взметнулось жаркое пламя ненависти. "Кровопийцы! Только  и  умеете,  что
саблей бряцать! Высокомерная сволочь!.. Мы  расправимся  со  всей  вашей
бандой! Дождетесь!" Его кулаки сами собой сжимались, в  припадке  немого
бешенства он видел растоптанным, развеянным в прах  все:  правительство,
армию, чиновничество, все органы власти и ее  самое  -  власть.  Власть,
которой мы позволяем топтать себя и лобызаем ее копыта!  Против  которой
мы бессильны, потому что любим  ее.  Она  у  нас  в  крови,  потому  что
преклонение перед ней у нас в крови! Мы ее атомы, мельчайшая молекула  в
ее плевке!.. Со стены, сквозь сизое облако, смотрело ее бескровное лицо,
железное, беспощадное, сверкающее; Дидерих, не  помня  себя  от  ярости,
поднял кулак.
   Вулковский  пес  зарычал,  а  из-под   регирунгспрезидента   раздался
раскатистый треск - и Дидерих испуганно сжался. Он не  понимал,  что  за
наваждение нашло на него. Здание порядка, вновь  восстановленное  в  его
душе, еще слегка пошатывалось. Господин регирунгспрезидент занят важными
государственными делами. Вполне естественно, что приходится ждать,  пока
тебя заметят, а тогда уж  знай  высказывай  свой  благонамеренный  образ
мыслей и заботься о собственном преуспеянии.
   - А, это вы, ученый муж? - сказал господин фон Вулков и повернулся  к
нему  вместе  с  креслом.  -  Как   дела?   Вы   становитесь   настоящим
государственным деятелем! Что ж, займите, займите сие почетное место.
   - Льщу себя надеждой, - пробормотал Дидерих. - Кое-чего  уже  удалось
добиться на благо дела национализма.
   Вулков пустил ему в лицо мощную струю дыма и почти вплотную приблизил
к нему свои плотоядные маленькие глаза монгольского разреза.
   - Прежде всего, голубчик, вы добились того,  что  прошли  в  гласные.
Каким образом - разбираться не будем. Так  или  иначе,  это  вам  сейчас
очень на  руку,  фабрика  ваша,  говорят,  совсем  захирела.  -  Дидерих
вздрогнул, а Вулков оглушительно захохотал. - Чего это вы? Мы ведь  свои
люди. Как вы думаете, что я здесь написал? - Он положил свою  лапищу  на
большой лист бумаги и целиком закрыл его. - Я требую от министра этакого
маленького орла для некоего господина Геслинга,  в  знак  признания  его
заслуг: внедрения благонамеренного образа мыслей в Нетциге... Вы, верно,
не ожидали от  меня  такой  любезности?  -  прибавил  он,  ибо  Дидерих,
ослепленный, оглушенный, с бессмысленным выражением лица, не вставая  со
стула, непрерывно кланялся.
   - Не знаю, право, чем...  -  произнес  он  наконец.  -  Мои  скромные
заслуги...
   - Лиха беда - начало, - сказал Вулков. -  Это  лишь  поощрение.  Ваша
позиция в процессе Лауэра была недурна. Ну, а ваше "ура" кайзеру в конце
прений  о   канализации   привело   всю   антимонархическую   печать   в
совершеннейшее неистовство. В трех городах возбуждено  по  этому  поводу
дело об  оскорблении  величества  Приходится  подчеркнуть,  что  мы  вас
поддерживаем и поощряем.
   - Для меня лучшая награда, - воскликнул Дидерих, - что имя  мое,  имя
ничем не примечательного  бюргера,  напечатанное  в  "Локаль-анцейгере",
предстанет пред светлейшие очи его императорского величества!
   - Ну, а теперь возьмите-ка сигару, - сказал Вулков, и Дидерих  понял,
что начинается деловая часть беседы.
   Уже в пылу восторженных чувств у него мелькнуло сомнение, не  кроется
ли за вулковской милостью  совершенно  особая  причина.  Дидерих  пустил
пробный шар:
   - Ассигнования на постройку железной дороги до Раценгаузена город все
же одобрит.
   Вулков помотал головой.
   - Ваше счастье. А то у нас есть более  дешевый  проект,  по  которому
Нетциг вообще останется в стороне, помните это.  Так  что  позаботьтесь,
чтобы ваши гласные не чудили. Ну,  а  когда  вынесете  решение  снабжать
током имение Квицин?
   - Магистрат против этого. -  Дидерих  воздел  руки,  как  бы  моля  о
пощаде. - Для города это убыточно, а господин фон Квицин не  платит  нам
никаких налогов... Но я, как националист...
   - Я бы этого просил. Иначе мой кузен господин фон Квицин  возьмет  да
построит  себе  собственную  электрическую  станцию,   ему   это,   сами
понимаете, обойдется недорого: в имение моего кузена ездят охотиться два
министра... И тогда он собьет ваши цены на электричество в Нетциге.
   Дидерих выпрямился.
   - Господин регирунгспрезидент,  я  готов,  врагам  наперекор,  высоко
держать в Нетциге знамя национализма. - И понизив  голос:  -  От  одного
врага мы можем немедленно избавиться, от врага особенно злостного -  это
старый Клюзинг из Гаузенфельда.
   - От этого? - Вулков презрительно ухмыльнулся. - Он у меня ручной. Он
поставляет бумагу для окружных газет.
   -  А  уверены  ли  вы,  что  он  не  поставляет  еще  больше   бумаги
неблагонамеренным газетам? Прошу прощения, но  на  этот  счет,  господин
президент, я, пожалуй, все-таки информирован лучше.
   - "Нетцигский листок"  стал  теперь  более  надежен  с  точки  зрения
национализма.
   - Да, конечно... - Дидерих многозначительно кивнул. - С  того  самого
дня, как старик  Клюзинг  вынужден  был  передать  мне  часть  поставок.
Гаузенфельдская  фабрика,  сказал  он,   перегружена.   Разумеется,   он
опасался,   что   я   сговорюсь   с    какой-либо    из    конкурирующих
националистических газет. А  быть  может...  -  Дидерих  снова  выдержал
выразительную паузу, - господин президент предпочтет передать заказы  на
бумагу для окружных газет националистическому предприятию?
   - Значит... вы поставляете теперь бумагу для "Нетцигского листка"?
   - Я никогда не поступлюсь  своим  националистическим  образом  мыслей
настолько, чтобы поставлять бумагу газете, пока она содержится на деньги
свободомыслящих.
   - Ну и прекрасно. - Вулков уперся кулаками в ляжки.  -  Все  понятно,
можете не распространяться на этот счет. "Нетцигский листок"  вы  хотите
заграбастать для себя целиком  да  еще  и  окружные  газеты  прихватить.
Вероятно, не откажетесь и от поставок правительству. Что еще?
   - Господин президент, - деловито ответил Дидерих, - я не какой-нибудь
Клюзинг,  я  с  крамольниками  на  сделки  не  иду.  Если  бы  вы,   как
председатель  Библейского  общества  ,   захотели   оказать
поддержку моему предприятию, смею надеяться, что  дело  национализма  от
этого только выиграло бы.
   - Ну и прекрасно, - повторил Вулков и подмигнул.
   Дидерих выложил свой козырь.