недавно  найденного  большого  ассирийского клинописного  текста с  просьбой
расшифровать его и отослать в запечатанном виде назад, причем никого из этих
четырех исследователей не уведомили, что такие же копии посланы трем другим.
     Этими четырьмя  учеными  были  англичане Раулинсон и  Тальбот, ирландец
Хинкс и немецко-французский ученый Опперт. Каждый из них принялся за работу,
не подозревая  о  том,  что одновременно ею заняты и трое  остальных. Каждый
работал  по  собственному методу.  Закончив, они запечатали результаты своих
трудов в конверты и отослали назад. Специальная комиссия проверила тексты. И
то, что еще недавно казалось невероятным, в чем во всеуслышание сомневались,
теперь  стало  действительностью:  да,  несмотря   на  всю   сложность,  эти
силлабические письмена прочитать можно - все четыре текста  в основном  были
идентичны.
     Разумеется, эта необычная проверка не могла не вызвать  у многих ученых
чувства горечи; они были оскорблены таким рассчитанным на одобрение публики,
но недостойным науки методом дознания.
     Таким  образом,  в  1857  году  в  Лондоне  смогла  появиться  "Надпись
Тиглатпаласара,  царя Ассирии,  переведенная  Раулинсоном, Тальботом,  д-ром
Хинксом  и  Оппертом",   -  одно  из   самых  блестящих   и  убедительнейших
доказательств  возможности  расшифровки  этой письменности;  оказалось, что,
несмотря  на все трудности,  можно, идя различными путями, прийти  к одним и
тем же научным результатам.
     Исследования  продолжались.   Десятью  годами  позже  появились  первые
элементарные  грамматики ассирийского языка  - от проблем дешифровки  ученые
перешли   к   изучению   языковых   тайн.   Сегодня   насчитывается   немало
исследователей,   свободно  читающих   клинописные  тексты,  и  вряд  ли  им
приходится   сталкиваться   с   иными   трудностями,   кроме  тех,   которые
обусловливаются  причинами,   так   сказать,  чисто  внешними:  полустертыми
знаками, неразборчивым почерком, фрагментарным  характером таблиц, не всегда
к тому же целых, - следами трех тысячелетий с их ветрами, дождями, песчаными
бурями,  которые  пронеслись над  глиняными  табличками,  стенами  дворцов и
древними городами.



     Глава 22
     ДВОРЦЫ ПОД ХОЛМОМ НИМРУД
     В 1854  году лондонский Хрустальный дворец, в  котором за три  года  до
этого  размещалась  Всемирная  выставка,  был  перенесен   из  Гайд-парка  в
Сайденхэм и оборудован под музей. В стенах этого музея жители западных стран
Европы  впервые,  хотя  бы  в  общих  чертах,  ознакомились   с  роскошью  и
великолепием тех исчезнувших столиц, о которых с проклятием упоминает Библия
как о гнездах разврата, убийств и чародейства. Здесь  можно было увидеть два
огромных помещения, выстроенных в древнеассирийском стиле,  и  реконструкцию
фасада  огромного дворца и, таким образом, получить первое,  самое общее, но
впечатляющее  представление  о той архитектуре, о  которой до этих пор знали
только   из  легенд,  сомнительных   рассказов  древних  путешественников  и
священных книг.
     Здесь были выстроены церемониальный зал и царские  покои, здесь  стояли
крылатые  человекобыки, здесь  можно было  найти и репродукции, изображающие
душителя львов,  "победоносного  героя",  "господина  страны"  - Гильгамеша.
Стены  дворца  были  сложены  из  разноцветных  глазурованных  кирпичей,  не
употреблявшихся  в  других  странах. На рельефах  были изображены  волнующие
сцены  охоты  и военные  эпизоды,  они  относились  к  эпохе  великого  царя
Ашшурбанапала, правившего 27 столетий назад.
     Человека, организовавшего этот музей, звали Остин  Генри Лэйярд. В 1839
году он,  тогда  еще  никому не  известный "бедняга", как говорят  немцы,  в
сопровождении лишь одного провожатого ехал вдоль берега Тигра в Мосул. В тот
год, когда  в музее в Сайденхэме  были выставлены  для  всеобщего  обозрения
выкопанные   им   сокровища,   этот   "бедняга"   занимал   пост   помощника
статс-секретаря в английском министерстве иностранных дел.
     Биография Лэйярда чрезвычайно  напоминает биографию Ботта и Раулинсона.
Так же как и  они, он был по натуре авантюристом и тем не менее, несомненно,
крупным  деятелем,  выдающимся  ученым и одновременно светским человеком.  У
него была склонность к занятиям  политикой, и он  был искушен  в обращении с
людьми.
     Лэйярд принадлежал  к издавна  осевшей в  Англии французской семье.  Он
родился в  1817  году в Париже, часть своей юности провел вместе  с отцом  в
Италии, в  1833  году уехал в Англию  и занялся там изучением юриспруденции.
1839 год застает его путешествующим по Востоку. Затем  он жил при британском
посольстве  в  Константинополе.  В 1845  году он начал  свои археологические
раскопки  в  Двуречье.  В  1852  и  1861  годах  он  дважды  был  помощником
статс-секретаря, в 1868 году - министром  общественных  сооружений,  в  1869
году - полномочным министром Великобритании в Мадриде.
     Страсть,  которую  он питал  к  Востоку, к далекому Багдаду, Дамаску, к
Персии, восходит к его  юношеским мечтам. Она  родилась, когда  ему  было 22
года  и  он торчал в затхлой  конторе одного лондонского  стряпчего,  имея в
перспективе  скучную, заранее известную карьеру, в конце которой  его ожидал
пудреный парик. Лэйярд бросил все и последовал за своей мечтой.
     Его  жизненный  путь  прямо  противоположен  жизненному  пути   Генриха
Шлимана: и на того и на другого  оказали большое влияние впечатления и мечты
юношеских лет. У  Шлимана  они  были  навеяны поэмами Гомера,  У  Лэйярда  -
чтением  "Тысячи и  одной  ночи".  Однако  если  Шлиман со  свойственной ему
суровой непреклонностью сначала пошел по пути житейского преуспевания и лишь
затем,  став  миллионером,  приобретя широчайшие связи,  последовал  дорогой
мальчишеских грез, то  Лэйярд был  не в силах ждать. Без денег, с  юношеским
энтузиазмом отправился он в  страну сказок, увидел  там  гораздо больше, чем
обещали  его  грезы,  добился   известности  и  славы  и   лишь  потом  стал
продвигаться по  лестнице житейских успехов. Но в одном они были схожи - так
же  как   Шлиман,   готовясь   в   воплощению   своих   юношеских   грез   в
действительность,  старательно изучал в амстердамской  мансарде языки, так и
Лэйярд  еще  в  юношеские  годы  изучил  все,  что  могло,  по  его  мнению,
пригодиться  ему во время путешествия в  страну  его  мечты. Это были  чисто
практические знания, не имевшие ничего  общего  с юриспруденцией, которую от
штудировал в то  время: например, умение  обращаться с компасом, определение
широты  того или иного пункта с помощью секстанта, применение географических
измерительных инструментов, а одновременно и уход  за больными,  страдающими
тропическими болезнями, первая  помощь  при ранениях и  т. д.,  но в  первую
очередь  знание персидского языка  и  различные  сведения  о  быте и  нравах
жителей Ирака и Ирана.
     В 1839  году он выбрался из  лондонской  конторы  и  отправился в  свое