Но Кетхен закусила удила:
   - В таком случае поторопись, не то я опережу тебя и повсюду раззвоню,
что не ты, а я нашла эту дверь и застукала здесь вас обоих.
   В ответ Густа только заморгала. Тогда  Кетхен,  внезапно  протрезвев,
прибавила:
   - Должна же  я  думать  о  своей  репутации,  для  тебя-то  все  это,
разумеется, уже не имеет значения.
   Дидерих встретился глазами с  Густой,  взгляд  его  скользнул  по  ее
фигуре и нашел сверкавший  на  мизинце  бриллиант,  который  они  вместе
выудили в тряпье. Он рыцарски улыбнулся,  а  Густа  покраснела  и  почти
вплотную придвинулась к нему, точно хотела прильнуть. Кетхен  кралась  к
дверям. Склонившись над плечом Густы, Дидерих тихо сказал:
   - Однако ваш жених надолго оставляет вас и одиночестве.
   - Ах, что о нем толковать, - ответила она.
   Он еще ниже склонил голову и прижался подбородком к плечу Густы.  Она
не шевелилась.
   - Жаль, - сказал он и так неожиданно  отступил,  что  Густа  едва  не
упала.
   Она вдруг поняла, что ее положение коренным  образом  изменилось.  Ее
деньги уже не козырь, цена такому мужчине, как  Дидерих,  куда  выше.  В
глазах ее появилось жалкое выражение.
   - На месте вашего жениха, - сдержанно сказал Дидерих, - я  действовал
бы иначе.
   Кетхен  с  величайшей  осторожностью  прикрыла  за  собой   дверь   и
вернулась.
   - Знаете, что я вам скажу? - Она приложила палец к  губам.  -  Третье
действие началось и, думаю, давно уже.
   - О боже! - сказала Густа, а Дидерих заключил:
   - Значит, мы в ловушке.
   Он обшарил стены, ища запасной  выход:  даже  отодвинул  кушетку.  Не
найдя второй двери, он рассердился:
   - Это и вправду настоящая ловушка. И ради такого вот  старого  барака
господин Бук обошел при реконструкции эту улицу. Он у меня дождется, что
я ее снесу! Мне бы только в гласные пройти!
   Кетхен хихикнула:
   - Чего вы злитесь? Здесь очень мило. Что хочешь, то и делай.
   И она прыгнула через кушетку. Густа вдруг оживилась и последовала  за
ней. Но она зацепилась и застряла. Дидерих  подхватил  ее.  Кетхен  тоже
повисла на нем. Он подмигнул обеим.
   - Ну, что теперь?
   - Предлагайте, - сказала Кетхен. - Вам и карты в руки! Мы друг  друга
теперь узнали.
   - И терять нам нечего, - сказала Густа.
   Все трое прыснули со смеху. Но Кетхен пришла в ужас:
   - Дети, в этом зеркале я похожа на свою покойную бабушку.
   - Оно совсем черное.
   - И все исцарапано.
   Они прильнули лицами к стеклу  и  в  тусклом  свете  газового  фонаря
увидели на стекле старые даты, сдвоенные сердца, вазы, фигурки амуров  и
даже  могилы,  и  на  каждом  рисунке  -  какое-нибудь  восклицание  или
ласкательное имя. Они с трудом разбирали слова.
   - Здесь на урне... нет, что за чушь! - воскликнула Кетхен. -  "Теперь
лишь мы познаем страдание". Почему? Только потому, что они попали в  эту
комнату? Вот ненормальные!
   - Зато мы вполне нормальны, - заявил Дидерих. - Фрейлейн Густа, дайте
ваш бриллиант!
   Он  нацарапал  три  сердца,  сделал  надпись  и  предложил   девушкам
прочесть. Когда они с визгом отвернулись, он гордо сказал:
   - Недаром же комната зовется "Приют любви"!
   Внезапно у Густы вырвался крик ужаса:
   - Там кто-то подсматривает!
   И правда, из-за зеркала высовывалось мертвенно-бледное лицо!.. Кетхен
бросилась к дверям.
   - Идите сюда, - позвал Дидерих. - Это же нарисовано.
   Зеркало с одной стороны отделялось от стены, он повернул его немного.
И теперь стала видна вся фигура.
   - Это все та же пастушка, которая прыгала через ручей!
   - Все уже свершилось, - сказал Дидерих, так  как  пастушка  сидела  и
плакала. На задней стенке зеркала виден был удаляющийся пастушок.
   - А вот и выход! - Дидерих  показал  на  полоску  света,  проникавшую
сквозь щель, и пошарил по стене. -  Когда  все  свершилось,  открывается
выход. - С этими словами он прошел вперед.
   - Со мной ничего еще не свершилось, - насмешливо  бросила  ему  вслед
Кетхен.
   - И со мной тоже... - печально проронила Густа.
   Дидерих  прикинулся  глухим,  он  установил,  что  они  находятся   в
маленьком  салоне  позади  буфета.  Поспешно  добравшись  до  зеркальной
галереи, он смешался с толпой, только что хлынувшей из зрительного зала.
Публика еще была под впечатлением  трагической  участи  тайной  графини,
которой все же пришлось соединиться узами брака с учителем музыки.  Фрау
Гарниш, фрау Кон, теща бургомистра -  у  всех  были  заплаканные  глаза.
Ядассон, уже без грима, явившийся пожать лавры, встретил  у  дам  плохой
прием.
   - Это вы во всем виноваты, господин асессор! Она все-таки ваша родная
сестра!
   - Простите, сударыни! - И Ядассон произнес речь в защиту своих  прав.
Ведь он законный наследник графских владений!
   Мета Гарниш сказала:
   - Но у вас был слишком вызывающий вид!
   Тотчас же все взгляды устремились на его уши; послышались  смешки.  И
Дидерих, в предчувствии близкой мести,  со  сладостно  бьющимся  сердцем
взял под руку Ядассона, пронзительным голосом вопрошавшего,  в  чем  же,
наконец, дело, - и повел его туда, где президентша,  прощаясь  с  Кунце,
выражала майору свою живейшую признательность за его услуги, которые так
способствовали успеху пьесы. Увидев Ядассона, она попросту показала  ему
спину. Ядассон так и примерз к полу,  Дидерих  не  мог  сдвинуть  его  с
места.
   - Что с вами? - осведомился он с наигранным участием. - Ах  да,  фрау
фон Вулков. Вы ей не понравились. Прокурором, сказала она, вам не  быть.
Очень уж торчат у вас уши.