- Ну, хорошо. Пошли его ко мне, - глухо и с запинкой сказал Терра.
   Она ушла; но Клаудиус явился не  скоро.  Он  танцевал  именно  с  той
дамой, которая назвала его мать живой загадкой.  Лили  тотчас  завладела
молодым Плоквурстом, который ничего лучшего и не желал.  Две  прекрасные
пары; первый скрипач отделился от остальных и шаг за шагом  следовал  за
танцующими, услаждая их слух тающими звуками своего инструмента.
   Из соседних комнат, танцуя, влились посторонние. Эрвин  Ланна  вел  в
темпе танго госпожу фон Блахфельдер, невзирая на ее  состояние:  у  него
была одна цель - разлучить ее с Леей.  Лею  тотчас  окружили.  Господин,
знавший ее брата, испросил разрешения представить ей нескольких дам,  ее
почитательниц. Это были кокотки; робко и по-детски серьезно сказали  они
актрисе, что восхищались ею сегодня вечером... Потом  подошла  еще  одна
дама.
   Это была замужняя женщина и провинциалка,  впервые  привезенная  сюда
муженьком, который  в  сильнейшем  волнении  ждал  ее  поодаль.  Молодая
женщина принесла цветы, сверкающие белые цветы на длинных  стеблях;  она
протянула их просительным жестом, опустилась на одно колено  и  склонила
белокурую голову. Леа лежала в кресле и  даже  не  шевельнулась.  Только
брови поднялись немного выше, губа вздернулась, обнажив зубы. Ее усталый
пресыщенный скептический взгляд заскользил из-под выразительных  век  по
нежному созданию.
   Потом рот закрылся, ноздри чуть дрогнули. Леа взяла цветы, прижала их
к обнаженной шее, встала и пошла танцевать с молодой женщиной.
   Посторонние ушли из-за стола, и появился молодой Клаудиус.
   - Господин Терра! - начал он, выронил стеклышко  из  глаза  и  придал
себе суровый вид. Живота действительно все равно что не было. И сын, как
мать, сразу  же  приступил  к  делу.  -  Я  хочу  рассчитывать  на  ваше
содействие в весьма важном для меня вопросе.
   - Это безнадежно, - сказал Терра.  Он  знает  председателя  правления
Плоквурста. - Господину Плоквурсту, конечно, и в голову не придет отдать
свою дочь за моего сына.
   - Я нисколько в этом не сомневаюсь, - возразил Клаудиус. - Ваше  имя,
господин  Терра,  было  бы  непреодолимым   препятствием.   Поэтому   я,
разумеется,  поостерегся   назвать   его.   Наши   взаимоотношения   для
Плоквурстов не существуют. Я просил бы вас обращаться  со  мной,  как  с
посторонним. - И в ответ на высказанное отцом сомнение, долго  ли  можно
поддерживать такой обман: - Эту заботу предоставьте мне. С самого своего
совершеннолетия я всеми силами добиваюсь, чтобы меня официально  признал
мой  высокопоставленный  отец.  -  И  так  как  Терра   вновь   собрался
усомниться: - Хоть я и  родился  после  развода  моих  родителей,  но  в
пределах возможного срока. Я и не подумаю отказываться ни  от  одной  из
моих естественных привилегий.
   - Оно и видно. Теперь скажи мне вот что, мой мальчик: ты  уже  вовлек
молодого Плоквурста в дела?
   - Странный вопрос, - заметил сын. - В дела мы  вовлекаем  всех,  кого
можем.
   Терра бережно:
   - Таким образом, вопрос сводится к тому, насколько глупы  Плоквурсты.
Будущему шурину и зятю они вряд ли позволят разорять себя.  Им  было  бы
желательнее увеличить свой капитал.
   Юноша растерялся.
   - Чего же они хотят, - спросил он, наконец, - раз они не хотят брака?
Ведь я держал себя с ними, как джентльмен! А им во что бы  то  ни  стало
подавай  князя!  -  Вопросы  становились  все  тревожнее.  Побледнев,  с
холодным бешенством: - Вы хотите  сказать,  что  против  репутации  моей
матери не поможешь никаким титулом? Именно поэтому я и люблю свою  мать,
имейте это в виду! - С ударением: - Я держусь за княжеский  титул,  и  я
держусь за репутацию моей матери. Вот я каков.
   Терра налил  ему  вина.  Юноша  вытащил  из  рукава  фрачной  сорочки
платочек  и  приложил  его  ко  лбу.  Его  мать  танцевала  в   объятиях
плоквурстовского сынка. Они как раз исчезли в соседней комнате.  Муженек
из  провинции  тоже  удалился  туда  из  скромности,  быть  может   даже
польщенный, что жена его переходит из рук в  руки.  Когда  ее  отпускала
госпожа фон Блахфельдер, она доставалась Лее. Эрвин прилагал все усилия,
чтобы отвлечь Лею. Он обратился даже к муженьку, рекомендуя ему показать
молодой жене другие достопримечательности, но муженек не понял его. В то
время  как  Эрвин,  разгоряченный,  опечаленный,  словно  изгнанник   на
чужбине,  кружился  с  Блахфельдер,  молодая  женщина,  уже   наполовину
охмелевшая, попала к Лее. Леа держала в одной прекрасной руке папироску,
другой соблазнительно подвигала бокал. Голова склонялась к  плечу.  Одна
щека была затенена, тем белее и трепетнее выступали остальные черты, уже
слегка одутловатые, уже поблекшие. Затуманенные глаза, один  сощурен,  и
бровь подергивается над ним так же многозначительно, как улыбаются губы.
Молодая  женщина  упала  лицом  на  колени  Леи  -  либо   от   выпитого
шампанского, либо от невозможности  противиться  затуманенным  глазам  и
подергивающейся брови, - упала и стала целовать колено.
   Молодой  Клаудиус   выпил   залпом   несколько   бокалов,   страх   и
нерешительность были заглушены, он перешел в наступление.
   - Вы ведь умный человек, господин  Терра.  Непонятно,  как  вы  могли
вести такую неверную игру. Сами видите! Война все-таки будет, я выиграл.
Мы, молодые, выиграли.
   Выиграл  -  он?  Разве  он  не  побледнел  снова,  и  на   этот   раз
окончательно? Разве не остекленели глаза? Впалая линия  живота  скользит
наземь! Терра протянул на помощь руки...
   - Что с вами? - изумленно спросил юноша.
   Терра извинился и тут.
   - Я уверовал в устойчивость нашего мира, с тех пор как стал  активным
участником того, что происходит в нем. Это заблуждение зрелого возраста,
- признался он. - В твои годы я явственно видел  кровавый  след,  идущий
через всю жизнь. Глупость моего поколения  заключалась  в  том,  что  мы
хотели стереть этот след.
   Юноша сделал  насмешливую  гримасу  при  слове  "глупость".  Потом  с
величайшим подъемом заговорил о предстоящей войне. Многие  погибнут,  но
еще больше будет таких, которые народятся заново. Она принесет  с  собой
свободу, независимость, смелость, она избавит нас от унизительной погони
за чинами и деньгами, всем явит великий  ужас,  многих  научит  великому
дерзанию, а некоторым  дарует  великую  жизнь!..  Юноша  мечтал.  Пил  и
мечтал. "И он тоже, - сознавал его отец: - Извечный обман! Он мой сын  и
тогда, когда торгует своей матерью  и  когда  витает  в  облаках",  -  и
вдумчиво вместе с ним совершил возлияние.