  не  было забыто,  но  на
протяжении  последующих  двадцати пяти  веков  оставалось символом величия и
падения,   сибаритства  и   высокой   цивилизации,   ужасных   злодеяний   и
справедливого возмездия?
     Сегодня благодаря совместной успешной работе археологов и дешифровщиков
клинописи  мы  так  хорошо осведомлены о жизни  и  деяниях обоих  правителей
Ниневии - Синаххериба и Ашшурбанапала, а также о жизни их предшественников и
преемников,  что  в  состоянии дать на это  ответ:  Ниневия не  была  забыта
главным  образом  потому,  что   с  именем  ее  связаны  убийства,  грабежи,
угнетение,  насилие  над  слабыми,  войны и  всякие  ужасы,  кровавая  смена
правителей, которые держались  на  троне лишь силой террора и  которым почти
никогда не удавалось умереть своей смертью, - впрочем, их место занимали еще
худшие тираны.
     Синаххериб был первым  полусумасшедшим цезарем  на троне  этого города,
ставшего  центром цивилизации, так же  как  впоследствии  Нерон  был  первым
цезарем  Рима.  Да  Ниневия  и  была  ассирийским  Римом,  могущественнейшим
городом, столицей мировой державы,  городом  гигантских дворцов,  гигантских
площадей, гигантских улиц, городом новой,  неслыханной дотоле  техники.  Это
был  город,  где  власть принадлежала узкой  прослойке господ  независимо от
того, на  чем  они основывали  свое право  господства:  на  праве крови  или
происхождения, расовом  превосходстве, деньгах, насилии или же на изощренной
комбинации всех  этих "достоинств". И в то  же время это был город бесправия
серой массы  - тех,  кого не  спрашивают,  а  наказывают, - рабов, обязанных
работать и лишенных всяких прав. Не раз их пытались с помощью  красивых слов
прельстить иллюзией  свободы; они  должны  были работать,  как говорили, для
того, чтобы другие  могли воевать. Эта  вечно мятущаяся  между  восстанием и
добровольным рабством  (такие  приливы и отливы наблюдались  каждые двадцать