отговаривать его:

     -- Вы можете заставить трепетать всех и повелевать Поднебесной лишь потому,
что действуете от имени ханьского императора. Сейчас князья еще не
успокоились, и такой шаг, как свержение государя, обязательно послужит
поводом к войне.

     Цао Цао вынужден был отказаться от своего намерения. Он ограничился лишь
тем, что приказал казнить пятерых заговорщиков с их семьями у четырех ворот
столицы, не щадя при этом ни старых, ни малых. Всего было казнено более
семисот человек. Все жители и чиновники, видевшие это, проливали слезы.
Потомки сложили стихи, в которых оплакивали Дун Чэна:

     Опять удостоен большого почета
     Кто раз императорский поезд спасал.
     Слова Сына неба ушли за ворота,
     Был в поясе послан секретный указ.
     Душою болел он за счастье страны,
     И в снах своих даже свергал он злодея,
     Зато его верность и ныне живет
     И в тысячелетья войдет не тускнея.

     Есть и другие стихи, в которых оплакиваются Ван Цзы-фу и его
единомышленники:

     Собою пожертвовать, чтоб послужить государю,
     Они присягали и стойко сдержали обет.
     И верности ради семей своих не пожалели,
     За это их слава гремит уже тысячи лет.

     Казнь Дун Чэна и других заговорщиков не умерила гнева Цао Цао. Он отправился
во дворец, чтобы убить Дун Гуй-фэй, младшую сестру Дун Чэна и любимую
наложницу императора. Сянь-ди осчастливил ее -- она была беременна на пятом
месяце.

     В тот день император пребывал во внутренних покоях и беседовал с
императрицей Фу, сокрушаясь о том, что до сих пор от Дун Чэна нет никаких
вестей. Неожиданно к ним ворвался Цао Цао с искаженным от гнева лицом и с
мечом в руках. Император побледнел.

     -- Государю известно, что Дун Чэн замышлял мятеж? -- без всяких предисловий
начал Цао Цао.

     -- Но ведь Дун Чжо убит! -- удивился император.

     -- Не Дун Чжо, а Дун Чэн!

     -- Нет, нам ничего не известно.

     -- Забыли о прокушенном пальце и кровью написанном указе? -- гремел Цао
Цао.

     Император молчал. Цао Цао распорядился привести Дун Гуй-фэй.

     -- Она на пятом месяце, пожалейте ее! -- молил император.

     -- Я сам уже был бы мертв, если бы небо не разбило их планы! -- не унимался
Цао Цао. -- Оставить эту женщину, чтобы она потом натворила мне бед?

     -- Заточите ее до родов во дворце. Убить ее вы и после успеете, -- просила
императрица Фу.

     -- Сохранить ее выродка, чтобы он мстил за свою мать! -- упорствовал Цао
Цао.

     -- Умоляю, не выставляйте на позор мое тело, когда я умру, -- рыдала Дун
Гуй-фэй.

     Цао Цао велел подать ей белый шелковый шнур. Император со слезами говорил
несчастной:

     -- Не сердись на нас, когда будешь в стране Девяти источников(
     И у него ручьем покатились слезы. Императрица Фу тоже заплакала.

     -- Вы ведете себя, как дети! -- разгневался Цао Цао и приказал задушить Дун
Гуй-фэй за воротами дворца.

     Потомки сложили об этом такие стихи:

     Напрасно правителя милость снискала прекрасная дева!
     Погибла несчастная! В жертву принесено семя дракона.
     Не в силах отвесть ее гибель, руками лицо закрывая,
     Безмолвно рыдал император, печалью своей удрученный.

     -- Казнить всех, кто из родственников императора по женской линии войдет во
дворец без моего разрешения! -- заявил Цао Цао дворцовой страже. -- А тех,
кто проявит попустительство, рассматривать как соучастников!

     После этого Цао Цао набрал три тысячи верных ему телохранителей и поставил
во главе их Цао Хуна.

     -- Я расправился с Дун Чэном и его сообщниками, -- сказал Цао Цао Чэн Юю,
-- но ведь Ма Тэн и Лю Бэй тоже из их числа. Оставить их в живых невозможно!

     -- Ма Тэн в Силяне, тут надо быть осторожным, -- ответил Чэн Юй. -- Мне
думается, что следовало бы в письме поблагодарить его за труды, чтобы у него
не возникло никаких подозрений, а потом завлечь в столицу и здесь убить...
И Лю Бэя в Сюйчжоу тоже нелегко одолеть -- его войско расположено "бычьими
рогами". Нельзя забывать, что Юань Шао из Гуаньду замышляет нападение на